Фактически к тому времени, когда Кермоуд пришёл в журнал, «Инкаунтер» больше не финансировался Конгрессом за свободу культуры, но издавался в «Дэйли Миррор Групп» (Daily Mirror Group) Сесила Кинга (Cecil King) - по крайней мере официально. Соглашение с Кингом было заключено в ответ на серию критических обзоров об «Инкаунтере», которая включала и передовицу «Сандэй Телеграф» (Sunday Telegraph) от 1963 года, упоминавшую о секретных и регулярных субсидиях «Инкаунтеру» от Министерства иностранных дел Великобритании. Такие статьи явно угрожали авторитету журнала, и в начале 1964 года начался поиск частных спонсоров. К июлю того же года редакторы смогли объявить, что в будущем все финансовые и коммерческие дела журнала будут осуществляться через «Интернэшнл Паблишинг Корпорейшн» (ИПК, International Publishing Corporation) Сесила Кинга. Как часть этого соглашения был создан управляющий фонд, в который входили Виктор Ротшильд, Майкл Джоссельсон и Артур Шлезингер. Что касается Шлезингера, то он был приглашён в фонд, несмотря на предупреждение Шилса: «Это просто сократит время, в которое искажённая версия событий от Спендера достигла бы Шлезингера и от Шлезингера - «нью-йоркской банды» [955]. Джоссельсон имел более широкое представление о происходящем и аргументировал свою позицию: «Преждевременная смерть президента Кеннеди оставила Артура безработным... Я подумал, что это будет хороший жест с нашей стороны, обеспечить ему по крайней мере ежегодный выезд в Европу, что он не смог бы сделать самостоятельно» [956].
Об этой новой договорённости Малкольм Маггеридж пренебрежительно написал Джоссельсону: «Я теперь понимаю, что фактически предложение Кинга по финансовой ответственности ничего не изменит. Он (или скорее Государственная налоговая служба) будет платить наличными вместо Конгресса. Другими словами всё будет, как и было... Я частично принимал участие в открытии «Инкаунтера» и впоследствии пробовал помогать ему... [журнал был успешен, но] из-за обстоятельств, при которых он был основан - позднее вовлечение в фазу холодной войны, которая закончена; слишком близкая и откровенная связь с Конгрессом, хотя это и было основным условием его появления, которая теперь стала неудобной и ненужной. Я надеялся, что изменение в решении финансовых вопросов могло бы обеспечить возможность до некоторой степени обойти эти опасности. Я теперь вижу, что ошибался» [957].
Как Маггеридж хорошо знал, сделка с Кингом удерживала «Инкаунтер» в поле разведки. Для начала Конгресс за свободу культуры, вопреки общественным заявлениям, не стал полностью отказываться от редакторского и даже финансового контроля над журналом. Джоссельсон позднее пояснил в письме: «Один аспект проблемы, связанной с привлечением издателей для некоторых наших журналов, - заключается в том, что мы должны найти таких издателей, которые не будут ни вмешиваться в содержание, ни в основную линию журнала и не будут заменять выбранных нами редакторов. Нам повезло в этом отношении - найти Сесила Кинга в Англии и Фишер Ферлаг (Fischer Verlag) в Германии [которое купило «Монат»], но такие люди или издательства редки» [958]. Фактически соглашение с Кингом констатировало, что «редакционные зарплаты двух старших соредакторов и частично вознаграждение для заместителя редактора останутся в ведении Конгресса». Как заявил Джоссельсон «эти расходы и раньше не были напрямую связаны с расходами на «Инкаунтер», и они и далее будут отдельной статьёй расходов» [959].
Остальную часть регулярных дотаций журналу от Конгресса - 15 тысяч фунтов стерлингов ежегодно - должна была переадресовываться в форме прямого гранта «Инкаунтер букс Лтд» (Encounter Books Ltd). Соглашение с Фишер Ферлаг имело те же особенности: якобы «Интернэшнл паблишинг компани» взяла на себя издательскую деятельность «Монат». В действительности же Конгресс оставался владельцем журнала после того, как было куплено 65% акций в этой компании со «специальным фантом 10 тысяч долларов США». Эти акции были «переданы в управление [через посредника Конгрессу» [960]. В обоих случаях Конгресс оставался редакционным арбитром, хотя и скрывал как своё влияние, так и финансовые обязательства.
Более того, по словам Маггериджа, к 1966 году, имея в составе совета попечителей Виктора Ротшильда, сэра Уильяма Хэйтера (William Hayter) и Эндрю Шонфилда (Andrew Schonfield) - «ужасное трио», «Инкаунтер» оказался так тесно связан с британской разведкой, будто всегда был её частью. Прежде чем стать ректором Нью-колледжа, Хэйтер был послом в Москве, а затем помощником заместителя министра в Министерстве иностранных дел Великобритании. До этого он являлся главой Управления связи взаимодействия видов ВС и председателем британского Объединенного комитета разведывательных служб. На этом посту он работал со специалистами объединённого штаба по вопросам планирования, занимался вопросами разведки, посещал различные пункты британской разведки за рубежом. Именно предложение Хэйтера, призывающее к использованию средств психологической войны в ходе холодной войны, датируемое декабрём 1948 года, помогло убедить кабинет Эттли создать Департамент информационных исследований, с которым впоследствии тесно работал и Хэйтер. В Винчестере он учился вместе с Ричардом Кроссманом, а в Нью-колледже - с Хью Гайтскеллом. Как и они, он был социал-демократом и симпатизировал лейбористскому крылу, которое «Инкаунтер» под руководством Ласки так усердно обхаживал. Эндрю Шонфилд, директор Королевского института международных отношений, был также хорошо известен разведывательному ведомству. Виктор Ротшильд, конечно же, выступал в качестве представителя Министерства иностранных дел. Члены этой сети чувствовали себя наиболее комфортное Сесилом Кингом, который, согласно «Спайкетчеру» (Spycatcher) Питера Райта, был сам «давним контактом» МИ-5 - организации, сотрудничество с которой сделало его сочувствующим тайным культурным операциям ЦРУ.
Но усилия Джоссельсона по спасению агентов Конгресса от дискредитирующих обвинений были обречены на неудачу. Теперь дыра была больше, чем лодка. Если раньше на регулярных дневных приёмах в Лондоне, Париже и Нью-Йорке в течение многих лет циркулировали лишь неопределённые слухи, то теперь они начинали превращаться в реальные факты. Позже Мэри Маккарти говорила своему биографу Кэролу Брайтману, что приблизительно в 1964 году Джоссельсон перехватил её письмо для «Нью-Йорк Таймс», в котором она отстаивала независимость журналов Конгресса, «потому что он знал, что это неправда». Он сказал: «Перестань, дорогая. Забудь это». Почему же Управление не оставило Конгресс в покое, а продолжало держать его под колпаком? Конгресс, который сам был способен в полной мере заботиться о себе и о своих собственных органах? Что это - спесь или тщеславие, что вдохновляло то злополучное решение цепляться за Конгресс, когда сам Джоссельсон умолял о независимости? По словам Дианы Джоссельсон, «они за него держались... потому что это был один из их немногих успехов. Но они должны были его отпустить, если действительно заботились о целостности Конгресса» [961]. Но у секретной операции есть и бюрократическая составляющая, которую трудно сломать. В течение двух десятилетий работа сотрудников ЦРУ обуславливалась проектной системой, которая поощряла расширение, а не сокращение. Управление, придавая чрезмерное значение развитию слоноподобной всемирной тайной инфраструктуры, не заметило, что риск вскрытия такой системы увеличивался по экспоненте. «Это - единственная страна в мире, которая не признаёт тот факт, что некоторые вещи лучше, если они меньше» [962], - прокомментировал позже Том Брейден.
