- Если, - говорю, - серьёзно, то как позволите называть вас, ми-лая миледи, на самом деле? И какой факт вы мне теперь заготовили?
Она опять весело смеётся, но как-то фальшиво, и мне отвечает:
- На самом деле зовут меня Маквала. Так и в паспорте моём записано. Могу показать, если не веришь.
У меня сразу на сердце отлегло, чего это я, думаю, спьяну наго-родил? Семь верст до небес и всё лесом. Обычное дело, если вдумать-ся, а не плести околесицу с бухты-барахты. Не понравилось девочке имя, которые ей родители дали при рождении и придумала себе новое, покрасивше, а то Маквала, действительно, какое-то не очень благо-звучное имечко. А сам, между тем, говорю, чтобы её ободрить:
- По-моему, - говорю, - очень хорошее имя, главное - необычное, зато красивое. И что оно означает?
- Оно переводится на русский язык как Ежевика.
- Господи! - воскликнул я. - Да ведь это просто восхитительно! Чудо просто! Можно я теперь тебя буду звать Ежевика? Ежевика из Бакуриани.
- Да ради бога, пожалуйста, хоть горшком назови, только в печку не ставь, - и опять смеётся журчащим смехом. - Маквала, действитель-но, редкое имя, считается, что все Маквалы большие недотроги.
И зубки её влажные белеются в ночном Тбилиси.
Я вообще считаю, что самая красивая часть у женщин это их зубы, конечно, без кариеса, и мне всегда хочется их целовать. Поэтому я спросил у Ежевики, хотела бы она поехать со мной в Москву. Просто так спросил, без всякой там задней мысли. Она ответила сразу, почти не задумываясь:
- Конечно, о чём ты спрашиваешь. Очень хочу. Особенно хочу увидеть Кремль и Красную площадь. И Мавзолей, где лежит Ленин. Но пока это невозможно. Зато завтра мы поедем с тобой в древнюю столи-цу Грузии Мцхета, и я покажу тебе Светицховели и Джвари. И всё тебе расскажу про эти древние памятники.
Проводив Нонну до подъезда её дома, я зашагал обратно к себе, в гостиницу "Сокартвело", будто летел на крыльях. И всё повторял про себя: "Ежевика! Ежевика! Ежевика из Бакуриани!".
XXXIX
Ночью мне пришла в голову одна шальная идея, и я проснулся утром рано уже с готовым решением. Наскоро умывшись, я спустился вниз, в регистратуру, и заказал разговор с Москвой. Ждать пришлось недолго, и скоро меня пригласили в переговорную кабину. Связь была отвратительной, и мне приходилось буквально орать, чтобы мама поняла, что я хочу сказать. Несмотря на то, что администрацией были потрачены значительные средства (не уверен, что они были потрачены только на ту цель, о которой я говорю) на звукоизоляцию, меня хорошо слышали не только телефонистки, но и все, кто находился в рецепции. Отступать мне было некуда, за мною была Москва, и я махнул рукой. Сквозь хрипы ко мне прорвался издалека голос мамы:
- Ты стал очень редко звонить.
- Я вообще звоню тебе первый раз.
- Вот я и говорю: редко. Что-то случилось?
- Ничего не случилось. Я просто звоню, чтобы узнать, всё ли у вас в порядке. Как папа?
- Нормально. Он съел прокисший суп, и у него обострилась язва?
- Мама.
- Я тебя слушаю.
- Что, если я прилечу не один, а с девушкой. Вы с папой не буде-те возражать?
- Конечно, нет. А где она будет спать?
- Она на моём диване, а я на полу. Но это не навсегда. Я просто хочу показать ей Москву, Красную площадь и Мавзолей. Где Ленин.
- А как её зовут?
- Это не простой вопрос. Её зовут Нонна, но это не совсем точно, потому что её зовут Маквала.
Мне было слышно в трубку, как мама поперхнулась.
- Хорошее имя, - с трудом выговорила она.
- Но и это не точно, потому что по-русски её зовут Ежевика.
- Как?
- Е-же-ви-ка. Поняла?
- Поняла, поняла. Я очень рада. Она красивая?
- Кто?
- Девушка.
- Прилетим - увидишь.
- Значит, красивая, - сказала мама тихо. - Когда вы прилетаете?
- Постараюсь купить билеты на завтра...
В это время в трубке раздался щелчок, связь оборвалась, и жен-ский голос с сильнейшим грузинским акцентом в моей переговорной кабине гнусаво объявил:
- Ваше время три минуты истекло. Эсли хотите продолжить раз-говор, пожалуйста, оплатите новое время. Можно оплатить новое три минуты, но не меньше одной.
Я не стал продлевать разговора, ибо всё, что я хотел сказать своей маме, уже было сказано. Но меня всё же задело, что разговор был так бесцеремонно прерван, как будто я был похож на того, кто не стал бы оплачивать дополнительные жалкие минуты, необходимые, чтобы хотя бы вежливо попрощаться. Обозлённый тем, что мне пришлось громко разговаривать из-за плохого качества связи, и, следовательно, все телефонистки и все, кто ждал своей очереди в зале междугородных переговоров, слышали мой жалкий лепет про Ежевику, а также тем, что разговор был так внезапно прерван, я вышел из кабины, с покраснев-шими ушами, и решительно направился к окошку в стеклянной пере-городке, за которой сидели телефонистки, чтобы высказать им свое не-годование. И тоном, исполненным сарказма, я задал им такой язвитель-ный вопрос:
- Не подскажете ли вы мне, милые дамы, где поблизости нахо-дится транспортное агентство?
Одна из них, в чёрных наушниках, блестевших так же, как её смоляные волосы, поминутно вставляя и вынимая из гнёзд телефонно-го стенда блестящие наконечники с тянущимися от них проводами, по-хожими на ужей, сняла наушники и обратила своё недовольное лицо ко мне. Я был вынужден повторить свой вопрос, но уже без сарказма. Она посмотрела на меня с живым юмором в красивых грузинских глазах и довольно внятно проговорила:
- Центральное агентство находится рядом с железнодорожным вокзалом. Но в нашей гостинице есть филиал. Если вы желаете, то мо-жете купить билеты на самолёт здесь. Это будет стоить чуть дороже, зато вам не придётся тащиться через весь город.
Я поблагодарил её, высказав крайнее удивление таким удобством обслуживания гостей отеля, и поспешил в соседнее помещение, где находился филиал агентства Аэрофлота. И, недолго раздумывая, купил два билета на завтрашний рейс, вылетающий в Москву в шесть часов вечера. В то время купить билет на самолёт было довольно просто, дос-таточно было назвать только фамилию, имя и отчество. Вовремя мне Нонна сообщила своё настоящее имя - Маквала. Фамилию и отчество её я знал. "Ну вот, - сказал я сам себе, - Рубикон перейдён. Возврата нет. Завтра мы вместе летим в Москву".
Ежевика уже ждала меня в зале гостиницы, где находилась регистратура и стояли глубокие кожаные кресла.