XVII

А "кукушка" тем временем всё ползла и ползла себе, взбираясь по на-клонной рельсовой дороге всё выше и выше в горы, пыхча и фукая, и не об-ращала никакого внимания на трагические и романтические обстоятельства человечьей жизни, происходившие в её железном чреве с деревянной обшив-кой изнутри. Что ни говори, она была машина, хоть и маленькая, и всё чело-веческое ей было принципиально чуждо. Ей было не до человеческих невзгод и душевных порывов, у неё была своя работа, трудная и ответственная. И она привыкла выполнять её добросовестно, внимательно, по заведённой техноло-гии, не отвлекаясь на посторонние проявления чего бы там ни было.

Чем выше в горы, тем лиственных пород, ярко окрашенных ранней зимою южного леса, становилось всё меньше, да и те уже почти полностью сбросили увядшие листья, обнажив чёрные сучья, похожие на скрюченные пальцы старых ведьм и колдунов. Зато ели, сосны и пихты матерели, утол-щались у корней и утончались высоко наверху, пытаясь проткнуть, наконец, надоевшее серое небо, заглянуть за него и посмотреть, что там, за ним, зная уж по опыту, что там - солнце.

Дым от паровозика цеплялся рваными клочьями, будто ненужная вы-брошенная вата, за длинные иголки хвойных деревьев и медленно таял, как будто иголки были нагреты. Не успел дым вовсе растаять, как к нему начали добавляться пухлые клочки серых облачков, отрывавшихся от сплошного облачного одеяла. Это были уже первые предвестники близкого, пробиваемо-го, влажного покрова, больше похожего на густой туман, чем на облака. И стало казаться, что запахло особенной сырой свежестью.

Вскоре стал местами появляться лежащий среди дерев на земле пер-вый, насыщенный влагой, пока ещё бледно-серый снег. Его становилось всё больше и больше, а ещё через полчаса снег лежал уже сплошным покровом. И даже из окна поезда было видно, что он влажный, ноздреватый, изъеден-ный небольшими проталинами. А дальше уже и земли не стало видно. И на-ши лыжные сердца возликовались, как будто снег был счастьем.

- Вот вам и снег, - сказал Толя Дрынов, и все радостно засмеялись, ра-дуясь тому, что в Бакуриани есть снег, и его, по-видимому, будет много. - Что я вам говорил? Теперь верите? - добавил Толя и тоже засмеялся.

И вскоре "кукушка", победно гуднув напоследок, вырвалась из лесного плена на обширную ровную поляну, засыпанную настоящим белым снегом. Она была исчерчена узкими чёрными рельсами, пересекавшимися петлями и кругами, в некоторых местах торчали обнятые фонарями поворотные стрел-ки. Снег был утоптан на площадках и тропах, кое-где обнажились чёрные шпалы. Это был конец пути, завершавшийся разворотным кругом, на кото-ром паровозик, отцепившись от вагончиков, мог совершить, стоя на месте, полный оборот и перейти через стрелки к последнему вагону, становившему-ся теперь головным, готовым в обратный путь.

Пока совершалась эта редкостная железнодорожная операция, вызвав-шая у нас неподдельный интерес, высыпавшие из вагончиков оживлённые пассажиры разбрелись туда, кому куда было надо. Часть местных жителей, нагруженных мешками, перекинутыми через плечо, направилась к посёлку, темневшему на дальнем пригорке. Большая часть лыжников, видно, знакомая с этими местами, сразу же пошла по утоптанной ногами и укатанной полозь-ями от конных саней дороге, усыпанной кое-где яблоками лошадиного наво-за, остро пахнущего нашатырём.

Мы же задержались ненадолго, топчась на месте и наблюдая за мани-пуляциями "кукушки" - где ещё такое увидишь? С нами остались и многие другие из нашего вагончика, что дало нам ясно понять, что не только одни мы праздные ротозеи.

В горах темнеет быстро, солнце садится за горные хребты и ему ещё надо катиться до горизонта, долго оплывая багровым гигантским овалом. Пока ещё виден был край огненно-красного светила. В стремительно разбе-гавшихся разрывах облаков засияло южное синее небо. А снег внизу искрил-ся мириадами алмазных звёздочек. И это было чудо из чудес. Это был Баку-риани, сказка, куда мы стремились много дней подряд на поезде, на элек-тричке, на забавной полудетской "кукушке".

- Ребята, честное слово, это Бакуриани! - вскричал Толя Дрынов, и все закричали: "Ура! Ура! Ура!"

- Вам куда? - спросил, с надеждой в голосе, Вадик Савченко у тол-пившихся рядом девчат из Днепропетровска с огромными рюкзаками на детских плечах.

- Мы дикари! - засмеялись они. - Нам сказали, что самые дешёвые места на турбазе "Буревестник". Только мы не знаем, где она туточки на-ходится.

- Значит, нам вместе! - обрадовался Вадик и выразительно посмотрел своими выпученными глазами на ту, которая была прехорошенькой. - А до-рогу мы вам покажем. Держитесь за нами, и всё будет тип-топ. Чудесное ме-сто! - поделился он переполнявшим его чувством, опасаясь, что так хорошо начавшийся разговор может вдруг сорваться.

- Что-то ничего такого уж особенного я не вижу, - сказала девушка, заводя кокетливо глаза, делавшие её "прехорошенькой". - У нас, на Говерле, пожалуй что, дюже зовсим гарно. Понаикраще будет.

- Вот завтра всё увидите, - пообещал Вадик. - Надо только пораньше встать. Я всегда встаю рано и обливаюсь на улице холодной водой.

Он и сам-то был в Бакуриани впервые, но разве задушевный разговор с девушкой, которая тебе нравится, может обойтись без хвастовства? А Вадик на это счёт был большой дока.

Когда-то, много лет спустя, мне по счастливой случайности, довелось принять участие, на правах представителя Федерации горнолыжного спорта СССР, в так называемом симпозиуме, который проходил в Бакуриани. Тема симпозиума звучала примерно так: "Пассажирские канатные дороги и их применение для спорта и туризма".

Кстати, слово "симпозиум" (symposium) имеет греческое происхожде-ние и переводится с латыни на русский язык как "пиршество". Я не собира-юсь делать на этот счёт никаких двусмысленных намёков, но симпозиум в Бакуриани действительно проходил, во-первых, очень весело, а во-вторых, в полной мере отвечал менталитету грузинского народа, для которого любое собрание людей всегда заканчивается пирушкой, сопровождаемой многого-лосым пением охрипшими глотками, напоминающим рёв рогатых благород-ных оленей во время сезона случки.

Тогда в Бакуриани собрались молодые и седовласые, стройные и пу-занчики, говорливые и молчаливые, весёлые и угрюмые производители и продавцы всевозможных современных на тот период канатных дорог из всех основных ведущих в этой области промышленности стран мира. Я вспомнил об этом симпозиуме не случайно и вовсе не по причине выпитого на том сбо-рище грузинского вина, которое было оценено по достоинству даже францу-зами, считающими, что их вино лучшее в мире. Один из ведущих француз-ских промышленников, польского происхождения, конструктор и произво-дитель главным образом буксировочных канатных дорог, Жан Помогальский (он тогда ещё был жив, бодр и весел), на одном из весёлых застолий, получив право слова от нанятого профессионального тамады, наряженного в нацио-нальный грузинский костюм с газырями и кинжалом, в папахе и усах, про-изнёс фразу, запомнившуюся мне на всю оставшуюся жизнь. И где бы я после этого ни бывал: и в Польше, и в Болгарии, и в Чехословакии, и в Румы-нии, и в Югославии, и в Австрии, и в Швейцарии, и во Франции, и в Италии - я всегда вспоминал эту фразу Жана Помогальского. И всегда сравнивал те горы с горами Бакуриани.