- Да мало ли что твой Пушкин говорил! По мне так важнее, что гово-рил Христос. Не прелюбодействуй и не желай жены ближнего своего. И по-том: Женька-то не поэт, он стихов не пишет.

- Откуда ты знаешь? - деланно возмутился я. - Мы тоже могём что-нибудь в рифму сказануть. Например, такой стишок: Савченко Вадим в лю-бом никчёмном споре никем не победим.

- Сам ты съеденный и переваренный бифштекс с яйцом, - отозвался по инерции Вадик. - И стишок твой не стишок, а дерьма кусок.

- Я предлагаю прекратить этот бессмысленный спор, переходящий в неприличную перепалку, - сказа Лёша. - Он ведёт в никуда. Вот говорят, что в споре рождается истина. А по-моему, в споре истина умирает. Вот вам и весь сказ. А что касается несчастной Изольды, которую нам так выразитель-но живописал Женька, то я почти уверен, что она еврейка. И возможно, даже успела к этому времени умереть от рака груди.

- Это ещё почему еврейка! - изумился я. - Что за странный вывод. С чего ты это взял? Я что-то тебе не вполне пониме. Ведь я об этом ничего не говорил.

- Не знаю, - пожал плечами Лёша. - Мне просто так показалось. Я знаю таких женщин. У меня у самого жена наполовину еврейка. Мать у неё русская, а отец еврей. Мою жену зовут Светлана Моисеевна. А девичья фа-милия у неё - Магидсон. Она стоит на учёте в онкологическом диспансере.

- Вон оно что! - заявил вдруг Толя Дрынов как бы с некоторым испу-гом. - А я и не знал этого.

И в этом его неожиданном брезгливом и испуганном признании было так много всего тёмного, мутного, подспудного, что всем стало ясно: теперь Толя знает. И знать будет долго, долго, пока вертится Земля. А я подумал грешным делом: уж не было ли чего-нибудь такого между Толей и Людми-лой. Не зря же все говорят, что она слаба на передок.

- Ну и что! - сказал Вадик. - Мать Христа тоже была еврейка.

После того, как Вадик поставил эту неколебимую точку, все невольно замолчали и дальше долго ехали молча.

Когда объявили остановку в Самтредиа, мы выглянули в окно, надеялись увидеть издалека белые горы Главного Кавказского хребта, но за окнами был туман. Дрынчик попытался разрядить вызванную его неожи-данно вырвавшимся скрытным признанием напряжённость, переведя общий подавленный душевный настрой в шутливое русло. Он сказал очень автори-тетно, как будто он учитель географии:

- Вот, Вадик, место, где находится "Самтрест". Здесь из одной и той же бочки разливают грузинский коньяк по бутылкам, на которые потом на-клеивают без разбору этикетки и три звезды, и четыре, и пять, и даже мароч-ных сортов. - И Толя засмеялся, топорща усы, как у кота.

- Ты ошибаешься, Толя, - возразил Лёша Куманцов почему-то грустно, - "Самтрест" находится в Ленинграде.

- Вот как! - искренне удивился я. - А я-то думал, что "Самтрест" про-исходит от местечка Самтредиа. И всегда радовался своей догадке. Выходит, что зря. Вот уж поистине: век живи - век учись. Только без толку всё это. Вот говорят, что ученье свет, а не ученье тьма. Наверное, это правда. Муд-рость народная, веками испытанная.

- А! Брось ты! - решительно махнул в мою сторону ладонью Вадик, скривившись лицом. - Учись не учись, всё равно дураком помрёшь.

- Это ты верно заметил, - сказал я, стараясь съязвить. - Сразу видно, что у тебя в этом деле большой практический опыт.

- Да уж, конечно, не чета твоему опыту - замужних женщин соблаз-нять разным неприличным прелюбодеянием и порнографией.

- Да будет вам, петухи! - попытался урезонить нас Лёша Куманцов, - Оставьте ваш задор для лыжного катания в Бакуриани. По-моему, осталось ждать совсем немного, скоро будет Хашури..

После этой содержательной перебранки уже ничего другого не остава-лось, как всем дружно разлечься с кряхтением по своим полкам на последний ночлег в скором поезде "Москва-Тбилиси".

XII

Рано утром следующего дня наш поезд сделал кратковременную оста-новку в местечке Хашури. Мы едва успели выгрузиться со своими рюкзака-ми и лыжами на перрон, представлявший собою шуршащую под ногами площадку, досыта накормленную грязным щебнем, сдобренным топочным мазутом. И стали, позёвывая от недоспанного в вагоне сна, рассеянно огля-дываться по сторонам.

Неподалёку, возле задрипанного одноэтажного строения, имевшего, по-видимому, отношение к официальным станционным зданиям, сидело на лавочке несколько черноусых грузин в распластанных кепках под фольклор-ным названием "аэродром".

Ах, как классно они сидели! Как будто это была скульптурная группа, изображавшая отдых рабочего класса после напряжённого трудового дня. Грузины смотрели прямо перед собой, многозначительно молчали и курили самокрутки. Было похоже, что в этом сидении заключалась их тяжкая работа, возможно, даже сдельная.

- Так они могут просидеть целый день, - сообщил нам с усмешкой То-ля Дрынов. Он раньше уже бывал в этих местах, когда ездил в Бакуриани, и мы полностью доверялись его опыту и знанию местных обычаев.

- Теперь куда? - спросил я его, громко, в голос, зевая.

- Теперь нам надо ехать в Боржоми, ?- бодро ответил он. - Отсюда на электричке. Здесь недалеко. Когда прошлый раз я сюда попал, от Хашури до Боржоми было тридцать километров. Не думаю, что это расстояние претер-пело с тех пор какие-то существенные изменения в ту или иную сторону.

- Надо полагать, - философски заметил Вадик. - Впрочем, всё может быть. Пути господни неисповедимы.

- Это ты сейчас очень кстати приплёл сюда господа бога, - моменталь-но отреагировал Дрынчик, привычно посмеиваясь.

- Учти, я всегда говорю кстати, - не сдался упрямый Вадик. - В отли-чие от некоторых, не будем на них указывать пальцем.

Примерно через четверть часа лихо подкатила сильно потрёпанная в непрерывных боях с расстоянием, временем и развязными пассажирами элек-тричка. Она нисколько не отличалась от наших, подмосковных, разве что чуть жалостливее просила срочного ремонта. Мы едва успели в неё погру-зиться, как она тут же сорвалась с места, провыв что-то тревожно-тоскливое. Мне показалось, что она выматерилась на своём железнодорожном языке.

В нашем вагоне пассажиров оказалось немного: с десяток хмурых ГРУ-зин в жгучих чёрных усах и приплюснутых кепках, размером чуть меньше провинциального аэродрома, и несколько пар измождённых лиц славянской внешности, некоторые с лёгким семитским налётом в формах носа, глаз и ушей, что вкупе выдавало их весьма подозрительное нерусское происхожд-ение. Все они, по-видимому, держали путь в санатории Боржомского ущелья по горящим профсоюзным путёвкам для получения непонятного для простых людей лечения природной боржомской водой.

Лыжников мы не обнаружили, и это нас несколько насторожило: а вдруг в Бакуриани нет снега. Такое иногда случается, правда, крайне редко. Мы благоразумно убедили себя, что тревожится раньше времени не имеет никакого смысла, тем более что изменить что-либо всё равно было не в на-ших силах. Погода свыше нам дана.