— Кстати. Вчера вы говорили о важных открытиях, которые сделали в ходе своей работы над биографией Доктора. Если верить вашим словам, эти открытия пролили свет на многие загадки. Интересно, что вы имели в виду?

Я почувствовал опасность и попытался обойти западню.

— В сущности, ничего определенного пока обнаружить не удалось. Вчера я был несколько растерян из-за столь лестного для меня визита и неудачно выразился. Я имел в виду, что стою на пороге понимания взаимосвязи между многими, с виду, обособленными явлениями.

— Например?

Я задумался, потом небрежно бросил:

— Да всего и не счесть. Даже трудно выбрать что-то конкретное… Распространение неврозов, импотенции, апатии, или религиозный фанатизм, или деградация египетских сигарет, или возвращение «Кока-колы». Эти явления повсюду, куда ни посмотришь…

Беспечно улыбнувшись, добавил:

— Сам Доктор представляет собой одно из наиболее интересных и загадочных явлений. Я имею в виду тип людей, созданных по одному образу и подобию. Они есть во всех странах, при любых режимах, идеологиях и правителях.

Коротышка сделал вид, что не расслышал упоминаний о Докторе и, презрительно поморщившись, покачал головой:

— Ну и в чем же эта предполагаемая связь между названными явлениями?

Я увлекся своей ролью и, кажется, слегка переигрывал. Изобразив на лице растерянность, обескуражено пробормотал:

— Вы не поняли меня… Эта связь предполагается, однако обнаружить ее пока не удалось.

Подавив досаду и отчеканивая слова, он бросил:

— Вы — заурядный фантазер. Выдумываете что-то такое, чего на самом деле просто нет! Как может обыкновенный репортаж вскрыть столь сложные связи?

Я провел рукой по столу и неуверенно протянул:

— Мне и самому так кажется, но с собой поделать ничего не могу… Не хотите ли выпить кофе?

Неожиданная смена темы застала его врасплох лишь на секунду.

Через мгновение Коротышка спокойно посмотрел мне в глаза:

— Не возражаю.

Потом взглянул на часы и развел руками:

— Впрочем, не стоит. Скоро обед.

Обед! Впервые за многие часы заточения в этой квартире появилась возможность вырваться из плена. Я встал и, стараясь говорить как можно спокойнее, направился в кухню:

— К сожалению, ваш неожиданный визит застиг меня врасплох — я не готов к приему гостей. Из продуктов есть только рис, а в холодильнике, по-моему, должна быть половина курицы, но этого надолго не хватит. Надо бы сварить суп, приготовить какое-нибудь мясное или рыбное блюдо. Сами видите, надо выйти в магазин хотя бы за овощами и фруктами. Сладкое тоже не помешает.

Он холодно отрезал:

— Это — лишнее. Вполне хватит того, что есть.

Я развел руками, как бы снимая с себя всякую ответственность, и занялся обедом. Достал из холодильника окаменевшую половинку куриной тушки и положил ее оттаивать. Поставил на плиту кастрюлю с водой. Когда вода закипела, отлил немного в джезву, только на одну чашку кофе. Оставшейся водой залил вымытый рис. Кофе остывал, но пить что-то не хотелось.

Бездумно, как автомат, еще раз промыл рис горячей водой, потом слил ее и положил в кастрюлю масло, соль. Снова добавил воды. Вынул из холодильника помидоры, огурцы, несколько стручков зеленого перца.

Куда мог деться нож для овощей?

Открыл ящик с кухонными принадлежностями, тот, что под плитой, но в нем оказался только большой тесак для рубки мяса с остро отточенным лезвием. Задвинув ящик, отпил пару глотков из кофейной чашки. Надзиратель, по-прежнему, торчал у дверного косяка, вертя головой то в мою сторону, то в сторону книжных полок, тянувшихся вдоль всей стены до самой ванной.

Вот он, маленький нож. Лежит в куче грязной посуды. Я попросил Коротышку полить из кувшина, а сам в это время отмывал тусклую сталь под тонкой струйкой воды.

Пока мы возились с ножом, он продолжал разглядывать книги. Потом, оживившись, кивнул на ближайший ряд:

— Ага, и вы — любитель полицейских романов.

Я промолчал.

— Почему же здесь нет ни одного романа Агаты Кристи?

Вытерев нож, я неспешно начал резать овощи. Немного подумав, ответил:

— Я не люблю детективы, построенные на сплошных сюжетных поворотах, игре обстоятельств. Гораздо интереснее те, где герой преследует гангстеров и бандитов, раскрывая их хитроумные планы. Чаще всего он противостоит обществу и, защищая слабых и бедных от сильных мира сего, не останавливается ни перед чем.

Коротышка язвительно улыбнулся:

— Да вы еще и гуманист!

Не спеша, я взял чашку, сделал несколько глотков и так же неторопливо поставил ее на стол.

— Вряд ли… Некоторые думают, будто во мне до сих пор не изжит подростковый инфантилизм. Это предположение основывается на мнении, что в каждом взрослом человеке сохраняются некоторые элементы обостренного детского восприятия, разумеется, в разной степени. В моем случае причина, видимо, иная.

Сам я не способен на героические поступки, поэтому, сочувствуя угнетенным, сопереживая добру, подспудно желаю победы справедливости и наказания зла. Впрочем, такие мечты свойственны всем людям.

Торопиться решительно некуда, почему бы не порассуждать на нейтральную тему? — Те детективы, что я предпочитаю, не требуют ни капли умственных усилий. Достаточно следить за действием и, в конце концов, все прояснится. Не подумайте, что романы Агаты Кристи нелюбимы мной из-за их необыкновенно высокого интеллектуального уровня. Они построены на наивных загадках и надуманных коллизиях. Жалко на это тратить мозги в то время, когда реальная жизнь полным полна настоящих тайн. Даже напрягая все силы, многие из них так и не удается разгадать.

Коротышка только и ждал случая возобновить прерванный разговор. — Ну вот мы и вернулись к теме странных загадок и непонятных явлений. Мне кажется, у вас маниакальное состояние — вы просто свихнулись на тайнах.

Я прекрасно понимал, что он грубо провоцирует меня в расчете услышать нечто важное, но не смог справиться с накопившимся раздражением и, возбужденно размахивая ножом, выпалил:

— Вы смеетесь надо мной? Ладно, но как объяснить черную воду, что течет из крана? Вот вам первая загадка!

Коротышка фальшиво удивился:

— Неужели есть еще?

Меня понесло:

— Да сколько угодно. Возьмите, например, отношение Доктора к войне и миру. Если сопоставить немногие высказывания на эту тему, просочившиеся в прессу, то в одних он утверждает, будто единственным способом восстановления попранных прав является война, а в других, что единственный путь к этому — мир.

Он спокойно спросил:

— Ну и в чем противоречие?

— В том, что разговоры о войне он вел, осуществляя проекты сугубо мирного назначения, а призывы к миру сопутствовали созданию им армии наемников для любой войны, лишь бы заплатили. Загадка заключается в постоянном противостоянии слов и дел.

Я сделал паузу, чтобы попробовать рис. Убавил под ним огонь.

— Если угодно, приведу еще один пример — третий. Инструкции, прилагаемые к импортным лекарствам в наших аптеках, рекомендуют бо́льшие дозировки, чем принято в тех странах, где они производятся. А почему?

Сковорода для обжаривания курицы уже на огне, теперь в нее надо налить оливкового масла и постараться отскочить от раскаленных, дымящихся брызг.

И кто меня тянул за язык! — Почему карта, висящая в израильском Кнессете, включает в границы Великого Израиля только половину Египта, ту, что на восточном берегу Нила, хотя пирамиды, построенные предками современных евреев, возвышаются как раз на западном берегу?

Сидя за столом вполоборота ко мне и напряженно вслушиваясь, Коротышка не проронил ни звука. Я посмотрел на него и осекся, поняв по жестокой радости в косящих глазах, что безнадежно выдал себя и до конца размотал веревку, которой ОНИ меня удавят. Мне хватило самообладания спокойно, как ни в чем не бывало, накрыть на стол. За обедом тему удалось сменить:

— Полагаю, Вы заметили на полках множество книг бельгийского писателя Жоржа Сименона. Вот кого я ценю, а главного героя — комиссара Мегрэ, просто люблю. В таких детективах мало действия. По существу, это — романы-загадки, настолько превосходящие детективы Агаты Кристи по психологической глубине и социальной значимости, что их невозможно сравнивать. Когда стараешься разгадать предложенные Сименоном загадки, понимаешь, что все неожиданные поступки в поведении обыкновенного смертного объясняются его подсознанием. Когда чаша подсознания переполняется, то последняя, может быть, пустячная капля (говорят, достаточно соломинки, чтобы сломать спину верблюду) преображает человека, и он совершает нечто, идущее вразрез со всей его прошлой жизнью. Скромный тихоня, не способный и мухи обидеть, решается вдруг на зверское, изощренное по жестокости, преднамеренное убийство.