- Тогда сделаем так: - предложил я, - мы с Дрынчиком пойдём вперёд, займём столик и сделаем мущинский заказ. А вы, Лёша и Вадик, постережёте пока здесь лыжи и подгребайте минут через двадцать-тридцать. К этому времени, я надеюсь, коньяк достигнет нужной комнатной температуры, чтобы почувствовать его восхитительный вкус и аромат.

Никто не заподозрил подвоха, все молча покивали головой в знак одобрения, а Вадик сказал приказным тоном:

- Идёт. Я согласен. Берите только армянский коньяк "пять звёздочек".

- Само собой, дружище. Замётано, - заверил я его. - Комар носу не подточит. Считай - аптека.

И мы с Толей Дрыновым ушли. Напоследок я не утерпел и сделал наставление двоим нашим друзьям, пока остававшимся в купе:

- Когда будете уходить, не забудьте, любезны будьте, вежливо попросить проводницу замкнуть на ключ наше индивидуальное купе.

- Не учи учёного! - крикнул мне вдогонку Вадик Савченко. - Кое съешь чего печёного!

Мы долго добирались с Дрынчиком вдоль вагонов по направлению к паровозу, недалеко от которого, как нам сказали, находился вагон-ресторан. Вагоны чередовались, как нам казалось, хаотично: то купированные, вроде нашего, то мягкие, то плацкартные. В плацкартных пахло несвежими носками, на столиках под окнами спешно раскладывалась немудрёная дорожная снедь. Чувствовалось, что пассажиры уже успели проголодаться и торопились закусить чем бог послал. Нас бросало и покачивало из стороны в сторону, как во время бортовой качки на утлом судёнышке.

В тамбурах нас охватывало лютым холодом, и мы старались как можно быстрее прошмыгнуть через похожие на меха гигантской гармошки соединения вагонов, где раздавался грозный стук буферов, свистал пронизывающий ледяной ветер и железный пол ходил ходуном. Одна часть этого подвижного пола, иногда со скрежетом, налезала на другую, и было страшно попасть нечаянно между ними ногой. И если не перешагнуть широко это опасное место, с ловкостью рыжего у ковра, то, действительно, можно было туда угодить. Но мы упрямо шли и шли к цели, презрев все встречавшиеся на нашем пути трудности.

Мне, признаться, больше по душе ехать поездом, а не летать самолётом Аэрофлота. Во-первых, безопаснее и не так жутко разбиться вдребезги об землю с кошмарной высоты. Хотя, правда, говорят, что по статистике в авариях наземного транспорта гибнущих людей значительно больше, чем при воздушных катастрофах. Но пусть они подотрутся своей статистикой, она мертва по сравнению с живым воображением. А во-вторых, перемещение из пункта "А" в пункт "Б" по земле, существенно ощутимее и намного дольше запоминается. Ты ритмично покачиваешься вместе с вагоном, слышишь беспрерывный дробный стук колёс, видишь, что происходит за окном, и не думаешь ни о каких авариях. А ночью спишь себе без задних ног на жёсткой полке с ватным тюфяком и волглыми серыми простынями, укрытый колючим одеялом и убаюканный стремительным движением враскачку.

Но особенно я люблю вагоны-рестораны. Сидишь, как важный барин, за привинченным к полу столиком, в тепле и уюте и рассеянно глазеешь в окно. Тебе приносят вкусную еду: какой-нибудь горячий борщ со сметаной или сборную солянку с маслинами и каперсами, или жирное наперченное чуть кислое харчо.

И ты, склонившись над столом, хлебаешь это ложкой, предварительно подув на неё нутряным духом, чтобы чуток остудить обжигающее варево. И продолжаешь поглядывать в окно и стараешься ни о чём не думать. И тогда начинает казаться, что, хотя поезд мчится, что есть духу, а время остановилось, и жизнь будет продолжаться вечно.

За окном белым-бело, снега-снега-снега, а в ресторане жарко от еды и дымно от дорогих папирос. И хмель от выпитого спиртного приятно туманит разум, освобождая его не только от тяжких, но и от лёгких дум - этакая безмятежность и свобода, мля, - свобода! О которой можно только мечтать.

IV

Наконец мы с Толей Дрыновым добрались до вагона-ресторана. Об этом нам сразу дали знать божественные ароматы жареного мяса и дымный запах древесного угля, как будто мы попали на жертвоприношение тучного агнца в угоду Вакху. Войдя в длинный, узкий обеденный вагонный зал, мы сразу захватили прямо перед нами освободившийся столик.

Свирепого вида очаровательный кавказец, с пышными усами под хря-щеватым орлиным носом и сине-бритыми щеками, ловко убрал оставшуюся от предыдущих посетителей грязную посуду и вольным движением тореадо-ра, взмахнув прямо перед нашими славянскими носами, сменил залитую ви-ном скатерть на новую. Тоже немного залитую, но в гораздо меньшей сте-пени, так что винные пятна успели уже побледнеть. Расправил скатерть ла-донью и вернул на место временно отставленные в сторону флакончики с солью и перцем. Потом принёс и положил перед каждым из нас колен-коровую папочку, остро пахнущую столярным клеем, в которую было вложено под тесёмкой заманчивое меню.

Официант повернулся уходить, чтобы дать нам время сделать свой осознанный выбор, но я его вежливо, насколько этому помогло моё высшее техническое образование, окликнул:

- Простите, любезнейший, за мой бестактный вопрос: у вас есть коньяк "пять звёзд"?

- Конечно, дорогой, есть! О чём ты спрашиваешь? Но только не пять, а три звезды. Но тоже отличный! Из лучших подвалов Грузии, клянусь мамой!

- Жаль, - протянул я. - ? Но он хотя бы армянский?

- Послушай, кацо! - почему-то вдруг сильно обиделся грузин. - Ты, наверное, забыл, в каком поезде ты ехать. У нас всё только самое-самое гру-зинское. Настоящий национальный грузинский кухня! Почему нет? Коньяк тоже грузинский. Настоящий Самтрест! Вот когда будешь эхать "Москва-Эриван" - пожалуйста! Спрашивай свой паршивый армянский коньяк. Я не буду возражать. Пей на здоровье! А сейчас - нэт!

- Ну, ладно-ладно, не лезь в бутылку, я пошутил. Неси свой грузинский "три звезды". И побыстрей! А то у нас времени - в обрез.

- Одну, две?

- Пока - одну.

Когда официант принёс заранее откупоренную бутылку, я разглядел её, и у меня возникла озорная идея. Вернее, она возникла ещё раньше, а теперь просто нашла себе зримое подкрепление.

- Послушай-ка, генацвале, - вновь обратился я к официанту, стоявш-ему, чуть сгорбившись, возле нашего столика с перекинутой через локоть на-крахмаленной салфеткой с не отстиранными пятнами бледно-жёлтого цвета, - так, кажется, у вас принято обращаться к симпатичным и добрым людям, - выражение восточного лица официанта продолжало оставаться непроницае-мым, - у тебя случайно не найдётся чёрного фломастера? Окажи мне услугу. Я тебе буду весьма признателен.

- Фломастэра нэт. К сожалению. Могу предложить только хороший шариковая ручка. Недавно заправил паста в Москве. Цвет - густо фиолето-вый, с ума сойти. Почти совсем чёрный. Как сажа, буквально. Клянусь всеми святыми Грузии!

- Будь другом, дорогой, одолжи мне её на пару минут. Мы тут сделаем выбор, скоро к нам должны подсесть двое наших хороших друзей. Один из них кандидат наук, другой известный журналист-международник. Они будут с минуты на минуту. Нам надо успеть сделать всё как надо.