Утром я уже была готова и сложила свои нехитрые пожитки в небольшую сумочку. Вот с тёплой одеждой у меня плоховато, плащ на большие холода не совсем рассчитан.

Вышла на крыльцо и увидела небольшие чудесные расписные сани, запряженные удивительными конями. Кони-то были крылатые. Не белые, а какие-то бело-голубые с золотистыми длинными гривами, которые развевались сами собой.

Как только я появилась на пороге, Ветер выскочил из саней, схватил что-то и бросился ко мне. В руках он держал чудесную шубу и меховую муфту.

— Это тебе. Чтобы не мерзла, — улыбалась мне эта довольная и нагловатая личность.

— Спасибо, — и царственным движением (как мне казалось) я позволила накинуть на меня белоснежную песцовую шубку.

— Да, чуть шапочку не забыл, — добавил ветер и бросился доставать её из саней. — Не хочу, чтобы ты замёрзла, пока будем летать над снегами.

Я реально растеклась в мыслях и ощущениях. За мной ещё ни один мужчина так не ухаживал, да и вообще, если честно, не ухаживал. Никто из мужчин так не заботился, не думал о моем удобстве, не дарил украшения и шубы. А это, оказывается, приятно. Тут кольнула мысль о том, как я неблагодарна в своих мыслях по отношению к принцам. Они совсем не жадные и, если бы было что подарить, обязательно бы подарили. Они согревали меня в холодные зимы, и эта странная история, которую я помню очень смутно, произошедшая до встречи с Бабой Ягой: какие-то девицы, лес, костёр, круг. Не помню, а почему — не пойму. Но почему я стала сравнивать их с Ветром? Вероятно, потому, что они никогда не видели во мне девушку. Вернее, девушку, достойную внимания не как друг, попутчик, человек, который указывает дорогу, но девушку, которая нравится. Никогда в их глазах я не видела восхищения, которое сияло в глазах Ветра, желания поймать мой взгляд, украдкой коснуться руки. Стало приятно и обидно одновременно. И почему девушкам всегда что-то не так?

Я села в сани, одетая, как королева, и довольная, как сто слонов, которых, конечно, не видела, но слышала, что огромные. Кисленькое что-нибудь бы пожевать, чтобы не улыбаться так глупо.

Нас провожали все обитатели постоялого двора, кроме Собирателя грехов. Все, кроме принцев, улыбались, а они стояли, как в воду опущенные, и выглядели как люди, у которых произошло крушение основных жизненных понятий. Было ясно, что они не могут поверить в то, что я могу кому-то приглянуться, особенно такому лихому парню, как Ветер.

«Вот и хорошо, пусть удивляются», — пронеслось в голове. А другая мысль была: «Жалко, что расстраиваются, не обижайтесь, я к вам очень хорошо отношусь».

Ветер усадил меня, потом вскочил в сани, махнул рукой, и кони рванули вперед с необыкновенной скоростью. Сначала они бежали по земле, а потом как-то без видимых усилий поднялись в воздух и понесли нас. Я от страха схватилась за Ветра, а он приобнял меня одной рукой за плечи шепнул на ухо:

 — Не бойся, красавица, прокачу с ветерком. Со мной не пропадёшь.

А вот и не буду бояться, я девушка не пугливая, неважно, что никогда по воздуху не летала, но во мне возникло странное чувство, что я создана для полёта, что со мной ничего не случится, что я могу чувствовать себя в воздухе так же естественно, как и на земле. Я повернулась к Ветру и сказала:

 — А кто тут боится, мне нравится, только плохо видно, что там внизу.

— Звездочка ты моя, радость, конечно, ты создана для полёта, и тебе не будет страшно, потому что тебе это дано от рождения. Но мы опустимся пониже, чтобы лучше видно было.

— Вот только не надо громких слов, я своя собственная, ничейная, да и руки убери, сама держаться буду.

Ветер засмеялся, радостно так, одобряюще, но руки с плеча не убрал.

 — Я немного придержу, пока ты совсем не освоишься, а там видно будет. Прекрасная панна, куда направимся?

— Вот мечтала увидеть море-океан, долго ли туда лететь?

— Дня два лететь будем. Сначала над степями, далее над Хвалийским морем, в которое впадает великая река Ра, что степняками именуется Идел, где ловят осётра-рыбу, потом полетим над горами и пустынями к Эритрейскому морю — океан Инди.

Леса закончились, и внизу расстилалась степь — бескрайняя, как небо, и белая, как облака над нами. Кое-где были видны стоянки кочевников. Над странными домиками струился дымок. Везде люди едят, пьют, любят друг друга, вот только что толкает их к ненависти, к войне? Нехватка земли? Так вон она, степь, какая огромная.

Вокруг нас со свистом проносились вихри метели, но в санях было тепло и уютно. Ветер подлетал то к каким-то поселкам, то к путникам, застрявшим в снегу, что-то шептал, и у людей в глазах появлялась надежда. Я радовалась и гордилась им. Мы иногда опускались на землю, я ведь человек, не могу сидеть, не двигаясь, да и в кустики сбегать надо. К вечеру оказались возле Хвалийского моря. Я никогда не видела моря. У берега тоненькая корочка льда, а дальше вода, вода, вода. Когда смотришь вправо, далеко на горизонте виднеются вершины гор.

 — Тебе нужно отдохнуть, весь день сидишь, все тело, наверно, задеревенело. Это я привык целый день в движении, а ты у нас девушка, тебе отдых нужен, пища.

— Да и тебе тоже отдохнуть надо.

— Да я привык, так иногда, отдыхаю, когда домой залетаю.

— А где твой дом?

— Далеко — если лететь на север, можно увидеть мой дом на семи ветрах. А из дома моего виден остров Макарийский, иногда его остров Буян называют, на нем птица Гамаюн обитает, и птицедевы живут. Много необычного на том острове происходит. Только туда не просто попасть. Даже я там нежеланный гость. Как-нибудь расскажу тебе об этом чудо-острове. А дом мой хороший, только хозяйки там нет. Одиноко в нем. Вот и не тянет, по земле скитаюсь, а иногда и в другой мир залетаю. Весело бывает, когда братцы залетают погостить. Рассказывают, что видели. Бывает это раз в году, когда птица Алконост яйцо в море кладет. Дедушка Стрибог запрещает нам дуть, на море великий штиль устанавливается на семь дней, нельзя, чтобы море-океан колыхалось, пока птенец не вылупится.

— Ветер, мне вот неудобно спросить — как тебя матушка зовет, ведь у каждого есть имя?

— Матушка зовет меня Лаки, я ведь ветер удачи, — и он опять засмеялся.

 — Ладно, пойдем к людям, поедим, что дадут. Хоть ты и взяла с собой, а горячая пища для человека важна, да и ночевать в санях ты не сможешь. А я сыт радостью, что от тебя исходит, что нравится тебе мир видеть. Хорошо мне с тобой.

Мы опустились возле небольшой рыбачьей деревушки. Кони наши потеряли свой волшебный вид и стали походить на обычных. Лаки протянул мне руку, помогая выйти из саней. Приятно, когда за тобой ухаживают и заботятся.

Я устала от впечатлений и в то же время жаждала их больше. Но надо было поесть и лечь спать, чтобы завтрашний день был наполнен до отказа. Этот день выдался удивительный — снежная степь, полёт, рука Ветра, заботливо поддерживающая меня в санях, его участие, восхищенный взгляд — всё это вместе рождало сумятицу в мыслях. Казалось, они сами несутся на конях по ухабам, уносятся в небо прямо к солнцу. Страшно упасть, опалив крылья, страшно поверить в то, что происходит, и в то же время не можешь от этого отказаться. Я поняла, что не смогу больше жить без путешествий с Ветром, что вот оно, мое истинное, моя суть: дорога и снег, море и горы, кибитки, странные люди со странными привычками, неизвестные края, маленькие и большие поселки, города, реки и озёра, деревья и цветы, поля и луга, табуны коней, стаи птиц, диковинные рыбы — весь этот огромный мир с его тайнами и неожиданностями, трудностями и опасностями. Только в нём я живу — не сплю или нахожусь в полудрёме, не провожу день до вечера, а дышу, летаю, вижу — просто живу. Это я, это моё, я дочь леса и дороги, и я не хочу это терять.

— Спасибо, Лаки. Ты подарил мне мир. Ты подарил мне понимание его необъятности, пусть мы летим всего один день. А главное, что это мое, то, без чего я не смогу быть собой, — я дотронулась до его руки. — Ты лучший. Лучший из Ветров. Я буду отдыхать, слишком много впечатлений за один день.