Поселенцы изумились, не поняли элв, возгордившись за свои уничтоженные труды, затем порицали их и попросили у клахар ещё семян. Клахар, занятые на другом полюсе мира, в просьбе не отказали. Взошли новые деревья, но и те были утащены по норам или поедены. Клахар, теперь вмешавшись в конфликт и видя тщетность своих попыток насадить здесь хворь, озлобились и стравили элв с поселенцами, пестуя их подавляемые страхи. Внушение легло на добротную почву непонимания и въелось в поселенцев до мозга костей. Элв предполагают, что это симптомы хвори, один из её эффектов.
В Большом Городе три дня гремела сирена, но погасли стены и спала невидимая преграда. К четвёртому дню на рассвете выступили построения и машины для совсем иной жатвы загудели над сводами, взрыхляя камни.
Элв не хотели войны, никогда не хотели сражаться с поселенцами и не знали как, но вынуждены были спасать себя. Старшие от выводка скорбели из-за того, что предстояло совершить с поражёнными скверной, но и уступить ей не могли, так как хворь не знала сытости.
Поселенцы умели плавить камень, обрушивать пещеры, превращать живое в лёд и жечь поверхность огнём со своих кораблей, но их было меньше чем элв. И элв были повсюду. Землеройки и воины, прорыв Ход Уттума, попытались вначале сразу добраться до подстрекателей-клахар, дабы погасить пламя конфликта до его начала, но те успели оставить Унк накануне, забрав с собой и добытый долерит.
316 долгих лет войны на поверхности уничтожили всё, что было создано. И элв и поселенцами, занимавшими поверхность. Ход Уттума, взяв за своё начало первое место встречи элв и поселенцев, послужил отличным укрытием от массированных бомбёжек и, благодаря восемнадцати его расширениям, почти неиссякаемым источником хрусталика – основной пищи. Озёра плазмы, радиоактивные накопители, сбрасываемые перед заменой с кораблей, ночные лазерные канонады над полюсами и погодные аномалии навсегда изменили поверхность, разрушили Большой Город.
Элв, когда-то обладающие зачатками высокой материальной культуры, тем не менее деградировали за эти года под облучателями кораблей иноземцев, что проникали слишком глубоко в камень, но и сами поселенцы, обернувшись врагами, не избежали этой участи, преобразившей их намного сильнее стойких обитателей пещер. Выводки как и встарь могли надолго засыпать, но больше не могли родить потомства. Эти старшие, что стояли рядом с Лимом, были последними.
Корабли, окончательно прекратив стрелять на 349 год войны, не вернулись к поверхности, не улетели прочь искать новое пристанище, а на 371 год стали вдруг падать, сходя с постоянных курсов у орбиты. Те, что не взорвались термоядерными цепями взрывов, землеройки тщательно обследовали. Что случилось в этот период с поселенцами и почему падали исправные корабли? Элв не захотели рассказывать.
– Мы использовали их корабли, из тех, что не поднялись в начале войны. – лилась песнь и клацали ей наперебой жвалы. – Мы научились воздействовать на металл, не прикасаясь к нему, и, полетев впервые, ощутили трепет, как перед вашим появлением. Киз не поддался нам и с тех пор мы не пытались летать на оставшихся кораблях, боясь очередного краха.
– Кто тогда атаковал Клусс? – медленно спросил он элв, как спрашивал сейчас себя. – Кто уничтожил мой родной мир?! – спросил он куда яростнее. – Я должен поверить вам?! Я должен забыть весь ужас того дня и смерть всех кого я когда-либо знал?!
– Мы не знаем, зовущийся Лимом. – склонились создания слева и справа. – Мы готовы бесконечно просить прощения и, всё же, мы не знаем. Элв бились с тобой, но никогда не помыкали, не унижали и не отбирали надежды, как делали другие из других миров. Элв не могут сделать грязное, ибо у нас ничего нет. Мы сама чистота: элв не разрушат созданного другими; элв не оставят после себя объедков хрусталика; элв милосердны к тем, кто милосерден к нам; элв не создают себе врагов и создающих врага не терпят; элв презирают унижающих и никогда не унизят иных сами; элв ни за что не погубят мир, где пребывает их выводок, и не дадут того сделать другим; элв всегда помогут чистым, если чистые будут в них нуждаться и всегда уничтожат хворь. Мы не знаем наверняка, кто взял ваши земли себе, но мы знаем, кто кроме вас знал наш облик и, в отличие от певчей Рмун, без устали готов был потакать желаниям завоевавшей их хвори.
– Клахар.
– Клаха-а-ар… – миллионом громких погремушек затряслись чешуйки хитина на живых стенах.
– Вы пытались искать их?
– Их не найти-и-и… – в эхе клацали жвалы. – Их не перехитри-и-ить… Их не нагнать. Что могут одни элв, страшный воин? Что могут, ничего не знающие о иных мирах? Нам осталось одно угасание среди тьмы.
Радужная нить задребезжала как струна, когда большой элв отчего-то дрогнул. Рмун теперь опускалась обратно в объятия ложи и чуть-чуть при этом подёргивала кистями.
Лим встал, выключая оружие, и приблизился к любимой.
– Рмун! – нетерпеливо объял он её за руку. – Во имя течений Соату, ты видишь!
Её глаза, жёлто-синий и чёрно-фиолетовый, выражавшие принятие каждому и всем из существующих существ, вновь налились цветом. Пелена морока спала с них. Дыхание её оживилось и участилось в такт клокотанию всех трёх сердец, ощутивших приток крови.
– Лим…
– Да?
– Люблю тебя, мой стражник страшных снов. – воссияла её осторожная улыбка. Свободная кисть пригладила его щёку.
– Как любят музыку прудов чистейших и их даров…
Свет над ними, на секунду став ярче, вдруг погас.
Пол, пусть и был сплошь каменный, ушёл у него из под ног в одно это мгновение. Лима откинуло на двадцать-тридцать шагов в сторону, закружило. Потолок стал обваливаться маленькими кусками с краёв, а потом и крупными с кратерного просвета. Что-то пошатнуло свод, затем вновь и вновь. Грохот гулом выхода метанового газа пронёсся по пещере несколько раз. Слюда, занявшая пространство аккурат над ним, потрескалась, начала падать.
Лим вынул электрорубило и, обходя препятствия, возвратился к полумесяцу с Рмун, рубя по пути камни впереди себя и над собою, что продолжали прилетать.
Трое элв, за исключением самого большого, накрывшего Рмун своим панцирем, не сдвинулись с места. Остальной выводок частью погиб под завалами, а частью убежал по тоннелям врассыпную. Старшие же не завершили начатой работы, даже когда крупные камни били им по ногам. Липкая нить и паутина над Рмун, вновь закашлявшейся, засопевшей и закрывшей глаза, дрожали с каждым толчком.
– Пришли-и-и… – зашипел двое элв, ткущих паутину. – Пришли-и-и нечистые… Пришли, чтобы осквернить небо.
– Вы спасёте её?!
– Мы пытаемся, но надежды мало. Хворь глубока в ней и иная хворь, что совсем близко от нас застыла в небе, питает заразу силой. Дети от выводков умира-а-ают… Элв сделают для чистой певчей всё, что могут дать их лапы и жвала и нити, но по мосту радуги она должна пройти сама. Никто не вправе помогать ей. Никто не сможет ей помочь. Даже ты, страшный воин. – Лим выделил в звуках работу завихрителей. К Унк вернулся Доу? – Они близко…
– Как подняться наверх?! – электрорубило периодически шваркало разрядами. – Как подняться на поверхность?!
– Выводок проводит тебя. Ступай за нашими детьми. Ступай в свей стихии, страшный воин.
– Спасите ей жизнь! – бросил он на последок. – Во что бы то ни стало, сделайте это!
Он не считал расстояние, в противовес тому, как учил Кослу, он не глядел по сторонам, не держал в уме гезхоры. Он лишь бежал, быстрее и быстрее за землеройками, которые вели его. Поворот направо и подъём по скользкой дорожке с гладкими вмятинами, где любой зилдраанец давно свернул бы ногу. Вот ещё один тоннель в системе сотен других, перебороздивших друг друга, что нож ломтики выпечки, доставленной из труб-змеек пищевого конвертера. Блики, свет и поверхность – после темноты он не сразу понял, что уже выбежал и не сразу отразил, что происходит наверху.
Чинту провели расчистку плацдармов для высадки и отстрелили кругляши-капсулы десанта, запалившие в синеве неба четырьмя своими термально-красными разгонщиками. Квэл-система костюма определила параметры автоматически, пока Лим забирался по уступам кратера: их семи палубный флагманский стинум тяжёлого класса "Ио", производя отстыковку одного из двух осадных тасагов, размещённых в карманах экранированного брюха, завис в тридцати девяти дакту на орбите Унк. Самая дорогостоящая игрушка в галактике, на которую чинту убили половину военных ресурсов. Его корпус в пятнадцать дактов по длине и четыре с половиной дакта по ширине, открывая виду неровно выдвинувшиеся ромбовые стержни, утыканные десантными челноками и орудиями завихрителей, ещё двигался по инерции после сверхсветового прыжка. Свет от внутренних помещений роботизированных ремонтников и контурных маяков Лим видел без увеличительных наглазных накладок. Технологическое отставание в чём-либо чинту всегда компенсировали внушительностью масштабов.