– Уходите. – первое, что произнёс настоятель, стоило Лиму преодолеть последнюю ступень узкой лестницы, восходящий до высотного уровня, равного средней клусской вышке. – Уходите.
Лим испытал отвращение от окружающей его помпезности. Нарядное убранство кораллово-золотых одежд, по особому крутившихся, сминавшихся и соединявшихся с ещё более впечатляющими вставками из грандидьерита, поражало чистотой синт-тканей в столь не чистом, запылённом, а местами и откровенно грязном месте. Сам священнослужитель был примечателен разве что сухостью безразличного взгляда, будто последние дни ему только и доводилось, что к ряду выслушивать просьбы приходящих к храму. Самих паломников было не видно. Вероятно основная масса уже посетила самые святые места из всех святых мест, не особенно беспокоясь о выполнении полного моциона, чреватого сильными покалываниями в ногах.
– Я писал вашему святейшеству ранее и нам разрешили прибыть сюда особым разрешением. – настойчиво ответил на это Лим. – Это она, настоятель Динсам. Это Рмун, моя жена.
Исхудавшая за время полёта Рмун, лёжа на его руках, повернула обёрнутую бархатным платком голову к Динсаму. Бледно-голубая кожа чуткого лица местами покрылась каростами. Добрая, мягчайшая улыбка, проколотая медицинскими имплантами шея, плоский, совсем каплю вздёрнутый нос и утерявшие цвет губы. Её знобило. Жёлто-синий и чёрно-фиолетовый глаза выражали принятие каждому и всем из существующих существ. В них не было злости, страха, сожаления или отчаяния. Только вселенски глубокая грусть.
Она отвернулась, зарываясь и словно пытаясь спрятаться в груди Лима.
– Святейшество аннулировало запрос. – скривился служитель.
– Она очень больна, настоятель Динсам. – понизил Лим голос. – Рмун страдает…
– Вам не разрешено находится у порога! – прикрикнул Динсам, подзывая к себе высоких тучных блюстителей, призванных на послушание из неадекватно-воинственной расы чинту.
– Мы проделали очень долгий и тяжёлый путь, послушайте…
– Уходите! Идёт служение и поклонение велит нам славить скорое приближение новой эры! Знамение ниспослано было морионтам гибелью порочного Клусса!
– Порочного Клусса?! – вскипел Лим, не заметив, что уже давно удерживает сопящую ношу напрочь онемевшими руками.
– Не беспокойте церковь двадцати первых в час свершения древних пророчеств!
– Святейшества говорили, что у вас есть лекарство, так помогите. Позвольте Рмун испить вод озера дофмы. – она крепче обвила его шею.
– Лекарство этих вод не для смертных. – блюстители подошли почти вплотную.
– Лишь глоток для неё. – умолял Лим. – Пожалуйста. Я не прошу о большем.
– Ты не понимаешь! – взревел священнослужитель, а низы будто разрезанных рукавов его обвисшего облачения взвились вверх вслед за кистями. – Части столпов мудрости с недавних пор начали останавливаться нам, сводя глифы начертания мудрости воедино. Большой ум бьётся над расшифровкой текстов и скоро, когда остановятся последние глифы колонн, Дофму вкусят двадцать первых, что, спустя эпохи, снизойдут до нас. Никому не честь отнимать у них дар святой пищи! – Динсам, пыхтя и потому успокаиваясь, задрал голову к мигавшему огоньку меер-буя, описывавшего очередной виток по орбите. – Ваш путь напрасен. Морионтская миссия на Тал`Иид более не принимает страждущих в храм и закрывает святилище. Воздайте хвалу Нугхри у подножья, если действительно чтите дарованную им мудрость, и ждите верного часа. Скоро свершаться великие пророчества
– Я пожертвую вашей миссии столько, сколько захотите, – сиреневая полоска квэл, вынутая из эластичного кармана бедра, издала писк и высветила текущий баланс перед самым носом служителя. – отдам всё что у меня есть!
– Жалкая подачка слепца! – смахнул служитель изображение, снова выходя из себя. – Когда двадцать первых снизойдут к нам от Йакшума, то возможности, от земли бесплодной взятые, ни для кого уже не будут важны, ибо каждый познает настоящую цену вещам!
– Но Клусс! – закричал Лим, искажая лицо страшной гримасой. – Мы возможно последние!
– Клусса больше нет. – с нарочитым спокойствием ответил на то Динсам. Лим, не веря в подобное небрежения страждущим, хватал ртом воздух обеднённый необходимыми ему элементами. – В пороке своей гордыни, вы выдумали, будто являетесь духовными детьми Нгхири, хотя морионты издавна возвещали о первенстве сурву, чей прах земля сотен древних планет! Вы выдумали сами себе, что слышите ту самую песнь миров, о коей сказано в столпах его мудрости, и храните единственно верный завет. Вот ваша спесь и ваша плата! Не голоса мудрости восприняли вы, но ложь космического фантрама, вслед пожравшего ваш мир!
– Всего глоток… – вслед за Рмун задрожал и Лим. – Я дам что попросите, что угодно. Я буду работать на вас всю свою жизнь, только помогите ей.
– Нельзя посвятить в служение того, кого не существует, наглец!
– Что? – больше растерялся Лим. – Что это значит?
– Данные на граждан Клусского единения стёрты из баз и, формально, вы относитесь теперь к дрейфующим странникам, баржами которых, с недавнего времени, полны орбиты густонаселённых планет Монн. Да сжалятся безжалостные звёзды над транспортным советом Фирима.
– Но мы не одни из них. Я Лим, по прозвищу…
– Я знаю кто ты, убийца! – брезгуя отмахнулся служитель, шагнув на встречу, но не вышел из-за спин блюстителей. – Мне ведомо, что ты совершал!
В свете он выглядел как пожилой зилдраанец – ещё более высушенным и костным, насколько это вообще возможно для неповоротливых сурву.
– Ворота святилища останутся заперты до следующего знамения!
– Следующего? О чём вы?
– Прими свою судьбу с достоинством, как и велит то святая мудрость. – Динсам осенил их символом Гирвулда, дополна наполняя грудь и раздуваясь пуще зул-кошелей своих блюстителей.
– Как вы можете отказывать страждущим в нужде? – слёзы подступили к его глазам, но то сказала Рмун. – Что вы такое?
– Доживите отмеренное время в покое и да даруют двадцать первых вам, заблудшим, свою милость, когда ступят с сей земли. – сказал Динсам и пошёл обратно.
– Динсам! – окликнул Лим, выжимаемый блюстителями, но служитель не обернулся.
– Проводите их и заприте за собой вход. Скоро начнётся служение к зову ушедших.
Блюстители выдавили Лима к самому краю спуска и поспешили обратно.
– Динсам!
Священнослужитель тотчас исчез вместе с ними в глубине крестообразного входа. Пред Лимом возник барьерный заслон и святилище, будто состоящее из четырёх правильных пирамид, положенных одна на сторону другой, захлопнуло за собой единственный путь, смыкая в его центре острые грани подвижной конструкции.
Лим забегал глазами по строению, ища хоть какую-то возможность попасть внутрь. Верхняя пирамида, основанием смотревшая к мигавшему огоньку, острой вершиной падала на вершину нижней, умозрительно образуя куб шлифованного песчаника с кварцитовыми вкраплениями. Озеро дофмы образовалось на дне кратера, сразу под остатками киля Еквендалла, вокруг коего и выстроили храм, а значит иначе туда не существовало возможности попасть. Войти и выйти можно было только здесь, у самого стыка четырёх вершин.
– Не волнуйся Лим. Не волнуйся… – обнимала Рмун его за шею, еле слышно волоча слова и взирая в даль на столпы, когда они спускались обратно. – Я рядом, милый, рядом… Никто тебя не обидит… – подталкивала она на улыбку.
Но Лим больше не мог и не хотел улыбаться, даже для неё. Он нежно усадил её в кресло катера, как следует привязав ремнями, и проверил индикаторы мед-имплантов. Ни слова не говоря, Лим отошёл обратно к ступеням и, уставившись на них в образном поклоне, до хруста титановых скоб сжал свой квэл, надеясь лишь, что Рмун не видит этого приступа бессилия, его слабости глубокого отчаяния.
Дофма и это святилище были последним местом, ограждённым от политики – на этой надежде строил он всё и всё на неё поставил. У него не осталось больше вариантов. Вселенная, без сомнений, полна чудесами, но Лим небезосновательно полагал, что задолго перед тем как ему удастся разыскать хотя бы ещё одно, Рмун будет давно мертва.