Таких обидных слов не скажет и дядя Тандон, никто из тех, кого я знаю.
— Вторая буровая должна дать много нефти, неистощимый фонтан, — проговорил отец. — Вся надежда на нее. Трудно Индии без нефти, но еще горше мне, Атнагулу Шакирову.
Папа замолчал. Я не знала, что делать, что сказать!
Я стала будить брата. Стащила с него простыню, отняла подушку, только после этого он открыл глаза и сел, поджав под себя ноги.
— Ну, чего тебе? — спросил он, еще не совсем очнувшись.
Я пересказала ему, ничего не упуская, все, что слышала сама. Сон как рукой сняло!
— Врешь! — сказал он.
— Стала бы я тебя будить, если бы не такое серьезное дело!
Он лег и задумался. Муса не был таким быстрым на решения и поступки, как я. Он мог целый день лежать, не проронив ни слова. Такой уж он тугодум.
— Надо что-то предпринимать! — с отчаянием проговорила я.
— Нам самим надо открыть месторождение нефти, вот что! — вдруг сказал Муса. — Помнишь, как в Ишимбае было? Кто-то из охотников набрел на нефть, что просочилась на дно большого оврага. Об этом сообщили в Москву. Приехали геологи. Поставили вышки. Ударил фонтан… Наверное, в Индии тоже немало оврагов и ущелий, где можно искать нефть.
С этого дня мы только и думали о том, как бы найти нефтеносные благодатные земли.
А лу все крепчал, будто желая вырвать с корнем вековые деревья и заодно снести наш старый дворец. Все вокруг шумело и ревело, — ох, никому не советую пережить этот лу!
Муссон
Вслед за пыльным облаком с той стороны, где лежит океан, появились свинцовые тучи. Сначала они погасили солнце. Затем навалились на вершины далеких гор.
И тотчас разразилась гроза. Свинцовая туча начала стрелять молниями. Засверкало и загрохотало небо, вдруг ставшее низким и тесным. Заметались огненные хвосты.
Дышать стало еще труднее.
Мне показалось, что в нескольких местах продырявилось небо. И вдруг на наши головы обрушилось целое море.
За каких-нибудь пять минут земля осталась под водой. Я подумала: если бы буровая не была окружена валом, не миновать беды.
В такой ливень положено сидеть дома. Но разве какая-нибудь сила могла удержать моего папу, дядю Мамеда или дядю Мухури! Они как ни в чем не бывало выходили на вахту.
Мы с братом не прочь были побегать под ливнем. Но мама шагу шагнуть не разрешала; при каждой вспышке молнии она со вздохом говорила:
— Только бы не ударила в вышку! Только бы не в вышку!
В такое время, чтобы стоять возле окна, тоже надо иметь мужество. Мы смотрели на тысячи и тысячи ручейков, которые водопадом падали и падали с неба. Куда там бегать под таким дождем!
В сумерках мужчины вернулись с работы. На отца смотреть страшно, на нем ни одной сухой ниточки!
Видно, он очень устал. Кое-как поднялся по лестнице, а когда повернулся ко мне, я увидела, какое страдальческое выражение было на его лице.
— Пап, а пап, — тихо спросила я его. — Отчего это у тебя такие мозоли на ладонях?
Он подмигнул мне, и я сразу догадалась, что он просит помалкивать… Наверное, не хочет расстраивать маму.
А ливень все льет и льет! И откуда взялось столько воды?
Муса в последнее время совсем завоображал. Несмотря на муссон, отец берет его с собой на работу. Мальчишкам всегда везет! Например, весь вчерашний день брат простоял возле насосов.
— Взрослым не до насосов, сама понимаешь, — сказал он с гордостью, когда вернулся. — Вот и мне приходится дежурить. Ведь не каждому доверят стоять на вахте! А мне доверили. Вдруг слышу, кто-то меня тихонько окликает. Смотрю — Лал стоит с двумя приятелями. Я пригласил их под крышу, не мокнуть же им под дождем! «Что вам нужно?» — спросил я, потому что дежурный не должен никого постороннего допускать к насосам. Лал ответил за себя и за своих товарищей. «Мне пришлось поспорить с этим Бахуром, — сказал он, показывая на спутника. — Понимаешь, он уверяет, что в такую погоду ни один иностранец не будет работать на буровой… А я с ними поспорил, сказал, что он не знает советских людей. Ведь советские люди не только муссонов, а вообще ничего не боятся! Ведь правда? Пришлось из-за этого Бахура пробираться на буровую. Теперь ты, Муса, посоветуй, что мне делать: за уши отодрать его или просто-напросто дать оплеуху?»
— Ну и что ты посоветовал?
— Я поставил их своими помощниками. Больше они ничего не хотели, да и я не мог ничего другого предложить.
Трудная ночь
Ливень бушевал всю ночь, но к утру он как будто еще более разошелся. Когда мы проснулись, вокруг нашего дворца лежало море без начала и конца.
Мужчины оделись, как охотники за утками: закрылись плащами, натянули на ноги высокие сапоги. Мы провожали их глазами, пока они не скрылись за поворотом.
— В такое время мы, женщины, должны чем-нибудь порадовать наших мужчин, — задумчиво проговорила мама. — А что, если мы им сегодня сварим, например, бишбармак?
Я, конечно, обрадовалась ее предложению.
Как только мы с мамой появились на кухне, дядя Тандон расплылся в улыбке.
Дядя Тандон очень уважал мою маму и любил меня. Я это знала.
Он, как и в первый раз, когда встречал маму, приветствовал ее, сложив обе руки лодочкой и подняв их к бороде.
Моя мама не знала, как с ним объясняться, поэтому прибегла к моей помощи. Но дядя Тандон знал только свой родной хинди, и мой английский язык, притом не особенно богатый, не пригодился. Увидев, что от меня мало толку, мама перешла на язык жестов. Его каждый отлично понимает!
Таким образом мама сумела раздобыть муку, которая из-за ненастной погоды сильно отсырела. Соль тоже плавала в воде… Хотя дядя Тандон и был чистюлей, из-за этого проклятого муссона ножи покрылись ржавчиной, а фрукты — зеленой плесенью…
Намесив тесто, мама стала просить у повара мясо. Какой же бишбармак без мяса!
Мама, изобразив двумя пальцами, приставленными к вискам, корову, вдруг замычала. Дядя Тандон понял, закивал головой. Мама, довольная тем, что ей удается так легко найти общий язык с поваром, поднесла руку к горлу.
Как же иначе объяснить, что нам нужно мясо?
Сообразив, что мы требуем говяжьего мяса, чтобы сварить бишбармак, он перестал улыбаться и еле внятно произнес:
— Вай! Вай!
Мы растерялись и не нашлись что ему сказать. Какой толк настаивать, если он сам не ест мяса!
Прошло еще два дня. А ливень все льет и льет! Просто беда с этим муссоном: белье не сохнет, мебель того и гляди развалится.
Мы теперь почти поверили, что продырявилось само небо. Если не так, то откуда бы взялось столько воды?
Нам-то что! В конце концов, мы дома, мы не мокнем под дождем. Мужчинам вот достается! Вокруг буровой, как рассказывает папа, сплошное озеро.
— Мой друг Мухури некстати заболел, — сказал папа, делясь с нами впечатлениями о прошедшем дне. — Но буровая готова. Если не случится что-либо непредвиденное, завтра начинаем бурить! У насосов я оставил дежурного… Если он позвонит, немедленно разбудите меня. Кто же пока подежурит у телефона?
— Я! Я! — воскликнули мы с Мусой одновременно.
Мама стала возражать, она сама хотела быть дежурной, но папа не согласился с нею.
— Ты отдохни, нам очень рано вставать. Пусть подежурят посменно. Ничего не случится, если они одну ночь не поспят.
Папа всегда больше доверял нам, чем маме. Мы ему были благодарны.
— Папа, не беспокойся, будет полный порядок! — сказал Муса.
— Спасибо, сынок!
— Спокойной ночи, папа!
— Спокойной вахты, доченька!
Оставшись вдвоем, мы разделили ночь на четыре смены, каждый из нас должен был бодрствовать возле телефона по два часа, пока его не сменит другой. Первая вахта выпала на мою долю.
Весь дом заснул. Только я да ливень бодрствовали. С шумом и грохотом стекали ручейки с крыши дворца; казалось, мимо несется бешеная река, неистовствуя на порогах.
Так хотелось закрыть глаза и спать, спать под шум безумолчной реки… Но спать нельзя! Я быстренько сбегала за той самой книжкой, которую оставил инженер дядя Серафим.
