— Вот тебе на! — воскликнула я, озадаченная этим.

За все это время Муса задал только один вопрос:

— Где же находятся заброшенные храмы?

Его слова Лал перевел на хинди. Жрец, услышав такой вопрос, двумя пальцами левой руки — большим и указательным — начал очищать язык.

— До храмов один день пути. Все время вверх по течению, — сказал он. — Завтра, после полудня, вы увидите горы Старых Храмов. Но помните, бог Шива карает всех, кто не следует его учению! Всех, кто нарушает его покой!

Мы в глубине души решили не слушаться этого отшельника, не побоялись его угроз. У нас были самые правильные мечты, а ради этого стоило идти в огонь и воду.

Мы поднялись, чтобы уйти. В это время из чащи выбежал дикий олень и начал ластиться к старику. Мы не успели моргнуть глазом, как на спину красивого животного опустился черный ворон. Они не побоялись его!

Мы поторопились уйти из этих загадочных мест. Даже позабыли позавтракать у родника. Теперь наша тропинка ведет нас во владения бога Шивы. Вокруг нас плотным кольцом стоят деревья, подняв свои стволы, словно по команде «руки вверх!».

Джунгли отняли все наши силы, мы страшно устали. Шли в одних лохмотьях. Наши платья состояли из дыр и заплат. Прохудившиеся сапоги мы выбросили прочь, — кому они нужны с оторванными подметками? Идем босые.

В последнее время я так тоскую по отцу и матери! Если бы смогла вернуться одна, я бы, пожалуй, рискнула, но как бросить брата и близких друзей! Пусть грустно, но дело есть дело.

Лал все еще не отчаивался.

— До моей деревни теперь рукой подать, — с надеждой сказал он. — Вот увидите, я вас обязательно познакомлю со всеми деревенскими ребятами, моими друзьями. Такие сорвиголовы! Стоит им только намекнуть про нефть, пойдут за нами. Ни один овраг и ни одно ущелье не останутся необследованными.

Мы на все испытания согласны, только бы снова не начался муссонный ливень. Тогда нам отсюда ни за что не выбраться. Это ясно каждому.

Босиком идти непривычно. Левая нога вся в ссадинах и синяках, живого места нет. Но никто об этом не должен знать. Наоборот, я обязана всячески подбадривать других, поддерживать в них силу, как это делала мама на фронте. Ведь так поступают все умные женщины! Все же мне жаль нашу Бульбули, она оказалась такой слабой, что еле тащится.

Усталость берет свое. Боль тоже. Но я отлично понимаю, что надо отвлечься, не думать о наших страданиях. Я и пытаюсь это сделать. Лучше всего это удается, когда вспоминаю Уфу. Очень интересно знать, как там поживают наши ребята. Наверное, все уже разъехались по пионерским лагерям, куда-нибудь на берег Демы или Уфы. Счастливчики, им не грозит встреча с носорогом или тигром. Дикие слоны им даже не снятся!

Если бы в эту минуту меня увидел Дальвос, честное слово, он перестал бы смеяться надо мной. Он оценил бы наше мужество. Только вот жаль, что он не может увидеть нас.

— Почему твой брат такой неразговорчивый? — допытывается Бульбули.

— Зато я болтаю за двоих, — отвечаю ей.

— Ты теперь тоже редко разговариваешь, — замечает она, — такая рассудительная! — На ее лице понимающая улыбка.

На второй день мы набрели на заброшенные храмы.

Храмы построены в самой горе, у них нет ни окон, ни стен. Только высокие ворота ведут в глубь храмов, в кромешную тьму.

Жутко, когда кругом такое безлюдье. Строители этих храмов, конечно, давно умерли. Но почему другие не селятся здесь или поблизости?

Мы подошли к воротам, закрытым железной сеткой.

— Это — против летучих мышей, — тоном знатока объяснил нам Лал. — Если от них не закрываться, им ничего не стоит загрязнить и разрушить все статуи.

Мы с трепетом перешагнули порог первого храма. Всюду на стенах фрески с изображениями людей и животных: бюсты и фигуры высечены в скалах. У входа нас встретил каменный слон. Он был большой, как настоящий.

Мне показалось, что мы попали в какой-то чужой мир, в какое-то прошлое, далекое и странное. Ни одного человеческого голоса. До нас доносятся только голоса крикливых ястребков, суетящихся там, где дневной свет.

Плотно закрыв за собой сетчатые ворота, мы приблизились ко второму храму. Все его наружные стены также были разрисованы: всюду высечены силуэты буйволов, тигров, лошадей. Тут же среди них были люди, у которых по четыре руки.

Ворота странно заскрипели, когда мы их открыли. Из помещения потянуло затхлым воздухом.

— Не отставайте, — сказал Лал, смело шагнув вперед. — За мной!

Глухое эхо многократно повторило его голос.

Именно в эту минуту мне показалось, что кто-то на меня пристально смотрит. Я оглянулась. На меня в упор глядел каменный бог Будда, держащий в руках цветок лотоса. Его пронизывающие душу глаза были устремлены на меня. Я невольно отступила к другой стене храма. Затем украдкой бросила на него взор, загадочные глаза каменного Будды по-прежнему преследовали меня. Куда бы я ни отходила, неприятные глаза следовали за мной. Я так испугалась! Никак не могла сбросить с себя этот страх.

Мусе, по-видимому, понравились эти храмы.

— Давай обойдем их все, — предложил он.

— Не надо! — запротестовала я. — Скорей на свежий воздух. Я больше не могу на них смотреть!

Мальчишки послушались меня. Быстро закусив, мы решили все-таки обойти все овраги, окружавшие храмы. Это — наша настоящая цель!

Мы горячо взялись за дело. Не оставили ни одного оврага, ни одного ущелья, ни одной ямки, все обошли. А их тут оказалось немало. Мы не чувствовали ног от усталости.

А главное — не обнаружили никакого следа нефти. Даже самого малюсенького! Как тяжело обманываться в своих надеждах! Я немного растерялась: нас преследует неудача за неудачей. Когда же нам улыбнется счастье? Настоящее! Большое!

Только Лал все еще держался храбро.

— Разве это овраги! — воскликнул он. — Это не овраги, а какие-то ямы! А возле моей деревни есть такие, из которых не знаешь, как выбраться, если случайно заберешься туда!

Внезапно я почувствовала, что кто-то снова смотрит на меня. Невольно повернувшись, я увидела в густой траве два маленьких глаза, такие настойчивые, неотступные, сковывающие. Как взглянула, так и не смогла отвести от них своего взора, точно они меня привязали к себе.

В таком состоянии я была от силы секунды две-три, не больше. Огромная белотелая змея, распустив капюшон, изогнулась и, внезапно поднявшись, начала раскачиваться направо и налево, точно примериваясь к прыжку. Сейчас ее заметили все и со страху отпрянули назад. Только я одна осталась сидеть на своем месте как заколдованная. Я не смогла даже пошевельнуться.

— Кобра! — со страхом прошептала Бульбули, это я услышала отчетливо.

Мое сердце как будто перестало биться. Змея, раскачиваясь, то и дело показывала раздвоенный язык.

В этот миг точно издалека я услышала голос Лала.

— Шаура, не двигайся, — тихо, но внушительно проговорил он. — Не смей! Сейчас я заворожу ее. Она у меня будет знать!

Запомнилось: над головой пронеслись черные голуби. Пронзительно-тоскливо запищала обезьяна, сидевшая надо мною на суке.

Перед глазами как стрела мелькнула змея. Я ощутила мгновенную боль.

Не столько, быть может, от боли, сколько от страха я потеряла сознание. Только в самую последнюю секунду в моем сознании вспыхнуло: «Кажется, Лал не успел заворожить кобру!»

Когда сознание прояснилось, прежде всего я увидела печальные глаза Мусы, склонившегося надо мною. Лал стоял рядом с ним, а Бульбули, стараясь спрятать заплаканные глаза, держала меня за руки. Она первая воскликнула:

— Шаура открыла глаза!

— Жива! — с облегчением вздохнул Муса.

У меня не было сил, чтобы даже заговорить с ними, ужас как болела голова, всю лихорадило. «Кажется, умираю», — с тоской подумала я, увидев горестные лица моих друзей. Захотелось плакать, — я ведь наслушалась немало о том, что укус кобры смертелен. На что надеяться? Ровным счетом не на что!