Слово "будет", произнесённое Нонной, меня вдруг напрягло. Что это ещё такое: будет? Когда будет? Разве уже всё решено? Но я промолчал.

- Мой папа вообще какой-то не характерный грузин. Он не умеет при-спосабливаться и называет себя "белой вороной". Не знаю, как дело обстоит в других республиках, но в Грузии многое связано с мздоимством. Мне кто-то рассказывал, что в дореволюционной имперской России, в состав которой, как известно, входила некогда Грузия, существовал такой анекдот: проситель обращается к чиновнику с какой-нибудь надобностью, тот долго изучает во-прос и говорит просителю - надо ждать. И тот ждал. Пока ему умные люди не подсказывали, что чиновник говорит не "надо ждать", а "надо ж дать". Так вот мой папа в этом отношении настоящий ригорист. Он никогда не да-вал взяток и уж, естественно, ни от кого их не брал.

- Я что-то не врубаюсь: какие могут быть взятки при обычном строи-тельном проектировании? - засомневался я.

- Как это какие? - возразила Нонна. - Мздоимство может приобретать самые невероятные формы. Я плохо разбираюсь в ваших проектных делах, но слышала, как папа рассказывал моей маме, что у них в институте, напри-мер, широко распространён такой метод. Существует правило, что если кто-то вносит рацпредложение, то ему полагается за это определённое вознагра-ждение. Так вот. Конструктор, разрабатывая проектное решение, заранее де-лает его не самым оптимальным. И тут же готовит рацпредложение. И пред-лагает сообщнику внести его от своего имени, а вознаграждение поделить.

- Ну, это не совсем мздоимство, скорее уж, мелкое жульничество. Надо будет взять такой красивый метод, - пошутил я, - себе на вооружение.

- Я понимаю, что ты шутишь. Не вздумай шутить так при моём папе. Он вообще считает, что строительство и проектирование - это золотая жила для тех, кто путает свой карман с государственным.

Я опять напрягся. Наша ознакомительная беседа стала напоминать мне семейный разговор. По-моему, это пока преждевременно, подумал я. Вроде бы ещё ни слова не было сказано о возможной встрече с папой. Я спросил:

- А кто ещё живёт в вашей квартире?

- Моя мама, - ответила Нонна. - Её зовут Тамара. Она учительница. Преподаёт русский язык и литературу. Она окончила Московский педагоги-ческий институт. Далее с нами живёт её мама, моя бабушка, она армянка, я тебе уже говорила об этом. Зовут её Каринэ, повторяю, чтобы ты не забыл, она уже старенькая, но ещё крепкая, помогает маме по дому. Она умеет гото-вить изумительную долму, это такие голубцы в виноградных листьях. Посмотрю, как ты будешь облизываться, когда попробуешь её долму. Это что-то восхитительное!

"Ну, что? - подумал я не то с радостью, не то с огорчением. - Кажется, всё идёт к тому, что пора делать предложение". А Нонна продолжала:

- Ещё мой брат Гуга, ты с ним хорошо знаком, наша младшая сестрён-ка Лия, она учится в четвёртом классе, и я. Вот и вся наша семья.

- Ну, что ж, с этим мы, кажется, разобрались. Теперь скажи мне, по-жалуйста, Нонна-кха, собираешься ли ты продолжить своё образование и кем ты собираешься стать? Когда вырастешь совсем большой.

- Я ещё не решила.

- Вот как. И что, нет никаких намёток?

- Об этом мы поговорим позже.

- Хм.

За разговорами мы и не заметили, как дошли до трамплинов. Там в это время тренировались прыгуны. Мы присели на трибуне, смахнув с лавок снег, и стали смотреть прыжки. Это было очень красиво. Я всё ждал, не поя-вится ли легендарный Коба Цакадзе, но, если бы он даже и появился, я всё равно этого не понял бы, так как никто ничего не объявлял, это была обычная рядовая тренировка. Прыгун разгонялся, низко присев. На столе отрыва он резко выпрямлялся, убирал руки назад и - летел. Было слышно, как часто трепещет его одежда. Приземляясь, он делал широкую разножку, громко шлёпнув лыжами на горе приземления, и начинал торможение, совсем как мы, горнолыжники, методом бокового соскальзывания.

- Ты бы так мог прыгнуть? - спросила Нонна, и в голосе её мне послышалась тревога.

- С больной ногой? - уточнил я.

- Нет, конечно. Не сейчас, а вообще.

- Нонна-кха! Я тебе сейчас скажу один вещь, но только ты не обижай-ся. Прыжковые лыжи значительно шире и длиннее слаломных лыж.

- Да? А я думала, что такие же. - Она помолчала. - Прыжки это очень квасиво, - сказала Нонна, - но я боюсь за этих мальчиков. Мне кажется, что если я буду думать, что они сейчас упадут, это может каким-то образом пов-лиять на них, и они, действительно, сейчас упадут и разобьются. Давай уйдём отсюда. Мне становится холодно.

И мы ушли. Я вдруг почувствовал, как моя больная нога стала давать о себе знать, будто она обиделась на меня за то, что я уделяю больше внимания какой-то грузинской девчонке, а не ей. И я стал хромать, чтобы её успокоить.

- Знаешь что, - предложил я Нонне, - возьми одну из моих палок, и тогда я смогу взять тебя под руку. И нам всем станет легче.

- Кому это всем? - спросила Нонна.

- Тебе, мне и моей ноге.

- Шерекили! - сказала Нонна и засмеялась.

Она взяла одну из моих лыжных палок, я взял Нонну под руку, и мы пошли в обратный путь. Нонна с трудом приноровилась к моему ковыляю-щему шагу, и со стороны мы выглядели, наверное, смешно. Вскоре через на-ши куртки ко мне проникло тепло её тела, и я почувствовал себя счастливым. Я сильнее прижался к ней и подумал, что тепло живого тела самое тёплое из всех теплов. Когда мы поравнялись со склоном Кохты, где катались лыжни-ки, мы услышали, как Вадик Савченко крикнул нам с завистью:

- Битый небитого везёт!

Нам с Нонной было не до него, мы не обратили на его крики никакого внимания и осторожно, глядя себе под ноги, продвинулись в сторону турба-зы. Мне ужасно захотелось пить, я не смог дотерпеть до того места, где бы можно было напиться внутри турбазы и стал машинально оглядываться по сторонам. С крыши здания турбазы и с навеса над входом свисали сверкаю-щие под солнцем огромные сосульки. Некоторые из них своей формой напо-минали грузинское лакомство под названием "чурчхела". Я сбил несколько сосулек, до которых мог дотянуться лыжной палкой, подобрал одну из них и стал с наслаждением грызть. Мне ломило от холода зубы, но было так вкус-но, что мне стало казаться, что я грызу чурчхелу.

- Ты с ума сошёл! - захлопотала Нонна. - Прекрати сейчас же, просту-дишься! Тебе не хватает только ангины или воспаления лёгких.

- Ничего, Нонна-кха, с тобой теперь мне ничего не страшно. Мне кА-жется, что теперь я никогда не буду болеть.

Вечером пошёл снег. Тот, кто не видел снегопада в горах, не может се-бе представить, что это такое. Снег валит стеной. Порой чудится, что шеле-стят снежинки, собираясь в хлопья. Перед сном мы опять пошли погулять.

Около входа в турбазу стояло два высоких столба, на одном висел ста-ренький репродуктор времён войны, по которому радист турбазы транслиро-вал музыку и разные объявления местного значения. А на втором столбе ви-сел фонарь, освещавший вход в турбазу. Фонарь представлял собой обычную лампочку, прикрытую сверху железным колпаком, похожим на шляпу китай-ского кули. От этого фонаря вниз падал сноп жёлтого света в виде круглой пирамиды, а в нём падали, кружась и сталкиваясь между собой, крупные снежинки. Поскольку мы находились внизу, а свет падал сверху, снежинки казались нам чёрными, и только приближаясь к земле, они постепенно свет-лели и приобретали свой законный белый цвет. Через вход то и дело сновали туристы, отряхивая с курток и шапочек снег, и сметали его веником с боти-нок, мы отошли в сторонку, под сень мохнатых пихт, где нас уже не было видно. Ветви дерева, хоть и создавали некоторую защиту от снегопада, но всё равно снег нас доставал.