— А нам-то чего? — удивилась толстуха. — Мы кто? Подай, принеси, напечатай, наклонись. А Катька, — она указала на худышку, — и не наклоняется. Ее депутат — примерный семьянин.

— Это Катькин-то депутат примерный? — прыснула черноглазая. — Вы забыли, что про него Лилька рассказывала? Как он перед Лилькой на коленях стоял, упрашивал, чтобы она не болтала об их с Сосновским развлечениях…

Девушки рассмеялись, а Мелешко мобилизовал внимание, услышав знакомую фамилию.

— Гонишь ты все, — отсмеявшись, сказала толстуха.

— Да ну вас… — махнула рукой черноглазая и мечтательно вздохнула. — Какие планы на вечер, девчата? Может быть, на озеро к Расулу поедем? На фирменные шашлычки?

— Из собачатины, — проворчала Анка. — А в качестве бесплатного приложения фирменные синяки от его дружков. Тебя, Петрова, жизнь ничему не учит.

— Мне никто синяков не ставил, — обиженно проговорила Петрова. — Попробовали бы… У тебя есть другие предложения?

— Если честно, я бы с удовольствием дома расслабилась, — сказала Анка. — Достали все эти тусовки с приключениями. Хочется спокойно посидеть у камина, музыку послушать, об искусстве побеседовать.

— С кем? — удивилась толстенькая.

— С умным человеком, — сердито проговорила Анка.

— Где ж его взять? — еще больше удивилась толстенькая.

Мелешко расправил плечи, отставил кружку с недопитым пивом и решительно встал…

Поздно вечером полковник Барсуков и майор Мелешко сидели на кухне «загородной резиденции», предварительно плотно задернув шторы и поставив на середину пустого стола бутылку водки и два граненых стакана. Они с мрачным видом смотрели то друг на друга, то на бутылку и не двигались. Ужин было готовить некому — Тамара Сергеевна, поговорив полторы минуты с Сашей, которая звонила неизвестно откуда и успела только сказать, что с ней все в порядке, приняла снотворное и скрылась в спальне. Но если говорить откровенно, мужчины и не заметили отсутствия ужина. Аппетита не было ни у полковника, ни у майора. Слишком много впечатлений и информации свалилось на них сегодня днем, чтобы принимать во внимание еще и требования желудка. Да и на бутылку они смотрели довольно-таки… стоически. Как на предмет, который оказался здесь по недоразумению. Наконец, полковник слегка пошевелился, кашлянул и тихо проговорил:

— Как я понимаю, ты раскопал что-то ядовитое?

— У вас тоже хорошие новости? — почти не разжимая губ, поинтересовался Мелешко.

— Хорошая новость только одна: Сашка жива, — не принимая ироничного тона майора, ответил Барсуков. — А мне тут боевые товарищи сообщили, что едва не задержали ее. Но потеряли… работнички. А у тебя что? Говори, не томи! — приказал он. — Да и водки налей чуть-чуть. Что мы на нее, как на экспонат таращимся!

Он тяжело поднялся, открыл холодильник и вытащил, не разбирая, нехитрую закуску: тарелку с нарезанной колбасой и початую банку маринованных огурцов. Мелешко медлить не стал — разлил водку и, прежде чем начать рассказ, спросил:

— Вы газеты читаете, товарищ полковник?

— Просматриваю, — проворчал Барсуков и поднял стакан.

— О бизнесмене Сосновском что-нибудь слышали? — задал Андрей следующий вопрос, вместо тоста.

Николай Трофимович по причине такого неординарного вопроса выпил не сразу, но все-таки выпил. Мелешко последовал его примеру и стал ждать ответа.

— О нем только глухой не слышал, — наконец изрек полковник. — Что ты дуру-то валяешь? На него дело в генеральной прокуратуре заведено.

— Совершенно верно, — сказал Мелешко скучным тоном. — С кем-то он там, в верхах, поссорился, наконец. Если честно, я тоже не успеваю во все эти крысиные игры вникать. Только я понимаю, что парень он не такой уж и всемогущий, если с его бабками не смог откупиться от свиты короля. В общем, он где-то в сердце цивилизации скрывается от нашего провинциального правосудия, а иногда по ящику иностранному выступает и на отцов нашего отечества гавкает. А иногда и наши каналы особо пикантные кадры с его рожей демонстрируют. Надо сказать, неприятная у него рожа. Правда?

— Ну и хрен с ним и с его рожей, — мрачно проговорил Барсуков и стал разливать напиток сам.

— В общем, конечно, — кивнул Андрей. — Не могу с вами не согласиться. Только вот какая хреновина получается… Этот Сосновский, еще задолго до того как в бега податься, побывал в Новоладожске. Случилось это года три назад.

Барсуков опустил стакан, замер и тяжелым, пристальным взглядом уставился на Андрея. Андрей цокнул языком и развел руками.

— Дальше, пожалуйста, — каким-то тусклым и неестественным голосом попросил Барсуков.

— Пожалуйста, — вздохнул майор. — Здесь он возродил химическое производство. То есть вложил большие капиталы в модернизацию и прочие необходимые мероприятия для возрождения. Не могу сказать с уверенностью, поскольку к документам никаким я пока доступа не имел, но, предполагаю, что он попросту купил комбинат. Как там это делается — покупается контрольный пакет акций?

— Да. Если комбинат — акционерное общество.

— Выяснить это несложно, — махнул рукой Андрей. — Пока это не важно. А может быть, и вообще не важно… Суть не в этом. Кроме комбината Сосновский каким-то образом получил право пользования земельным участком на несколько десятков лет. Это право было предоставлено ему руководством городской администрации.

— Большой участок? — спросил Барсуков, подозревая, что уже знает ответ.

— Да побольше вашего будет, — усмехнулся Мелешко. — Два километра в длину, три с половиной в ширину. В народе этот участок называется Холмы. Это то место, где раньше Тамара Сергеевна любила гулять. Там еще колокольня стоит, на которую красоту сейчас наводят. Ваша супруга нас с Пироговым туда на экскурсию как-то водила. Сначала эту землю передали комбинату под новое строительство, ну а раз комбинат перешел в руки Сосновского, то, стало быть, земля — тоже.

— Думаю, что это не единичный случай разбазаривания российской земли, — нахмурился Барсуков.

— Конечно, — согласился Андрей. — Хотя такие вещи обычно не афишируются и в прессу попадают редко. Сделка Сосновского и местного мэра держалась да и до сих пор держится в строгой тайне. Официально и комбинат, и земля принадлежит государственным структурам. В данном случае — местной администрации. Ну, и какие-то акции якобы принадлежат рабочему классу.

— Да уж… — буркнул полковник и снова разлил водку по стаканам. — А каким образом ты докопался до сих тайн?

— Нет ничего тайного, что не стало бы когда-нибудь явным, — торжественно провозгласил Мелешко, поднимая стакан. — Если сыщика не пускают к хозяину, он вынужден работать с горничной хозяина. Только не спрашивайте имен — я поклялся… Девушке еще жить да жить. Факт покупки господином Сосновским комбината и земли — конечно, тайна, но не такая, ради которой на обычную журналистку охоту объявлять.

— Тогда что происходит, Андрей? — рявкнул Барсуков. — Объясни толком!

— Мне кажется, — сказал Мелешко, — что беспокоиться за Александру особенно не стоит. Все, что происходило и происходит в этом городке, исполняется по чьему-то хорошо спланированному сценарию. Причем этот кто-то хочет расправиться с нынешним новоладожским хозяином, а вовсе не с Сашей. Охота на нее — что-то вроде дымовой завесы… Чтобы белые нитки не так видны были.

— Завеса, нитки, — проворчал Николай Трофимович. — Объяснил, называется. И главное — успокоил…

В подъезде было всего шесть квартир — по две на каждом этаже. Это здорово облегчало задачу. Следует позвонить или постучать в каждую квартиру, и все выяснится. Проще некуда. Так утверждал рассудок. Чувство же самосохранения останавливало Фанни на каждой ступеньке. А что если бандиты, похитившие журналистку, откроют дверь, затащат ее в квартиру и… Нет, дальше не стоит давать волю воображению. Если оно разыграется, Фанни развернется и побежит. Подальше от этого дома. Нужно просто выполнить задуманное.