Вино лилось рекой и оказывало на сидящих за столом людей своё кол-довское действие. Я сильно захмелел, язык мой развязался и расхрабрился, я обратился к Гуге, попросил алаверды и заявил, что желаю сказать тост. Гуга, естественно, кивнул в знак согласия, я поднялся со своего места, держа в руках стакан с "Алазанской долиной", все замолчали, навострив уши.
- Дорогие друзья! - начал я, чуть качнувшись, но тут же выпрямив-шись. - Я хочу предложить тост за женщин. Женщины являются основой нашей жизни. Если бы не было женщин, нас, мужчин, не было бы вообще. Мы давно бы вымерли, как мамонты. Точнее как папонты. Дарвин сказал, что человек произошёл от обезьяны. Я не сомневаюсь, что он имел при этом в виду мужчин. А женщин создал бог, и этот бесспорный факт является главным доказательством его существования, потому что такое совершенство природы как женщина мог создать только бог. Я предлагаю выпить за женщин вообще и за маму Нонны и её бабушку, в частности, которые орга-низовали этот прекрасный стол и приготовили чудесные кушанья, которыми мы наслаждаемся. Я предлагаю выпить за присутствующих здесь трёх гра-ций: Шуру, Муру и Нонну. Если бы я был Парисом, и мне предложили бы отдать яблоко самой прекрасной из них, то, пусть на меня не обижаются Шу-ра и Мура, я бы отдал это яблоко Нонне. Выпьем же за прекрасных женщин, пусть они всегда украшают нашу жизнь! Ура!
- Ура-а! - закричали Вадик Савченко и Толя Дрынов, а остальные про-молчали, видно, им не понравилось противопоставление женщин и мужчин.
Но всё же все выпили, раз уж возник тост. Я сел на место, недовольный собою. Надо было сказать не так, думалось мне. Но слово не воробей, ска-занное не воротишь. Нонна, сидевшая рядом со мной, многозначительно промолчала, и мне показалось это обидным. Я даже надулся. Случилась оче-редная пауза. И тут для всех неожиданно поднялся Андраник, отличавшийся крайней молчаливостью, возможно, потому что совсем плохо говорил по-русски. Он густо покраснел и сказал негромко:
- Женя и Нонна! - и добавил что-то по-армянски.
- Что он сказал? - спросил я у Нонны.
- Ничего особенного, - ответила она с деланным безразличием, пока-зывая этим, что не склонна развивать эту опасную тему.
- И всё-таки, - упёрся я, как обиженный мальчишка, от которого хотят скрыть что-то взрослое.
- Точный перевод я не могу тебе воспроизвести, но смысл такой, кото-рый близок к русскому пожеланию: "совет да любовь".
У Вадика был отличный слух, он услышал наш разговор с Нонной и заорал, как будто его кольнули шилом в задницу:
- Горько! Горьк-а-а!
Толя Дрынов подхватил эту свадебную кричалку, дико несуразно хохо-ча. Остальные, заметив строгий взгляд Нонны, промолчали. Я показал Вади-ку и Толе кулак, потрясая им, и они сразу осеклись, словно порвалась струна гитары. Чтобы как-то разрядить возникшее неловкое напряжение, Шура и Мура предложили:
- Друзья, давайте попросим Нонну спеть.
Она сразу согласилась, пересела на стул, стоявший возле пианино, взя-ла гитару и попросила Гугу ей аккомпанировать. Он послушно занял место перед пианино на вращающемся круглом стуле, открыл крышку и начал свободно перебирать аккорды, словно это спортсмен, который разогревается перед выходом на ковёр.
- Что будем петь, - сказала Нонна без вопросительной интонации, как бы раздумывая вслух.
- Светлячок! - закричал Вадик Савченко, потому что был уверен, что сможет подпевать. - Светлячок!
Нона пощипала струны, нащупывая общую тональность с пианино, и запела негромко, как бы по-домашнему.
Чемо цицинатела,
Дапринав нела-нела,
Шенма шорис натебам,
Дамцва да даманела.
Анатеб да карги хар -
Маграм ме рас маркихар.
Чёми ико ис минда,
Шен ки схвисхен грабанхар.
Было очень смешно, но Вадик пытался неловко подпевать, чтобы за-помнить грузинские слова, постоянно сбивался и не попадал в такт. Толя Дрынов хихикал, дёргал Вадика за рукав, но Вадик от него отмахивался, недовольно хмурился, показывая всем своим видом, чтобы тот ему не мешал. Когда песня закончилась и музыканты продолжали вхолостую перебирать аккорды, Шура и Мура попросили Нонну и Гугу спеть дуэтом новую тогда песню "Тбилисо". И они запели очень вдохновенно, но тихо:
Тбилисо, мзис да вардебис мхарео,
Ушенод сицоцхлец ар минда,
Сад арис схваган ахали варази,
Сад арис чагара мтацминда!
Такой лазурный небосвод,
Сияет только над тобой,
Тбилиси, мой любимый и родной.
Расцветай под солнцем, Грузия моя,
Ты судьбу свою вновь обрела,
Не найти в других краях таких красот,..
Они чередовали куплеты то на грузинском, то на русском, и пение бра-та с сестрой было таким красивым, что все мы, слушатели, разогретые вином, невольно заслушались, не проронив ни звука. Я даже забыл, что я влюблён, и поглядывал на Нонну не как на предмет своей влюблённости, а как на нечто божественное, как будто это была просто икона. Ах, как они пели! Мурашки бегали у меня по спине, силясь догнать друг друга. Когда песня закончилась, все хлопали и выражали восторг разными признательными словами.
- Может быть, споём что-нибудь вместе? - спросила Нонна, продолжая легонько пощипывать струны и проигрывать аккорды. - Вадик, вы знаете какую-нибудь грузинскую песню? Или вы, Толя? Или вы, Женя?
- Я знаю только "Сулико", сказал Вадик.
- Я тоже, - сказал Толя Дрынов.
- А я помню лишь припев: "где же ты, моё Сулико?", - сказал я, вызвав негромкий принуждённый смех.
- Ну, что ж, - согласилась Нонна, - споём "Сулико", это хорошая песня. Только тихо, - она приложила палец к губам, - а то мой папа с младшей дочкой, моей сестрёнкой, и моя бабушка уже спят. Одна только мама ещё хлопочет.
- Тогда давайте не будем петь, - воспротивился я.- Нехорошо шуметь, когда в соседних комнатах спят люди. Споём в другой раз.
Нонна и Гуга как-то особенно быстро согласились и сразу пре-кратили игру на музыкальных инструментах. Гуга осторожно прикрыл крышку пианино, Нонна отложила гитару в сторону, и брат с сестрой вернулись на свои места за столом.
- Уже поздно, - сказали Шура с Мурой, - пора по домам. У нас завтра рабочий день.
Со стола уже были убраны все тарелки с остатками недоеденной пищи, вместо них стояли чашки с кофе, сваренным по-турецки.
- Восхитительный кофе! - похвалил Вадик, давая понять, что он большой дока не только в коньяках.
- Да уж, - поддержал Вадика Толя. - После такого кофе долго не заснёшь, у меня уже кружится голова.
- Ничего, - сказали Шура с Мурой, - пока доберётесь до гостиницы, всё пройдёт.
Все торопливо допили кофе и задвигали стульями, готовясь на выход. Пришла мама Нонны, все её благодарили и с ней прощались. Вскоре шумная компания высыпала на улицу и направилась в сторону гостиницы "Сокартвело". По мере того, как мы шли по ночному Тби-лиси, всей грудью вдыхая свежий воздух, наша компания редела, от неё откалывались куски и кусочки, так что к нашей гостинице дошли толь-ко мы, трое москвичей, Нонна и Гуга. Мы долго прощались с нашими грузинскими друзьями, Нонна говорила:
