— Нет, только не ему! — улыбнулся Панкрац и всерьез пояснил: — Речь идет не только о них, но и обо мне! Твоем политическом единомышленнике! Но сейчас не время об этом рассуждать, — Панкрац вспомнил, что его приятели могут разойтись из кафаны на свидания, — на сегодня достаточно! Вот только еще что! Думаю, это мы можем друг другу доверить, в этом ты со мной согласишься: вершатся и более крупные дела, на которые полиция не только смотрит сквозь пальцы, но и сама в них участвует, и для нее, и для наших коллег дело Ценека, какого-то ничтожного Ценека — сущий пустяк! Оставь, дорогой мой, плоха была бы та власть, и полиция, и суды, и друзья, которые из-за таких пустяков жертвовали бы своими людьми и не могли бы закрыть глаза на наше дело! Да ты это уже и сам испытал! Наверное, хорошо помнишь, как удачно завершилась весной твоя афера на конном заводе!

Васо едва заметно усмехнулся, но тут же помрачнел.

— Позволь, но дело Ценека и то, на заводе, все же не одно и то же!

— Разумеется, не одно и то же! Но с нашей точки зрения, с точки зрения представителей власти, интересы государства, за чей счет ты провернул аферу, наверное, стоят выше, чем забота о какой-то исчезнувшей хорватской крестьянской душонке, которая к тому же сегодня наверняка была бы на стороне республиканцев!

— Но все, что я делал, делал во времена Австро-Венгрии, я разорял ее!

— Ну да, с золотым яблоком, которое нес за императором в Пеште! А то, что было потом, делалось во имя созидания сегодняшнего государства! Оставим это, ха-ха-ха! — Панкрац сдерживал себя, чтобы не перейти меру, и без того им уже нарушенную; он снова потянулся за шляпой. — Следовательно, как я сказал… ну, а ты куда? — внезапно обратился он к старому Смуджу.

Старый Смудж поднялся, посмотрел вокруг невидящим взглядом и пробормотал:

— Пойду и я!

— Куда?

Смудж также взял со стола шляпу, но тяжелый, удушливый кашель не позволил ему сдвинуться с места.

— Кх-а, кх-а! — только и слышно было его покашливание, и, кажется, он пробормотал еще что-то о гостинице, вроде бы собираясь туда пойти.

— Только этого не хватало! — Панкрац выхватил у него шляпу и, рассердившись, повернулся к Васо. — Может, тебя устроило бы, чтобы он там разболтал обо всем, он и без того хочет во всем признаться! Никуда ты не пойдешь, останешься здесь! — прикрикнул он снова на деда и протянул тетке, которая опять появилась в комнате, его шляпу. — На, и не давай ему больше!

Тетка Йованка выходила из комнаты не только для того, чтобы успокоить ребенка, но и из-за того, что опасалась гнева мужа. Уняв мальчика, она все же набралась храбрости вернуться сюда и заступиться за отца. Не взяв у Панкраца шляпу, она подошла к Васо и нежно погладила его по плечу:

— Пусть будет так, Васица, как говорит Панкрац! Хотя бы до приезда мамы!

Васо грубо оттолкнул ее локтем.

— Что ты лезешь не в свое дело? Позаботься лучше о моих брюках! И вон, посмотри-ка, — их взгляды устремились в одном направлении, — ребенок у тебя вылез из кровати!

Действительно, в комнату притопал толстощекий, голенький карапуз с головой, распухшей, вероятно, от водянки, полная копия Васо. Это был его сынуля Душан. Только что в другой комнате он клянчил у матери конфеты, а сейчас прямо направился к деду и, говоря на кайкавском диалекте^{18}, потребовал их у него.

Дед заметил его, но слишком сильно кашлял, чтобы конфеты, специально для него присланные бабкой, мог сразу же ему отдать. Тут Васо, подойдя ближе и отругав жену за кайкавский выговор ребенка, увел его от деда.

— Каких конфет ты просишь у него, Душан! Это нехороший дед, он оставил тебя без дома, а ты мог бы, когда подрастешь, его иметь!

Малыш на мгновение замолк, широко раскрыв глаза, он смотрел на отца, затем ударил деда по рукаву.

— Нехороший дед! — пролепетал он, но едва он это выговорил, как дед, продолжая кашлять, вытащил из кармана кулек, ненароком пощекотал им мальчика по шее и надтреснутым голосом выдавил из себя:

— Кх-а! Это тебе от бабушки!

Ребенок жадно схватил кулек, надулся на отца за то, что тот его обманул, а Панкрац, заранее зная о бабкиных конфетах, усмехнулся не без иронии.

— Оказывается, не так уж и плох дед! Добрый дедушка, ха-ха! За эти конфеты, может, ты разрешишь ему переночевать? — И уже стоя в дверях и взявшись за ручку, чтобы выйти, остановился.

Дед же в это время направился к дочери, умоляя ее дать шляпу. Васо подошел к нему и насильно заставил сесть на стул.

— Что ты выдумываешь! — закричал он на него, несколько смягчившись. — Не зверь же я выгонять тебя, когда ты уже здесь! — И, не удержавшись, добавил: — Если бы ты меня в свое время слушал, то в твоем распоряжении был бы сейчас целый дом, а не только постель; но тебе жиды были дороже!

Очевидно, едва дождавшись этого, старым Смуджем завладела его дочь. Она уверяла, что муж ничего плохого не хотел сказать, уговаривала перейти на диван. И повела туда, но что такое, неужели снова слезы стояли в его глазах? Панкрац по-настоящему не разглядел и, уже не прощаясь, закрыл за собой дверь.

Удовлетворенно насвистывая сквозь зубы, он поспешил в кафану, нашел там друзей и договорился провести вместе с ними вечер. Затем направился домой, где его также ожидало приятное известие: хозяйка сегодня утром действительно уехала, служанка осталась одна! Немного с ней развлекшись и договорившись о продолжении свидания ночью, после его возвращения, в отличном расположении духа ушел к друзьям. Ха, и пропьянствовал с ними всю ночь до рассвета; было весело и прекрасно, как прекрасна была и сама молодость! До драки, правда, не дошло, но было великолепно, как ловко он заинтриговал товарищей, намекнув на ожидаемую в ближайшее время сенсацию, суть которой им так и не раскрыв! Ну а после всего этого, развеселившись, хотел забежать к Васо, но вспомнил о служанке и повернул к дому. Там, снова ненадолго воспользовавшись ее любезностью, проспал весь день и спал бы, вероятно, до вечера, если бы она, собираясь на воскресную прогулку, а может и на рандеву, не разбудила его. Разбудила, поскольку торопилась, и он отпустил ее, предварительно договорившись опять — теперь уже точно! — встретиться ночью в его собственной постели, где она должна была ждать. Потом он оделся и наконец пошел к Васо, надеясь у него перекусить, так как еще не обедал. Там же, сколько ни звонил, никто ему не открыл дверь!

Черт знает что, неужели и здесь служанка отправилась на прогулку, но куда подевались дед с бабкой? Может, спят? Он снова стал звонить, тогда из соседней квартиры выглянула женщина и сообщила, что видела девушку, которая ушла с каким-то стариком. Да, с ней был один старик и никакой госпожи, — она в этом убеждена, — с ним не видела.

Не случилось ли что с бабкой? А где малыш? — недоумевал Панкрац. Все же это невероятно! Наверняка она опоздала на поезд и приедет к вечеру. А старику не терпелось ее встретить!

Может, и ему пойти? Но было еще рано, и он начал бродить по улицам в надежде отыскать какую-нибудь забегаловку, на столбе с рекламными объявлениями он прочел сообщение о футбольном матче и стал раздумывать, не отправиться ли ему на футбол. Найдя наконец закусочную и перекусив, он понял, что на матч уже опоздал; так и не пошел туда и правильно сделал. По дороге на станцию он столкнулся с одним своим знакомым, которого уже давно не видел, поскольку тот жил в другом городе. Этот человек, сам коммунист, считал таковым и его. Поэтому кое о чем в доверительном тоне ему поведал, и Панкрац в прекрасном настроении, как только с ним распрощался, тут же зашел в первую попавшуюся кафану; позвонив в полицейский участок, переговорил с дежурным, затем вышел еще более воодушевленный.

Ха, до тех пор, пока страна будет вынуждена защищать себя от всяких заговорщицких элементов, один из ее верных сынов, наверное, может надеяться, что из-за шутки с мужиком Ценеком, из которых в большей или меньшей степени и рекрутируются заговорщицкие элементы, сам не попадет в тюрьму!