После ухода из «Инкаунтера» Стивен Спендер присоединился к «новым левым» и вновь открыл в себе революционное рвение. Мэри Маккарти увидела его в июне 1968 года на встрече в Сорбонне, созванной бунтующими студентами. «Стивен Спендер был очень хорош, - сказала она Ханне Арендт. - Я много где его видела. И думаю, что он искупал свою работу в ЦРУ» [1128]. Забавно, но его дом в Провансе являл для него целую моральную проблему: развалина, которую они купили и медленно ремонтировали на доходы, заработанные его американскими лекциями; он решил ещё в первые дни, что не «владел» этим домом и, если революция заберёт его, то и ладно. Всякий раз, когда он говорил с каким-либо особо яростным студентом, он повторял мысленно: «Да-да, вы можете забрать мой дом!» Он собирал деньги для группы американских «оппозиционеров», которых нашёл в полной изоляции в комнате на одном из факультетов и фактически, как он думал, голодающих» [1129].  В 1972 году он основал «Индекс цензуры» (Index on Censorship), который получил фант от Фонда Форда. Он был посвящён в рыцари в 1983 году. В более поздние годы Спендер признал, что люди говорили ему о связях «Инкаунтера» с ЦРУ в течение многих лет, «но это было как с людьми, которые приезжают и говорят вам, что ваша жена вам неверна. Тогда вы спрашиваете её сами, и если она отрицает это, вы удовлетворены» [1130]. Спендер никогда не читал и не покупал других выпусков «Инкаунтера». Он умер в 1995 году, тогда же и прервалась одна из последних связей с тридцатыми годами XX века, этим красным рассветом, который должен был превратиться в самую тёмную из эпох. Его вдова Наташа Спендер вспоминала: «Все эти потраченные впустую годы, все споры, все расстройства» из-за связи Стивена с Конгрессом за свободу культуры, «это произвело ужасный эффект на него. Он так устал, так утомился от всех этих препирательств, и у него никогда, казалось, не было времени, чтобы писать стихи, к которым у него был талант» [1131].

Майкл Джоссельсон умер в январе 1978 года. Несмотря на его постоянные поиски работы, ему отказали фактически все его бывшие знакомые, с которыми он сотрудничал. В 1972 году ему отказали в Американском совете по научным обществам. Шепард Стоун написал сенатору Уильяму Бентону, владельцу и издателю Британской энциклопедии, рекомендательное письмо для Джоссельсона, но ему не предложили никакой работы. Даже «Джимбель-Сакс», старая фирма Джоссельсона, ничего не могла подыскать для него. В «Тайм» ему сказали, что они не могут найти место для него, несмотря на его «экстраординарные рекомендации». В марте 1973 года ему сообщили, что он не получит фанта Фонда Гуггенхайма. Ему также отказали и в Гуверовском институте войны, революции и мира.

За восемь лет до своей смерти он сел за биографию генерала Барклая де Толли, которого заменили фельдмаршалом Кутузовым на посту командующего русской армией в войне с Наполеоном 1812 года. Прямой потомок генерала - майор Николай де Толли служил в американской военной администрации в Берлине. Возможно, Джоссельсон встретил его и был впечатлён рассказом о великом русском полководце, несправедливо оскорблённом. Именно про него потом писал Пушкин:

Похороны Джоссельсона в январе 1978 года были скромными. Ласки так написал Хуку [Сиднею]: «Умри он тогда, когда они починили ему сердце около 14 лет назад, его похороны стали бы громким европейским, западным событием - проститься с ним пришла бы тысяча людей» [1132]. По воспоминаниям Дианы, сам Ласки «пришёл на похороны Майкла и затмил всех» [1133]. Также был представитель от ЦРУ, который улучил момент, чтобы вручить Диане памятную медаль Майкла. «Это выглядело так, как будто они говорили, что вы сделали это ради этой медали, ничто более не могло быть так далеко от правды. Я отказалась принимать её» [1134].  Диана продолжала жить в квартире в Шампель, окружённая сувенирами и фотографиями тех бурных дней, когда Конгресс за свободу культуры казался ей чем-то вроде Французской революции, Оксфордского движения или первых дней президентства Кеннеди. «Майкл, - сказала она, - жил для Конгресса, и в конце он умер за него. Но Конгресс был лучшим в моей жизни. Это были замечательные годы» [1135].

А что же единомышленники? Что же этот «мужской клуб тех, кому посчастливилось не умереть и быть при этом патриотами»? Меньшинство, которое знало то, что и все остальные должны были знать, но не знали? Меньшинство, которое выносило собственные секретные суждения от имени нового века просвещения? «Они хотели следовать двумя путями одновременно - идти с дьяволом тайно и в тени и идти на солнце» [1136], - сказал один из ветеранов ЦРУ. Для многих контраст был слишком велик. Сторонники холодной войны, они были также в какой-то мере её жертвами, уничтоженными моральными двусмысленностями «большой игры».

По воспоминаниям Джейсона Эпштейна, в поздние годы Конгресса Джек Томпсон, прежний протеже Джона Кроу Рэнсома, который стоял у руля «СС Фарфилд» («корабль» - так в ЦРУ называли Фонд Фарфилда), стал «одержим спасением африканцев от русских, и он много раз туда ездил... Он хотел предложить сотрудничество африканским специалистам и интеллектуалам, и их правительства позволили бы им принять его с условием, что они никогда не вернутся (они были рады избавиться от них). Таким образом, то, что Джек делал, не понимая этого, было прямой дорогой в ссылку всем африканским интеллектуалам. Вы должны ожидать беды, если будете воспринимать требования своей страны буквально» [1137].

Фрэнк Уизнер покончил с собой в 1965 году, так и не оправившись от нервного срыва после неудавшейся революции в Венгрии. Были и другие самоубийства, включая Ройалла Тайлера, одного из самых ярких ранних сотрудников Аллена Даллеса, который покончил с собой в 1953 году; и Джеймса Форрестэла (James Forrestal), министра обороны, занимавшего этот пост после Второй мировой войны (он тоже помогал проектировать тайные операции Америки). Джеймс Форрестэл совершил самоубийство в 1949 году. Издатель «Вашингтон пост» Филип Грэм застрелился в 1963 году. «Он боролся изо всех сил ради достижения самого обычного успеха. И он достиг его в самом большом масштабе. Затем так или иначе это всё для него обернулось в пыль и пепел» [1138], - этот ответ Джозефа Олсопа Исайе Берлину служит эпитафией для всех них.

За «неисследованной ностальгией по «золотым дням» американской разведки» лежит намного более разрушительная правда: те самые люди, которые читали Данте, поступали в Йельский университет и получали достойное образование, - принимали на работу нацистов, манипулировали результатами демократических выборов, подсаживали на ЛСД, люстрировали почту тысяч американских граждан, свергали правительства, поддерживали диктатуры, готовили убийства и планировали катастрофу в заливе Свиней. «Во имя чего?» - спросил один критик. «Не в интересах граждан, но в интересах империи» [1139], - был ему ответ.

Сондерс Фрэнсис Стонор

ЦРУ и мир искусств: культурный фронт холодной войны