Он вырастил дочь сам. Его жена, Тейлал, ушла, когда девочке едва исполнилось три года…

Тогда Аторе выиграл войну с туарами – он дотронулся до перебитого носа – не такая уж большая личная плата за победу, городу досталось гораздо больше. Крепостная стена зияла брешами, ратуша стояла без крыши – смола с катапульты прожгла ее насквозь, университет лишился трех башен и витражных окон. Весь город покрылся язвами разрухи.

Аторе взял в плен сотни туар, их руками он и восстановил Альберу. Решил – справедливости ради они должны исправить то, что так яростно уничтожали. И наверняка все та же справедливость толкнула его на встречу с безумной туаркой.

На парапете заново отстроенной башни, балансируя на каблуках, стояла смуглая девушка, замысловато сплетенные косы разметались по плечам. Она повернулась, гордо вскинула голову, протяжно выкрикнула что-то ему в лицо. И занесла ногу над пустотой. Миг – и девушка прыгнет. Аторе рванул сквозь толпу, ухватился за камни, полез вверх.

Он удержал Тейлал от шага в пропасть. Через полгода она стала его женой, а еще через год у них родилась дочь Ана. Но Тейлал не смогла отказаться от свободы и ушла в ночь, оставив короткую записку: «Не ищи».

Ему никогда не понять туар – дикий, необузданный народ. Они приносят жертвы звезде Зер – самозабвенно мстят саламанкеро за прошлое. Время утекает песком, но ничего не меняется, туары и саламанкеро стоят по разные стороны цитадели…

Аторе быстро оделся, спустился, вышел за порог – лицо обожгли снежные крупинки. Он запахнул плащ, потянулся к пряжке. Кош разрази эту немощь – руки не слушались, скрюченные пальцы еще долго возились с застежкой.

Ветер гнал облака снега над пустынной площадью. Несмотря на утреннее время, над лавками горели фонари – тяжелая грязная туча не оставила солнцу ни одной лазейки.

В небе жалобно крикнула картьяра. Аторе прислушался – нет, не его птица, несет новости кому-то другому.

– Эй, добрый человек, пожалуйте старику-бедняку пару звонких тенаро1!

Аторе раздраженно развернулся, каблуки вспороли хрустящий снег. С каких пор в Альбере завелись попрошайки? Он открыл было рот прогнать бедняка, но поднял голову и осекся. На Аторе смотрел древний старик. Тусклые больные глаза в сети морщин. Желтые, жидкие пряди неопрятно торчат из-под туарской чалмы. Уродливо скривился набок перебитый нос. Старик поклонился и отступил назад. Екнуло больное сердце – перед Аторе раскланивался двойник, годами так десятью постарше.

Давно тени не захаживали в Альберу…

Он собрался, настраиваясь на защиту. С губ слетели забытые ритмы. Тень дрогнула, сквозь ее дымный силуэт пробился огонек фонаря, что висел над лавкой булочника напротив. Тень загустела, налилась силой. Аторе повысил голос, но ритмы не помогали.

– Так монеток жалко? – проскрипел старик-тень и затрясся в беззвучном смехе.

– Ты и горсти пыли не стоишь. Зачем пришел?

Если Чужак к нему зачастил, и Аторе выдерживает его визиты, почему бы не поговорить с тенью? Неприятно, но терпимо. Он поморщился, перед глазами поплыли круги – надо побыстрее заканчивать. К настоящему саламанкеро никогда не придут тени, если сам он их, конечно, не позовет. А вот Аторе чужая сила полюбила, как своего.

– Девять месяцев осталось, добрый человек, попомни мое слово, – старик сплюнул, кровавая роза расползлась по снегу, – конец слугам судьбы, конец…

Старик заковылял прочь, заметно прихрамывая на левую ногу. Дошел до ратуши и растворился в стене.

Аторе оторопело смотрел вслед. Тени и раньше проходили сквозь стены – это не новость. Скверно другое – старик не предложил сделку. Но тени никогда не являются просто так. А значит, договор состоялся, только он не понял еще, что отдал.

Ветер сбросил капюшон, насыпал снега за шиворот, Аторе очнулся и заспешил к ратуше. Нащупал в кармане ключ, открыл дверь во внутренний двор. Еле сдерживая нетерпение, пересек заснеженные аллеи. В глубине сада его ждал старый мейз Соккело – ровесник Альберы, а может, и старший брат. Вечнозеленый кустарник расступился, с готовностью принял Аторе.

Направо, поворот, дальше вперед мимо ложного хода, снова направо. Он знал мейз наизусть. Не просто знал – чувствовал. Грош цена саламанкеро, если тот не поладил с Соккело. А были и такие. Добраться до дерева через сеть ходов, большая часть которых вела в тупик, удавалось не каждому – мейз доводил бедняг до исступления, заставлял кружить на одном месте часами. Некоторые, обезумев, бросались напролом через зеленицу и расплачивались язвами по всему телу. Несмотря на безобидный вид, листья кустарника были ядовиты.

Его самый способный и самый любимый ученик Барбо Баке не раз штурмовал Соккело, прежде чем дошел до сердцевины. Но дерево так и не открылось старательному Баке…

Тоненький стебель едва доставал Аторе до груди. А ведь растет дерево не сто и не двести лет. По преданиям саженец привезли эпоху назад из павшей цитадели – с родины саламанкеро, которой больше нет.

Он смел снег с круговой скамейки, опустился на расчищенное место. Согрел руки дыханием, прикоснулся к веточке, и та доверчиво потянулась навстречу. Теплая волна качнула Аторе, он закрыл глаза, откинулся на спинку скамейки.

Громко бьется сердце матери, он может родиться и может сразу же умереть. «Мальчик, живой!» – кричит повитуха, мир взрывается светом и звуками. Выбор сделан, первая развилка пройдена…

Ему два года, он выбегает на улицу. «Аторе!» – няня идет следом. Он оглядывается, пятится назад. Перед самым носом бьет копытами ошалелый конь. Судьба меняется, ветка дает новый побег…

Сумасшедшая туарка стоит на стене, миг замешательства – и он карабкается на башню…

Выборы, развилки, снова выборы…

Аторе открыл глаза – он был внутри дерева. Тоннель излучал мягкое тепло, мерцали крылья облюбовавших кору жуков. Он встал, двинулся вперед, раздумывая над словами тени. Должен быть способ спасти гильдию. Тени всегда играют на слабостях. И Чужак – тоже.

После развилки Аторе по наитию свернул налево. Дерево под ногами проваливалось, превращаясь в труху, да и жуков поубавилось – идти стало труднее. Плохой тоннель, неправильная ветка.

К тому же тоннель становился все ниже, и Аторе пришлось согнуться в три погибели. Впереди снова мелькнула развилка. Он, не думая, выбрал правый поворот. Воздух пропитался сыростью, стены набухли, под ногами захлюпали лужи. Куда же его несет…

За спиной осталось не меньше пяти развилок. В другое время Аторе давно бы повернул назад. Задача обещала быть не из легких. Любое вмешательство в судьбу было подобно камню, брошенному в тихую воду – на гладкой поверхности реки-жизни появлялись круги-последствия. В том и состояло искусство саламанкеро, чтобы поднять как можно меньше волн и одновременно добавить еще один камешек-событие в коллекцию судьбы. И если перемены грозили штормом, дерево сопротивлялось, вело по гнилым веткам, а то и вовсе схлопывало ходы. И не дай Кош саламанкеро оказаться в это время внутри тоннеля. Здесь звезды не помогут. Но он задал вопрос, и дерево пока пропускает его. Значит, надо идти дальше.

Жуки исчезли совсем, приходилось идти на ощупь. Снова развилка, поворот.

Щеку обжег морозный ветер, по глазам резанул яркий солнечный свет.

Аторе вывалился из тоннеля на обледенелую пристань, отметил место, где воздух шел рябью, запомнил детали. Рядом большой валун, под ним валялось перо чайки, на мерзлом песке следы.

Две девушки лет пятнадцати, крепко держась за руки, осторожно ступали по тонкому льду. Лед шел трещинами, девицы на миг останавливались и продолжали идти.

Татуировка на запястье – клеймо Чужака и отличительный знак саламанкеро – набухла, начала пульсировать.

– Гляди, Мариза, гляди! Что-то мелькнуло! – звонко крикнула румяная девушка, кровь с молоком.

Она схватила подругу за локоть, напряженно всматриваясь вперед.

– Ох, Брайди, я ничего не вижу. Пойдем отсюда! Не ровен час утонем! – серьезное лицо худощавой спутницы вытянулось, она шагнула назад.