[12]Угомонились ветры в страхе,

Пустились мигом наутек,

Шатнулись, как «до ляса» ляхи,

Бегут, как от ежа — хорек.

Нептун сейчас же взял метелку

И вымел море, как светелку.

Тут солнце глянуло на свет.

Эней как будто вновь родился,

Пять раз подряд перекрестился

И приказал варить обед.

[13]Вот мисками настил сосновый

Уставили, забыв беду.

Не говоря худого слова,

Все навалились на еду.

Кулеш, галушки и лемешку

Уписывали вперемежку,

Тянули брагу из корцов,

Горелку квартами хлестали,

Из-за стола насилу встали

И спать легли в конце концов.

[14]Была Венера-вертихвостка

Востра и на язык бойка.

Смекнувши мигом, в чем загвоздка,

Кто настращал ее сынка,

Она приубралась, умылась,

Как в день воскресный нарядилась

Пуститься в пляс бы ей к лицу!

В кунтуш люстриновый одета,

В очипке новом из грезета,

Явилась на поклон к отцу.

[15]Зевес тогда глушил сивуху,^{14}

Питье селедкой заедал;

Седьмую высуслив осьмуху,

Подонки в кубок наливал.

«За что, скажи, любимый батя,

Обида моему дитяти?

Чем прогневил тебя Эней?

Моим сынком играют в свинки!—

Венера всхлипнула, слезинки

Из глаз посыпались у ней. —

[16]Уж не видать бедняге Рима

Ни в сладком сне, ни наяву,

Точь-в-точь как пану хану — Крыма.^{15}

Скорей издохнет черт во рву!

Ты знаешь сам, когда Юнона

Пестом задаст кому трезвона,

Так загудят в башке шмели.

Вот колобродить мастерица!

Но ты заставь ее смириться,

Угомониться ей вели!»

[17]Последнее допив из кубка,

Юпитер свой погладил чуб:

«Ох, доченька моя, голубка!

Поверь, я в правде тверд, как дуб.

Эней забудет все мытарства,

Он сильное построит царство,^{16}

Немаловажный станет пан,

Свой род возвысит, не уронит,

Весь мир на панщину погонит,

Над всеми будет атаман.

[18]Проездом завернув к Дидоне,^{17}

Начнет он куры строить ей,

Полюбится ее персоне

И запирует наш Эней.

Попонедельничай! Тревогу

Откинув, помолись ты богу!

Всё сбудется, как я сказал».

Венера низко поклонилась,

Учтиво с батюшкой простилась,

А он ее поцеловал.

[19]Эней очнулся после ночи

И с голодранцами опять

Пустился, сколько видят очи,

Проворно по волнам чесать.

Плыл-плыл, плыл-плыл! Энею море

Обрыдло хуже всякой хвори.

Смотрел он чертом, говоря:

«За что мученье мне такое?

Как жаль, что я не сгинул в Трое!

По свету б не таскался зря!»

[20]Пройти великое пространство

Пришлось Энеевым челнам,

Покамест голое троянство

Пристаю к новым берегам.

Чем бог послал перекусили,

Чтоб ноги кое-как носили.

Эней возликовал душой.

Он тоже подкрепился малость

И шлялся, позабыв усталость.

Глядь — город перед ним большой.

[21]Тот город звался Карфагеном.^{18}

Дидона мирно в нем жила

И нравом славилась отменным.

Была разумна, весела,

Трудолюбива, домовита,

Собой красива, сановита,

Но коротала век вдовой.

Внезапно встретила троянцев,

Босых чумазых чужестранцев,

Она у входа в город свой.

[22]Им слово молвила Дидона:

«Отколь плететесь, голяки?

Везете, что ли, рыбу с Дона?

Вы — чумаки иль бурлаки?^{19}

Видать, нечистый вас направил,

Причалить к берегу заставил

Ватагу этаких бродяг!»

Троянцы загудели хором

И, вовсе не смутясь укором,

Царице прямо в ноги бряк!

[23]«Мы, — говорят, — не отщепенцы,

Народ крещеный, ей-же-ей!

Мы — Трои, значит, уроженцы,

Явились к милости твоей,

И нам и храброму Энею

Накостыляли греки шею.

Пуститься наутек пришлось!

Бежали сколько было мочи,

А пан Эней отвел нам очи

И плыть заставил на авось

[24]Не дай, приветливая пани,

Загинуть нашим головам!

За доброту тебе заранее

Эней спасибо скажет сам.

Такое у бездомных счастье:

Раскисли, как щенки в ненастье,

Попали удальцы впросак!

Продрались кожухи да свиты,

И постолы вконец разбиты.

Знай трубим с голоду в кулак!»