Сегодня он был здесь. Приехал еще утром на единственном из трех оставшихся у него автомобилей и теперь, взяв отца под руку и пройдя по коридору, соединявшему дом с лавкой, вошел в комнату. Оба они были тучными мужчинами, правда, отец чуть выше ростом, одутловатый, с отекшим, рыхлым и серым лицом, в то время как круглое лицо его сына заливал румянец, оно дышало здоровьем и, как у ребенка, ничего не выражало. Никогда ни тени заботы не отражалось на нем, видимо, потому, что на все он смотрел легко и слишком был уверен в себе, чтобы его могло что-то беспокоить. Во всяком случае, сейчас этот сангвиник, оставив чем-то озабоченного отца, потер руки и расплылся в улыбке.

— У вас, господа, пустые бутылки? Открой-ка, отец, еще, будь добр, — он проворно подскочил к нему и протянул бутылку, — или нет, я сам!

Старый Смудж, прислонившись к кровати, откашлялся и, хотя и прихрамывал на правую, пораженную ревматизмом ногу, довольно быстро доковылял до сына и взял у него бутылку.

— Садись, я могу это сделать и сам!

Он повернулся и огляделся, будто забыв, что собирался сделать. Потом быстро направился к двери, от неловкости чуть не разбил бутылку.

Сын, закуривая сигарету, наблюдал за ним. Он долго беседовал с отцом с глазу на глаз и знал, что творится в его душе. Ему казалось, что отец успокоился, но теперь он снова в этом усомнился. Тем не менее, довольный, улыбнулся; того, чего хотел, он от отца добился: дом в городе принадлежит ему, и он может тотчас его продать, а это для него сейчас самое важное!

— Ну как, Йошко? — обратился к нему Васо со смиренным выражением на лице. — Согласен, в последний раз тебя спрашиваю?

Йошко забарабанил пальцами по столу и посмотрел на окно, по которому сползали толстые водяные волокна.

— Может, и согласился бы, если бы целый месяц не шли дожди.

— При чем здесь дожди?

— Ладно, кончим этот разговор! — Йошко отвернулся от него, выпустив изо рта дым. — Зачем мне в городе земля? Ты и сам знаешь, что дом мне нужнее, да и Пепа часть своего приданого уже получила!

— В придачу к земле я тебе и деньги дам!

Попыхивая сигаретой, не говоря ни слова, Йошко вместе со стулом придвинулся к Васо и стукнул указательным пальцем по краю стола:

— Зачем мне земля, а дом я тебе могу продать! Полмиллиона!

Полмиллиона, по крайней мере, столько ему требовалось, а выгори дело с продажей оставшегося автомобиля, он мог бы выйти из того затруднительного положения, в которое неожиданно на этой неделе попал. После возвращения из армии, где, имея чин офицера, служил счетоводом, он начал заниматься приносящей немалую прибыль контрабандой сахарина и вскоре, воспользовавшись приобретенными связями, дорос до поставщика крупного рогатого скота для армии. Через его руки теперь плыли миллионы, плыли в полном смысле, ибо с той же легкостью, с какой они ему доставались, он их и тратил. Что бы он теперь ни делал, куда бы ни приходил, в занюханную харчевню или изысканный городской бар, — всюду начинались вакханалии, и так продолжалось уже три года. Его окружали подхалимы и взяточники, начиная с сельских чиновников, ветеринаров и пастухов и кончая министрами, банами^{6} и генералами. Везде и со всеми, не ведая счета деньгам, до потери сознания кружился он в пьяном и бешеном водовороте, безоглядно и тщетно пытаясь выглядеть если не первым, то хотя бы равным с теми, на которых когда-то он, забитый сын трактирщика, смотрел с завистью снизу вверх.

Еще весной казалось, что это легкое и бездумное восхождение скоро достигнет своей вершины, как вдруг стало ясно, что он катится вниз, катится стремительно и безудержно; и всему виной, как он сам сказал, были дожди.

Весной представлялось, что нынешний год, как и минувший, будет засушливым, и, поскольку у крестьян иссякли запасы сена, они стали по дешевке продавать скотину. Строя на этих бросовых ценах свои планы, Йошко зимой заключил с военным начальством договор о поставке в течение нескольких месяцев скота в армию. Но начались дожди, трава росла что лебеда, а вместе с ней поднимались и цены на мясо. Йошко, связанный договором и продавая скот по старой, более низкой цене и переплачивая, стал нести убытки. Пока удавалось получать займы, он кое-как сводил концы с концами. Добиваться же их становилось все труднее, и он пропустил предусмотренный договором срок основных поставок. Еще по-настоящему не осознав весь ужас своего падения, он вдруг, не далее как позавчера, узнал в комендатуре, что военное министерство в Белграде, явно стараясь протащить своего человека, ведет переговоры с другим закупщиком скота, а его собственный залог, отданный в это ведомство, теперь уже наверняка пропадет. Он тут же сел в автомобиль и поехал на вокзал, чтобы как можно скорее очутиться в Белграде. Договор с другим поставщиком еще не был заключен, но залог уже пропал. Еще есть надежда, сказал ему помощник министра, которого он когда-то угощал, можно попытаться заключить новый договор, но для этого нужен новый залог, и как можно скорее. Новый залог, да еще капитал для закупки скота! Решение пришло мгновенно. Дом он продаст или заложит, автомобиль тоже продаст, не все еще потеряно. Росли трудности — рос и его оптимизм; он посмеивался и повторял:

— Полмиллиона!

— За полмиллиона я могу себе приобрести королевский дворец! — Васо поджал губы, лицо его пылало, он оглянулся на капитана. — А ты чему радуешься, капитан?

Капитан Братич откинулся на спинку стула, сунул руки в карманы и, весело моргая, похихикивал.

— Да так, — сквозь смех пропищал он, — видишь ли, ты собираешься обосноваться в городе, а тебя, как и меня, вероятно, пошлют куда-нибудь в провинцию.

— Ну уж извини, — оскорбился Васо. — Я тебе сказал, мне предложено место в полиции! Блестящая должность, второй человек после короля, ей-богу!

Это было что-то новое, но в духе его обычного наивного бахвальства. Выслушав его, капитан еще громче рассмеялся, усмехнулись и Йошко с Ножицей.

— Ты, Васо, второй человек после короля? — Ножица схватился за живот.

— Второй! Великолепное место!

— Да что же это за место? Чем ты будешь заниматься? И сам знаешь, какой из тебя чиновник! — Известно было, что всю работу в канцелярии, вплоть до составления его личных писем, выполняет за Васо унтер-офицер. Но Ножица об этом умолчал.

— Я не могу работать в канцелярии? Да плевать я хотел на такую службу! Мне предложили место начальника полицейской кавалерии, ей-богу! Это по моей части!

— Но для этого нужно иметь кое-какое представление о законах! К примеру, случится в городе демонстрация, ты должен точно знать, что ты имеешь право, а чего не имеешь права делать.

— Имею право, не имею права! Закон! Пустяки! Прикажу «расходись!», а не послушаются — «Обнажить сабли!» Не действует? — «Огонь!» Увидишь, улица вмиг станет чистой, словно выметенная!

Говоря, Васо усиленно размахивал руками, будто уже представлял себя сидящим на коне. Он выпучил глаза, точно и впрямь видел перед собой непокорную толпу, и, окинув всех торжествующим взглядом, успокоился, только на губах еще играла горделивая улыбка: победитель!

Йошко, сделав вид, что все это ему надоело, позевывая, встал и, опасаясь, как бы не проснулась от поднятого шума больная мать, заглянул с порога в другую комнату. Нотариус, продолжая посмеиваться, молчал. Самым странным, впрочем, и единственно странным здесь человеком был капитан. Он стал серьезным, как бы мгновенно протрезвев, и заметил, силясь нахмуриться:

— Как на фронте! Удивляюсь тебе, Васо!

— И я тебе! — резко бросил Васо, не на шутку рассерженный; он злоупотреблял мягкотелостью капитана. — Разве мы здесь, среди хорватов, не как на фронте? Все они республиканцы и коммунисты! Ты что, их жалеешь? Позволь тебе сказать, хоть ты и старше меня, твои беседы с этим шалопаем Панкрацем мне никогда не нравились.

— При чем здесь Панкрац? — вздрогнул капитан, будто в эту минуту и сам думал о нем. Какое-то мгновение он колебался, потом, как бы смутившись, ожесточился: — Я был на фронте, там оружие применяют против оружия (хоть и это неразумно), но в безоружных я бы никогда не выстрелил.