Фактически, обретая совершенное интеллектуальное понимание коана, мы не достигаем ничего значительного. Даже напротив, коан по своей природе таков, что чем больше углубляешься в него интеллектуальным пониманием, тем дальше уходишь от его духа, немедленное схватывание которого и есть единственное в практике дзэн.

Таким образом, любое понимание коана интеллектом – неважно, насколько это понимание будет полным и точным – создает преграды на пути того, кто следует дисциплине дзэн.

Следует отметить, что отрицание всякого интеллектуального понимания коана в дзэне абсолютно и бескомпромиссно. Даже сам ментальный подход попытки понять коан – вещь, отвергаемая сразу же. Ибо уровень сознания, на котором функционирует интеллект, является тем, что должно быть преодолено во что бы то ни стало. Именно поэтому дзэн так категорически отвергает всякое философствование. Можно значительно преуспеть в разработке системы глубокой философии на базе интеллектуальной интерпретации коанов, оставаясь при этом на уровне дискриминирующего интеллекта и не достигая общей трансформации личности для немедленного схватывания Недифференцированного, а именно того, к чему исключительно стремится дзэн.

Коан в его «втором измерении», то есть коан как практическое средство дисциплины, как метод, не есть предмет, понимаемый интеллектом. Напротив, его следует воспринимать как технику, специально отработанную с целью почти силового подталкивания ученика к существующей ситуации, в которой у него абсолютно нет возможности позволить его мыслям функционировать. В соответствии с принципом, ученик сидит в медитации, концентрируя сознание день и ночь на коане, но не для того, чтобы думать о нем или пытаться понять его значение, а просто, чтобы разрешить его в полной мере. Но как может он разрешить проблему, которая с самого начала рассчитана как неразрешимая? Этот вопрос ставится перед ним с самого начала. Единственно изначальный путь разрешения коана в традиционной манере дзэн Рин-дзаи есть «становление самим коаном», или становление в полной мере одним целым с коаном. Решением Цитрусового дерева Джошу, например, является чье-либо становление цитрусовым деревом. Решение Одной руки Хакуина лежит в том, что необходимо стать «звуком хлопка одной руки». Но в чем же конкретно заключается «становление коаном»? Вероятно, «становление коаном» определяет экзистенциальный процесс. Что же тогда представляет внутренний механизм этого процесса?

Ничто не дает лучшего ответа на этот сложный вопрос, чем традиционный подход к коану Джошу

«My!» (Нет! или Ничего!) в духе секты Риндзаи, как к наилучшему средству для обучения учеников. Коан, который широко известен как «Собака Джошу» или «Слово-Му Джошу», гласит:

Однажды монах спросил мастера Джошу: «Обладает ли собака природой Будды?» Мастер ответил: «My!» (кит. «By!»).

Понимание этого коана через «первое измерение», являющееся философским значением его, ясно теперь без дальнейших пояснений. Исходя из позиций метафизики махаяны, придерживающейся идеи того, что природа Будды (то есть Абсолют) универсально присутствует во всем, монах спрашивает Джошу, имеет ли даже такое животное, как собака[4], природу Будды или нет, пытаясь тем самым как бы определить глубину сознания дзэн-мастера. Как обычно, мастер разбивает вдребезги концептуальный уровень, на котором монах строит свой вопрос, представляя ему прямое «My»!» – супра-концептуальную реальность. Абсолют, указывает он, переходит понятие обладания или необладания собакой оного. Проблема обладания или необладания просто не существует в измерении, на котором находится Джошу. Такая проблема может быть поднята на уровне интеллектуальной бифуркации (раздвоения). Но как скоро мы остаемся привязанными к уровню бифуркации, реальное достижение проблемы недостижимо. Таким образом, Джошу вместо того, чтобы дать монаху утвердительный или отрицательный ответ на его вопрос, резко выбрасывает ему под нос саму природу Будды в виде Ничто, то есть изначально Недифференцированного. «My!» в этом смысле играет ту же роль, что и «Цитрусовое дерево» или «звук хлопка одной руки».

Стоит также упомянуть, что существует и еще одно более элементарное или, даже можно сказать, более примитивное измерение этого анекдота в его коановом статусе. В его оригинальной версии, до того, как он обрел определенную форму, и до того, как он стал использоваться как таковой, существовал довольно длинный анекдот более догматического характера, в котором Джошу описан как мастер, дающий два контрадикторных ответа «да» и «нет» на один и тот же вопрос, заданный двумя монахами по разным случаям. Как прекрасный образчик докоановского анекдота здесь приводится часть оригинальной версии, в которой Джошу занимает негативную позицию:

Монах спрашивает Джошу: «Обладает ли собака природой Будды или нет?» Джошу отвечает: «Нет!» Монах (в соответствии с буддийской сутрой): «Все чувствующие существа наделены природой Будды. Тогда возможно ли, что собака обделена природой Будды?» Джошу отвечает: «Это все от того, что собака существует по ее собственной карме».

Последнее заявление Джошу может быть объяснено нашим языком как следующее. Природа Будды (которая есть вездесуща) полностью уничтожает факт того, что через собачью карму (то есть через ее внутреннюю онтологическую склонность к проявлению себя как собаки) природа Будды принимает форму индивидуальной собаки. Как долго нас интересует осознание индивидуально дифференцированной собаки, так долго и отсутствует даже малейший след супра-временного и супра-пространственного осознания Недифференцированного. Правильна ли эта интерпретация или нет, совершенно определенно то, что в конечном итоге, что, как отметил Доген, природа Будды, как таковая, абсолютно безгранична и не существует, да и не может существовать, в ее исходной чистоте как нечто ограниченное. Таким образом, анекдот уже в своем докоановском статусе четко указывает на то, весь анекдот касается буддийской догмы, и что «My!» Джоши в этой конкретной установке должен восприниматься как обычное «нет», отрицаемое существование природы Будды в собаке, которое означало бы в конечном итоге, что, как отметил Доген, природа Будды, как таковая, абсолютно безгранична и не существует, да и не может существовать, в ее исходной чистоте как нечто ограниченное. Таким образом, анекдот уже в своем докоановском статусе четко указывает на то, что составляет уже в статусе коана вышеупомянутое «первое измерение».

Как уже неоднократно указывалось, однако, такое понимание есть не что иное, как необходимое интеллектуальное ухищрение с точки зрения «второго измерения». В этом измерении «My!» должен выполнить определенно иную функцию. Анекдот в качестве коана должен сработать как психотехника, и «My!» выполнит роль управляющей силы, вызывающей общую трансформацию всего психического механизма ученика дзэн.

Вместо попытки поиска значения коана, ученик строго направляется на созерцание этого «My!», пока вся его субъективность не растворяется и трансформируется в этом «My!». Все, что от него требуется, это выйти на неуловимое «My!» без думания о нем. «Не путайте «My!», – предостерегает мастер Мумон (кит. By Мен), составитель «My Мон Кана», – с абсолютной пустотой или с ничто. Даже не определяйте его в терминах «существует» или «не существует». Иными словами «My!» Джошу не берется как отрицание существования Абсолюта в собаке. Проблема находится за пределами существования или не существования чего-либо. В совершенно различном измерении сознания проблема должна быть трансформирована в «нечто подобное железному, докрасна раскаленному шару, который вы проглотили и который вы не способны вырыгнуть, как бы ни старались».[5]