– Ах ты сукин сын! – Хэтчер вскочил, и чашки покатились по столу. Одна упала на пол и разбилась. Кофе разлилось, немного попало Джордану на колено. Халат Хэтчера слегка разошелся, грудь вздымалась от ярости. – Сидишь тут в своем чертовом костюмчике и смеешь разевать пасть за две сотни баксов в час. Опусти свой гребаный нос! Благодаря этой паре стаканов мне хоть немного легче снова об этом всем вспоминать. Потому что ты ничего не знаешь. Говоришь, мол, можешь представить – да не можешь. Никто не может, пока с ним такое не произойдет.

– Правильно, – кивнул Джордан, игнорируя жжение от кофе. Мелочь в сравнении с болью Хэтчера. – Не знаю. И не узнаю, если вы не проведете меня, шаг за шагом. Судья тоже. Это ужасно, грубо и нечестно, заставлять вас снова переживать случившееся. Но вы мне нужны, Дэниел. Вы нужны Соне.

– Я хочу ее вернуть.

Дэниел рухнул на стул. В голосе несчастного звучали тоска и гнев. Чтобы собраться, ему понадобиться и то, и другое, поэтому Джордан решил не гнушаться подначками, если придется.

– Знаю. Так верните ее для меня, Дэниел. Расскажите о Соне и о том, что произошло между ней и Элайджей Фуллером.

– Хорошо.

Клэй подал Хэтчеру полотенце, чтобы вытереться, и взял еще одно для Джордана.

– Простите… за кофе.

– Все равно эти штаны уродливые. – Клэй потрепал хозяина дома по плечу и подмигнул Джордану. – За две сотни в час мог бы и получше себе купить. Сделаю еще кофе.

Две сотни в час. Государственному служащему. Смешная шутка.

Клэй поставил кофейник заново, а Джордан стал слушать историю Хэтчера. Как его невеста, болтавшая со всеми, перекинулась словечком с Фулером в прачечной. Как тот стал ошиваться рядом, подстерегая Соню на парковке, даже на занятия к ней являлся.

– «Случайно проходил мимо», – процитировал Дэниел. – Чушь собачья, но Соня была слишком вежливой.

Как между будущей парой нарастало напряжение, потому что Дэниелу осточертел Фуллер.

– Соня говорила, дескать, он безобидный. Пока я не поймал его с камерой.

Джордан уже знал, что было дальше, но все равно сверился с записями:

– Семнадцатого марта прошлого года у вас с мистером Фуллером произошла стычка.

– На день Святого Патрика, – кивнул Хэтчер и отпил кофе. Клэй заварил такой крепкий, что чуть кожа во рту не облазила, но похоже, это помогало. – Ну, вы ж знаете, что в это время творится. Люди гуляют, большинство напиваются.

– А вы пили, мистер Хэтчер?

– Ни капли. Из-за работы пропустил парад и все такое. А Соня была с друзьями. Мы собирались встретиться здесь и устроить второй раунд. Как раз обустроили нижний этаж, и когда я припарковался и вышел из машины, то услышал, как Соня поет. Она открыла окно настежь, как ей нравилось и голосила какую-то ирландскую песню, кажется, «Парень Дэнни». Пела она так же хорошо, как буйвол тустеп танцует, но любила это дело. Я решил тайком подобраться к окну, кинуть камушек, напугать слегка.

– И тогда вы увидели Фуллера.

– Ублюдок. – Лицо Хэтчера исказилось от ярости. – Прятался в чертовых кустах, делал… делал фотографии Сони в окне. Простите. – Он взял полотенце и вытер повлажневшие глаза.

– Все в порядке.

– Ну и я, гм, поймал придурка. Заехал по челюсти, тот завизжал как девчонка и упал. Соня подбежала к окну и спросила, какого черта происходит. Фуллер разревелся и… у меня просто глаза красной пеленой заволокло. Я схватил его за шкирку – честно говоря, и не помню как – и просто… впечатал его в окно.

Как законник Джордан считал, что за подобное тоже следует отправлять под суд, но в глубине души впечатлился поступком. Пусть и сомнительно, что Элайджа Фуллер убил тех трех женщин, все равно его поведение недопустимо.

– Позже его доставили в больницу с рваными ранами на затылке.

– Да. Несколько осколков отлетело и задело Соню. Ей накладывали швы вот тут. – Хэтчер наискось провел пальцем по верху ступни.

– Вы провели ночь за решеткой.

– Соседи вызвали полицию. Я… наверное, все еще его бил, увлекся и зацепил одного из офицеров. Соне, гм, пришлось признать, что проблема есть, и подать заявление. Копы нашли в камере Фуллера карту памяти, полную фотографий Сони. Здесь. В школе. На прогулке в чертовом парке. Мы решили уехать. Заменить стекло, разорвать договор аренды – такая ерунда. Но недели не прошло, как Соня погибла. В тот самый день, когда ей должны были снимать швы.

Эва в бессильной ярости смотрела на бочку с анютиными глазками.

Мертвы. Не просто засохли. Мертвы.

Эва знала – еще до того, как Джордан любезно обратил на это ее внимание, – что плохо за ними ухаживала. Цветы всегда выглядели так радостно, их яркие пурпурные головки покачивались, когда она моталась туда-сюда мимо, и вдруг – раз! Они поникли. Опять забыла полить.

Но ведь Джордан поливал их четыре… или даже три дня назад. А теперь бедняжки безжизненно висели с увядшими листьями и почерневшими лепестками.

Ублюдок отравил ее цветы.

Эва огляделась и с легким удивлением отметила, что парковка пуста. На самом деле громила не показывался с тех пор, как угрожал ей ножом. От одной мысли, что он шастает по округе с банкой яда, кровь холодела в жилах.

А вдруг следующей жертвой станет один из пациентов?

Или один из друзей?

– Ладно. – Дрожащими пальцами Эва выудила из сумочки ключи. – Ладно, засранец. Хочешь усложнить мне жизнь? Понятно. Но с меня хватит.

Взвинченная, на нервах, Эва заперла дверь и промаршировала к машине. Сегодня она припарковалась прямо перед входом, чтобы избежать креативной резьбы по шинам. Вспомнив, как Джордан с тихой яростью менял колесо, Эва почувствовала, как ее собственный темперамент рычит и щелкает зубами, словно злобная собачонка.

Похоже, все кончено, раз Джордан даже не потрудился попрощаться перед отъездом.

И хотелось бы сказать, мол, вот и славно – она же сама мечтала оградить его от своих дел, не так ли? Разве не требовала оставить ее в покое? Но Эва не собиралась себя обманывать и делать вид, что сердце не болит.

«Просто ушиб», – сказала она себе, поглядывая в зеркало заднего вида и вливаясь в поток машин на Калхаун-сквер. Лучше принять удар сейчас и убрать их обоих с линии огня, пока кто-нибудь серьезно не пострадал.

И можно подумать, ее раньше не били. Дядюшка об этом позаботился, а Майкл… что ж, Майкл очень даже охотно покинул поле боя.

Горя праведным гневом, грозящим выплеснуться на любого, кто рискнет подобраться слишком близко, Эва зарулила на парковку у дома Лу Эллен. Вот только по дороге выкипело столько клеток мозга, что она беспечно въехала в клумбу.

Джек стрелой вылетел из-под куста камелии, и сердце Эвы подскочило к горлу.

– Черт. Джек, как ты выбрался на улицу?

Пальцы покалывало от ярости и страха. Эва наклонилась и подхватила кота. Утром, торопясь на работу, она решила оставить его дома. «Дома, – раздраженно напомнила себе Эва, – где его не собьет какой-нибудь придурок на машине».

Недовольный, что его слишком крепко сжали, кот впился когтями в ее руку.

– Прекрати. Прекрати сейчас же, неблагодарное животное. Я тебя чуть не переехала. – Джек предупреждающе зарычал, намекая, что не в духе. – Ага, в очередь встань. Я сегодня уже столько болванов разозлила.

– Проблемы, Эва?

Обернувшись, Эва увидела Лу Эллен со стаканом в руке в оранжевых бриджах и ярко-зеленой футболке (отчего леди сильно смахивала на худую тыкву). Домовладелица стояла на веранде вместе с молодым парнем в униформе.

– Нет. Все обалденно, прямо персик. Ай. Ай! Засранец мелкий. – С горящей от укуса рукой, Эва уронила кота на землю.

Тот забрался под олеандр и, прищурившись, стал наблюдать за хозяйкой, раздраженно хлеща хвостом.

Лу Эллен прокашлялась:

– Похоже, персики в этом году с гнильцой.

– Ты себе даже не представляешь, – пробормотала Эва.

– Гм. Если это все, мисс Калхаун?

Эва посмотрела на парня и заметила логотип «Ремонт стекол» на кепке, натянутой низко на короткие светлые волосы. На рубашке имелся бейджик, но с такого расстояния имя не прочесть. И если бы гнев не лишил Эву слуха, зрения и разума, она бы заметила припаркованный на улице фургон.