После завтрака мы отправились втроём (при одной потере) на выбран-ный вчера склон, где сохранилась поставленная трасса слалома. Поднялись пешком до гигантской пихты, выбранной нами в качестве старта, и там, под ней, засупонились крепко ремнями. Перед тем как начать первый вольный спуск, я непроизвольно оглядел нижнюю часть склона, вплоть до дороги, но Нонны нигде не было видно. Я расстроился, хотя и уговаривал себя: ну, за-чем тебе нужна эта красивая кукла? А на душе или по сердцу, или где-то там ещё внутри скребли противные кошки-царапки. И опять возник навязчивый мотив: пропадаю я! Пропадаю я! Исчезновение Вадика и отсутствие Нонны подействовали на меня удручающе. Обычное желание лихо скатиться, летая по буграм, сменилось апатией. И я решил на этот раз "поработать" на трассе, вместе с Толей и Лёшей, надеясь взбодриться в соревновании.

Постепенно я разгорячился и даже вошёл в азарт, однако, пройти трас-су без заносов и неуклюжих прыжков мне никак не удавалось, как я ни ста-рался. Я злился на себя, но чем больше я злился, тем хуже у меня получалось. Наконец, эта нудная борьба с самим собой мне порядком надоела, и я вер-нулся к своему привычному, размашистому свободному катанию. Я уже чув-ствовал себя достаточно устойчиво и уверенно, чтобы испробовать на этом, относительно коротком участке склона технику скоростного спуска.

Я выбрал момент, когда намеченный мною для прямого спуска участок освободился от катающихся "чайников", оттолкнулся палками, сделал нес-колько скользящих движений коньковым шагом для разгона, сел "в лягуш-ку", набычив голову и вытянув руки с прижатыми к бокам палками, и устре-мился вниз, делая опережающие прыжки перед буграми (такие прыжки назы-ваются "оптракен"), и старался изо всех сил не распрямляться.

Скорость нарастает всё больше. Теперь главное - не упустить момен-та, когда надо начинать распрямляться во весь рост, раскинуть широко руки, как будто собираешься обнять весь мир, и почувствовать, как грудь упира-ется в ставший плотным, как вода, воздух. Скорость так же стремительно па-дает, как до этого нарастала. Пора отклоняться назад и одновременно выво-дить лыжи поперёк склона, чтобы включить торможение железными кантами методом бокового соскальзывания. И остановиться в конце, подняв сноп искрящихся под солнцем снежных брызг. И перевести дух. Кажется, что про-шла вечность, а пролетели-то всего несколько секунд от начала спуска и до полной остановки. Ух, здорово! Надо ещё повторить. Я огляделся вокруг и увидел поднимающуюся от турбазы к дороге Нонну. И опрометью бросился кверху, часто-часто перебирая ногами, поднимаясь "лесенкой", словно убегая от кого-то. И уже не проскальзывал пижонски лыжами, как обычно, когда поднимаешься не торопясь, одновременно отдыхая. Ну, погоди, краса-вица, твердил я про себя, сейчас я тебе покажу, где зимуют раки, заставлю тебя испугаться. Зачем мне нужно было её пугать, я не понимал, но что-то меня подзуживало озорное.

Добравшись до намеченной линии старта, я оглянулся, запыхавшись, как после быстрого бега. Далеко внизу маячила маленькая, трогательная фи-гурка Нонны. Её сразу можно было отличить от других чинно прогуливаю-щихся по укатанной дороге девиц и молодых людей по пухлым коротким сапожкам с вывернутым наружу мехом. Да, думал я, хорошо смотрится она, чёрт бы её побрал, в этих необычных сапожках. Что-то есть в этом такое - пикантное. Наверное, ей бы подошла ещё лисья горжетка. Может быть, как-нибудь смотаться в этот лисий питомник и купить ей горжетку? Она выска-зывала такое пожелание. Фу! Чёрт! Что за глупые мысли роятся в твоей вскружившейся башке, братец, озлился я на себя. Нечего жевать сопли!

Отдышавшись и собравшись, насколько это было возможно, в комок, я повторил свой предыдущий скоростной спуск. Теперь у меня была цель, и я, как мальчишка, воображал себя пикирующим штурмовиком. Группа прогу-ливающихся вдоль дороги людей так стремительно приближалась, что я едва успел распрямиться, чтобы погасить скорость. За это время Нонна перемес-тилась вправо, и мне пришлось сделать крутой вираж, дабы выйти к наме-ченной цели. Я так сильно отклонился своим телом назад, выставив перед собой поставленные поперёк склона лыжи, пытаясь врезаться тупыми канта-ми в снежный склон, что буквально лёг боком на снег, едва остановившись перед Нонной в полуметре от её сапожек. Она, то ли от испуга, то ли от не-ожиданности, села, охнув, в глубокий сугроб, словно сдутая поднятым мною порывом ветра. И я услышал, как она тихо сказала:

- Шерекили...

- Я твоя не пониме.

- Я сказала по-грузински, что вы - сумасшедший. Или чокнутый. Выбирайте, что вам больше нравится.

Представьте себе теперь картину: ярко светит солнце, я лежу, распро-стёртый, перед сугробом, смотрю на Нонну этаким балбесом, как зачарован-ный, плохо соображаю и часто-часто тяжело дышу, некрасиво разинув рот. А она сидит глубоко в сугробе напротив, вся засыпанная взметённым моими "мукачами" снопом снежных брызг, и болтает сапожками, тщетно пытаясь выбраться из этого треклятого сугроба. Губы её дрожат от обиды, в колдов-ских глазах её сверкают то ли слёзы, то ли тающие снежинки. Я не придумал ничего более подходящего, как пролепетать в полной растерянности:

- Это называется, я дико перед вами извиняюсь, экстренная остановка методом бокового соскальзывания.

- Вот как! - саркастически произнесла она, пытаясь изобразить на мок-ром лице сердитость. - Спасибо, конечно, за науку, но я, кажется, не просила вас просвещать меня таким варварским способом. Вы же могли меня пока-лечить. Или даже совсем убить. Навсегда.

- Ну, что вы, Нонна, такое говорите, - промямлил я, постепенно при-ходя в себя и начиная заискивающе улыбаться. - Я совсем чуть-чуть не рас-считал скорость. Но в любом случае, разумеется, я бы остановился. Даже ес-ли бы мне пришлось для этого переломать себе все ноги.

- У вас что, их много?

- Кого их? - не понял я, насторожившись.

- Ног.

- К сожалению, только две. Простите меня ради бога, Нонна! Я больше так не буду. Никогда. Клянусь!

Нонна перестала хмуриться, но на словах продолжала выказывать мне своё неостывшее недовольство.

- Ну что вы лежите, как на пляже? Помогите же мне подняться. Я за-стряла в сугробе. И помогите мне отряхнуться. Я, наверное, похожа на снеж-ную бабу. Мне не хватает только морковки вместо носа.

Я тотчас вскочил на ноги и, протянув руку, извлёк, поднатужившись, Нонну из сугроба. И стал осторожно отряхивать её от снега своей перчаткой.

- У вас есть сухой носовой платок?

- Кажется, есть. Но он, возможно, не совсем свежий.

- Это неважно. Главное, чтобы он был сухой. Оботрите мне лицо. Кар-ман, где лежит мой носовой платок, забит снегом, как будто я попала в лави-ну. А варежки мои шевстяные стали уже совсем моквые.

Я торопливо достал свой носовой платок, он был изрядно скомканный, но, к моей вящей радости, относительно чистый, и стал им отирать её лицо, как мраморную статую от пыли. Она закрыла глаза, и я нежно протёр ей ве-ки, поражаясь длине её ресниц. Её лицо было так близко к моему, что у меня перехватило дыхание. Мне вдруг неудержимо захотелось поцеловать её в глаза и ощутить своими губами упругую шелковистостьь её ресниц. Но я усилием воли как нельзя более кстати сдержался. Как раз в этот момент, откуда ни возьмись, будто гриб в лесу после тёплого дождя, вырос Гуга.