Здесь может быть уместен вопрос, почему же такой единственный в своем роде одаренный человек, вопреки своей естественной скрытности, не должен быть известен и принят к сведению, по меньшей мере своими сопосвященными[7]. Ответ выглядит так, что в этой особой: инкарнации не было предназначения судьбы, таким образом получить признание и общественное одобрение. Как бывает в случае с далеко продвинутыми посвященными, если они не должны выполнять особую миссию во внешнем мире, было предназначено, что ее жизнь самопожертвования должна проходить в относительной скрытости. Всем тем, кто знал ее ближе, было ясно, что почти непрекращающиеся страдания были предназначены ей как часть судьбы. Все ее существо было настолько восприимчиво как для гармонии высших сфер, так и для земной области, что ее огромным желанием стало бы несомненно полностью посвятить себя музыке: передать в земных звуках определенное эхо тех небесных звуков, на которые она была так тонко настроена. Но была другая, менее соответствующая ей работа, из-за чего это ее желание должно было отступить и получать выражение только в тех редких удобных случаях о которых я упоминал. Кроме того, она должна была постоянно бороться с болезненным телом, бедностью, заботами и мучительными проблемами многочисленного свойства: с завистью и ревностью, которые она, в своей скромности и простоте, — никак не могла объяснить. Несмотря на это, она жила и страдала героически, не жалуясь, но радостно до самого конца, радостно потому, что ее сознание во время борьбы с земными трудностями было почти постоянно в созвучии с радостью высших существ.

Мой тесный контакт с Нельзой Чаплин продолжался в течение 7-и лет. На протяжении этих лет Мастер Кут Хуми, при многих удобных случаях, передавал мне через нее свои жемчужины мудрости и наставлял меня, каким образом я мог бы лучше служить Белому Братству не только моей музыкой, но и моим писательством. При одном из таких удобных случаев он сказал, что придет время, когда будет нужно рассказать человечеству об эзотерических воздействиях музыки и ее влиянии почти на каждую ступень развития эволюции. Тогда он попросил меня о том, чтобы с помощью его ученицы написать книгу по этой теме.

После этого было установлено время, в которое Нельза Чаплин вступала в контакт с Мастером, и в то время, как она яснослышанием вслушивалась в те указания, которые он давал, я делал записи, которые позже должны были быть разработаны отдельно. Иногда она прибегала к тому, чтобы заглянуть в Акаша-Хронику[8], чтобы иметь материалы для описания доисторических эпох. Она. отвечала и на мои — вопросы, которые я вынужден был задавать по тому или иному пункту: при описании других времен. После того, как я заканчивал некоторые главы, я читал их вслух, а она в это время прислушивалась к комментариям или Поправкам, которые пожелал произвести Мастер. Таким образом была написана ЭТА книга, «инспирирована» и продвинута тем, кто в более ранней жизни был великим философом и музыкантом Пифагором.

Мой контакт с Мастером К.Х., несмотря на то, что на время был прерван, не закончился со смертью Нельзы Чаплин. Мастера Мудрости обладают силой материализоваться в любой части света, чтобы дать этим своим ученикам указания или передать послание. Таким образом мой контакт с Мастером был, наконец, восстановлен, после того, как в промежутке до этого были использованы для контакта некоторые другие ученики. Я хочу еще здесь упомянуть, что Мастера Мудрости, давая инспирацию для написания определенной книги, следят своим далековидящим духовным зрением за тем, какой отзыв она имеет в мире, чтобы они могли оценить воздействие, которое она вызвала, как индивидуально, так и коллективно. Они делают наблюдения, какие из ее частей принимаются, а какие отвергаются, либо из-за того, что им не удалось разбудить интерес, либо из-за того, что большинство читателей еще не в состоянии их постигнуть.

Кроме того, должны быть учтены как душевный склад, так и характерные черты времени. Сегодняшним людям, которые очень отличаются от своих предшественников нужно давать все в самой что ни есть сжатой форме. Тот, «процесс ускорения», который ощутим во всех областях жизни, сказывается и в определенных ветвях литературы. Отсюда в некоторых частях оригинала проведены сокращения и улучшения, в соответствии с желанием Мастера, добавлено много нового материала.

Во все эпохи философы, религиозные люди и ученые признавали выдающееся значение звука. В Ведах, самых древних письменах мира, утверждается, что весь Космос проявляется воздействием звука. Позднее, составитель Евангелия от Иоанна выразил эту же истину, написав: «В начале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог». Составитель книги «Иисуса Навина» тоже должен был обладать определенными знаниями о силе звука, иначе он не смог бы написать истории взятия Иерихона, стены которого пали от звука труб.

Доказан факт, что звуки могут быть как созидательными, так и разрушительными, они могут как создавать формы, так и разрушать их. Из беспорядочно рассыпанного по стеклянной пластинке песка при помощи смычка, которым проводят по краю пластинки, образуются геометрические формы — факт, который, служит доказательством конструктивного воздействия звуковых вибраций. Другой пример, звук, человеческого голоса может привести к тому, что может лопнуть стакан и рассыпаться на тысячи частичек.

Тому, кто долго занимался темой звука, будет очевидно, что изначальная возможность объединения людей друг с другом появилась благодаря звуку. В начальной форме эта возможность возникает у животных и достигает своей высшей точки у людей. От речи к простейшей форме песни был сделан еще один шаг и этот шаг привел к возникновению музыки.

Если звук имеет такое значение, то что можно сказать о том, когда звуки гармонично соединяясь друг с другом, производя нежное звучание, становятся искусством музыки. За ответом на этот вопрос обратимся к одному из величайших мыслителей всех времен.

«Музыкальное образование, — пишет Платон — как и всё другое, есть инструмент воздействия, потому что ритм и гармония находят свой путь в потаенные уголки души, мощно ими овладевают, придают им привлекательность, и душа того, кто действительно образован становится красивой». На деле Платон имел настолько чёткое мнение о воздействии музыки, что в другой части своего произведения о государстве пишет: «Введение нового вида музыки, /а сюда относились также стихотворчество и танец/ должно быть ограничено, ибо оно подвергает опасности общее существование государства, так как музыкальным стилям невозможно противостоять, чтобы не причинить вреда важнейшим политическим институтам». Платон не был одинок в своем мнении, его, без сомнения, разделял Аристотель, когда писал: «Эмоции всех видов вызываются мелодией и ритмом. Отсюда человек через музыку привыкает воспринимать настоящие эмоции. Следовательно, музыка имеет силу для образования характера. Различные формы музыки, которые основываются на различном строе звуков, могут быть разными по своему воздействию на характер. Одна, например, действенна в направлении меланхолии, другая служит смягчению, одна способствует растерянности, другая — овладению собой, третья — восхищению, и так идет далее по всему роду звуков».

Это был взгляд старых философов, чьи письмена стали пылью времен. Несмотря на то, что они так настойчиво выражали свое мнение относительно простой музыки их дней, до сих пор только немногие композиторы, не говоря уже о дилетантах сегодняшнего поколения, понимают, что различные формы многоуровневой музыки, более сильной по выражению чем ранее, обладают особыми качествами, чем просто быть — художественной формой доставлять удовольствие и мимоходом воздействовать захватывающе или смягчающе на душу. Долгие годы любители музыки слушали и узнавали оратории Генделя, симфонии Бетховена, этюды Шопена и оперы Вагнера; каждый из этих музыкантов создавал свой особый индивидуальный стиль, к примеру, симфония Бетховена это совершенно иное художественное произведение, чем оратория Генделя. Но несмотря на это, никто из слушателей не считал способным II музыку Генделя или Бетховена воздействовать столь широко и решительно на характеры этики. Когда же они ознакомятся со взглядами Платона на музыку и ее воздействие, то конечно, будут рассматривать его воззрения только как жертву раннего суеверия. Мы надеемся показать ошибочность такого утверждения следующим: