— Нет!

Но когда раздался пронзительный свисток и снова послышались выстрелы, он автоматически отшатнулся и спрятался за сваю, пока все не стихло; затем, переходя от одной перекладины к другой, раскинув для равновесия руки и хватаясь за бревна, как пьяный за столбы, он двинулся к берегу. Сначала он двигался медленно из-за боязни упасть в воду, но вскоре сообразил, что может перепрыгивать с одной перекладины на другую, пока они свободны от набегающих волн, и так добираться от сваи к свае, пока гребень следующей волны не накроет его.

С этой минуты его действия были безошибочны и соответствовали прекращению выстрелов и ритму моря, пока, согревшись от напряжения, уверившись в своей технике и вдохновившись ловкостью, он не начал перескакивать с одной перекладины на другую с легкостью самоуверенного ребенка, пробирающегося через игрушечные конструкции. Когда через несколько минут раздался свисток, он поднял глаза и был поражен, что уже находится под пирсом. Я на полпути, думал он радостно, я сделаю это…

Но в следующий момент он услыхал звук разбивающейся о берег волны, почувствовал, как задрожали бревна, и в беспокойстве обернулся к лодке, плывущей рядом с ним.

Да Фэ был в приподнятом настроении.

— Ты не представляешь себе, саго! Тени на потолке, внушающий невероятный страх свет, череда свай и постоянно вздымающееся море. Это потрясающе! Как спасающийся бегством человек в кошмарном сне!

— Прислушайтесь к прибою! — сказал Камерон,

— стуча от дрожи зубами. — Мне не нравится этот звук.

Да Фэ приставил руку к уху и потряс головой.

— Прибой! — прокричал Камерон.

— Подожди, пока мы сделаем такой звук, как надо, саго. Прибой будет грохотать. Он поглотит все. Он будет в самом деле страшным.

— Вы ненормальный, — ответил Камерон. — Вы понимаете это? Вы чертов сумасшедший!

Но оператор не слушал.

— С этого момента, саго, пути назад нет. Впереди волны, обрушивающиеся на сваи. Вверху по пирсу бегает полицейский. Внизу начинается прилив. Скоро тебе не за что будет уцепиться. Твой единственный шанс — это море. Ты будешь колебаться мгновение, затем нырнешь в воду и поплывешь прочь от пирса. Мы будем снимать, как прибой в лунном свете выносит тебя на берег.

— Дайте мне, по крайней мере, спасательный круг.

— Но это испортит весь эффект! Кто поверит, что у беглеца мог случайно оказаться спасательный круг?

— Прислушайтесь к прибою, — сказал Камерон.

— Меня подхватит обратным течением.

— Не борись с прибоем, саго. Качайся вместе с ним. А теперь слушай внимательно. Когда раздастся свисток, плыви пятнадцать или двадцать ярдов. Потом поворачивай к берегу. Это не очень далеко, и тебя будет вести луч света. Постарайся попасть прямо в него, так как луч покажет тебе точку, с которой мы будем тебя снимать, когда ты выплывешь на берег.

— Подождите. Вы же не собираетесь меня вот так бросить?

Оператор скорчил гримасу:

— Да, саго, последнюю часть ты должен пройти один. С этого момента трюкач остается без контроля.

— Дайте мне кусок какой-нибудь деревяшки. Доску. Что-нибудь, за что можно уцепиться…

— Вспомни о зрителях, саго. Это ОНИ должны испытать твой ужас. Если мы дадим им за что ухватиться…

— Не оставляйте меня! — закричал Камерон. — Останьтесь хоть на минуту!

Но лодка стала отплывать, и теперь, когда ее мотор зафыркал, да Фэ поднял руку в благословляющем жесте. Камерон наблюдал, как лодка вместе с оператором исчезает во мраке; затем, окинув пройденный им путь через сваи, он увидел, что прилив перевалил за перекрытия. Без контроля, думал он, прижавшись к столбу и слушая прибой, как человек, дошедший до середины деревянной эстакады, ощутивший вдруг, как зашатались под ним опоры, и остановившийся как вкопанный, зная, что пути назад нет.

Когда раздался свисток, он встал на перекрытие, по колено в воде, и крепко уцепился за бревно. Раздался еще один свисток — настойчивый, резкий, приказывающий, а он все не хотел покидать свой насест. Но прилив нарастал и волны стали с еще большей силой разбиваться о сваи и теперь, взглянув на бревно, которое находилось над ним, он увидел, что линия отметки прилива уже намного выше его головы. Бесполезно, сказал он себе, им остается только ждать, когда ты… Свисток продолжал издавать резкие, спорадические звуки; затем послышались равномерные порывы ветра в унисон волнам. Наконец весь этот свист совсем прекратился. Камерон подождал еще немного, затем оторвался от перекрытия и кинулся в море. Шок от холодной воды вызвал в нем странное чувство облегчения. Худшее позади, сказал он себе, плывя от пирса энергичными взмахами. Затем посмотрел в сторону берега и обнаружил луч света, пробивающийся к нему сквозь волны.

Последний отрезок, думал он, просто качайся вместе с волной.

Некоторое время он плыл твердым курсом к свету, но, когда подплыл ближе к берегу, начал терять его из виду, потому что провалился вниз между волнами. Вдруг длинный гребень накрыл его и, подхваченный вверх, он увидел свет в последний раз, затем гребень обрушился вниз, а сильное обратное течение подхватило его за ноги и поволокло под волну и вот, пойманный двумя чудовищными альтернативами — течением к берегу и обратным течением, борющимися за обладание им — он вступил в бессмысленный бой за выживание, глотая воздух, оказываясь наверху и ныряя под волну, влекомый навстречу очередной набегающей волне. Наконец, сокрушительная сила обрушилась на него и толкнула в глубокий водоворот, где началось бесконечное кувыркание. Он старался сдерживать дыхание, сколько мог. Затем, сделав один-единственный глоток, попытался поплыть обратно в море. Голова раскалывалась, глаза болели, легкие были на грани разрыва. Когда он сдался, мгновенно нахлынула вода и воцарилась темнота. Изгнанный из тела, его дух отлетел. Тело неуклюже вертелось в морской пучине. В этом состоянии он какое-то мгновение висел между небом и землей. Затем, в состоянии какого-то молитвенного экстаза, как бы через увеличительные стекла, он увидел себя воссоединенным огромной волной, которая вырвала его из пучины, высоко подняла над завивающимся гребнем пены и, вышвыривая его из моря, как из трехмерного сита, вынесла его на берег. И вот он неподвижно лежал на песке лицом вниз. Перед ним был темный экран — фильм кончился. Едва заметные толчки безысходности в последний раз пробежали сквозь него. Ничего не осталось. Даже иллюзия волны прошла. Снова и навсегда кончилось — trompe esprit (обман рассудка) в финальном кадре утопающего, где все было озвучено.

Он оставался в полуобмороке, смутно убежденный

в своей смерти, до тех лор, пока кто-то не сел на него верхом и не начал ритмическими движениями давить на его спину. Затем, булькая водой, давясь воздухом и пытаясь вызвать рвоту от пенистого сочетания того и другого, он стал медленно приходить в себя, почувствовав боль. Он сделал попытку вздохнуть, вскрикнул и его снова стошнило. Кто-то постукивал его между лопаток. Давясь, он встал на четвереньки и открыл глаза. На секунду его ослепил яркий свет; затем он увидев человека в нескольких ярдах от себя, одетого, как он, выползающего из моря, вскакивающего на ноги и бегущего к свету. Камерон встал и, спотыкаясь, последовал за ним. Волна разбилась о берег. Пелена воды накрыла его, течение завертелось вокруг коленей. Объятый ужасом, он наблюдал, как прямо на глазах его следы растворяются в пузырьках.

— Подождите! — кричал он слабым голосом, падая. — Подождите меня!

Лицо в зеркале изменилось. Убрав шероховатости преувеличения, вода создала более изящную физиономию, на которой, вместо того, чтобы быть замаскированными под слоями грима, следы его старого «я» были восстановлены в едином гармоничном целом. Отвернувшись от зеркала, Камерон стащил с себя мокрую одежду, энергично вытерся полотенцем и надел сухие брюки и чистую рубашку. Освеженный, уверенный, радостный, он готов был петь. Разве не он был возвращен из моря, не утонул и освободился от страха смерти? Да, его трансформация была полной. Он словно заново родился. Снова взглянув в зеркало, он испытал такое возбуждение, какого не испытывал никогда.