«Выход» в туманную серость произошел неожиданно. Сначала не стало вдруг собственного «я», не стало ничего, потом он почувствовал себя на долю мгновения всем сразу, а потом увидел возле себя болтающегося в сером ничто Нэсэ. Чешуйчато-бурый напарник испуганно зашлепал безгубым ртом:

– Я один… Я не чувствую семью!.. Я не ощущаю царицу!

– Вот и хорошо, – сказал Ачаду. – Это тебе полезно. Видишь, не умер же?

Отурк надолго замолчал, привыкая к новому состоянию. А Беляк стал думать, что предпринять дальше. По всему, следовало бы найти сначала «новостную башню» и попробовать связаться с «собаками». Вдруг они и правда согласятся приютить у себя семью отурков?

Ачаду зажмурился и представил башню – такую, какую он уже видел здесь. Хотя, слово «здесь» применительно к пустоте вряд ли подходило. Пустота – она и есть пустота. Нет в ней ничего, ни «здесь», ни «сейчас», ни «везде», ни «всегда». Впрочем, как раз «всегда» в ней наверняка присутствовало, а может и являлось главной ее составляющей.

Как бы то ни было, открыв глаза, Беляк увидел перед собой башню. Сказал отурку: «Жди меня здесь!» и запрыгал через ступеньку вверх по каменной лестнице.

Вид с площадки был тот же, что и в прошлый раз – рыжая песчаная пустыня под грязно-розовым небом, с которого нещадно палило местное солнце. Откровенно говоря, Ачаду – а скорее Семен – ему обрадовался. По солнышку он быстро успел соскучиться!

Зато пустыня оправдывала свое название – она была пуста. Семен крикнул:

– Бобик! – Подождал, но никто, разумеется, не откликнулся. – Жучка! – позвал еще, но так же безрезультатно.

Семен вспомнил вдруг, как он спрашивал у Бобика: что делать им, когда они будут готовы стать с «собаками» единым разумом. Бобик-Жучка ответил тогда примерно так: «Я. Вы. Вместе. Бобик. Жучка. Знать». То есть, он как-то чувствовал их… Или даже все они, «собаки». Может, почувствуют и сейчас?

– Да. – знакомый, без эмоций, голос возник прямо в голове Беляка. – Я. Бобик. Мы. Собаки. Здесь. Чувствовать. Ты. Слышать.

– Ага, – слегка растерявшись, почесал затылок Семен. И радостно выдохнул: – Так это же здорово! Привет, Бобик! Где ты?

– Близко. Ты. Ждать. Я. Приходить.

– Хорошо, – сказал солдат и приготовился ждать. Чтобы не было скучно, он хотел «сделать» веточку пальчиков, но это ему почему-то не удалось. Вероятно, подумал Семен, потому что он находился сейчас как бы уже и не в пустоте. Да почему «как бы»? Ведь это же планета «собак», а не какая-то туманная серость! Только интересно, если спуститься сейчас по лестнице, где окажешься? В прошлый раз он спустился в серую пустоту, но поднимался с «рыжей» планеты. Сейчас поднимался из серости, значит… опустится в оранжевую пустыню? Или башня действовала по иной логике? Впрочем, какая логика может быть у башни? Тем более – она всего лишь продукт его мозговой деятельности. Или не только? Кто вообще может все это понять? Ачаду вспомнил, как Нэсэ, объясняя ему устройство мироздания, говорил, что для понимания истинного положения вещей человеческого (и подобного ему) разума не хватает, тут нужны совсем иные категории, нам, живущим в этом мире, недоступные.

«Ну и хрен с ним!» – подумал вдруг Семен и плюнул с башни. Как раз в этот момент в голове раздалось:

– Я. Видеть. Ты. Ждать. Мало.

Ачаду посмотрел вдаль. Темная точка и впрямь двигалась по пустыне. Прямо к башне.

«Хорошо, что он один», – почему-то подумалось Семену, хотя он понимал, что один будет Бобик или нет – разницы никакой. То, что видит и слышит одна «собака», видят и слышат все остальные; если говорит одна – значит, так думают все. И все-таки… С Бобиком наедине было бы как-то уютней. Особенно учитывая внешний вид «собак». Впрочем, бежит ли к нему именно тот самый Бобик, разобрать Семен все равно не смог бы, хотя «собака» и была уже совсем близко. Но для себя он все-таки решил звать ее Бобиком. Так ему было удобней.

Между тем Бобик-Жучка остановился у подножия башни и задрал крокодилью голову, блеснув янтарными глазками.

– Привет! – крикнул Семен и помахал рукой. – Давай сюда!

Бобик не стал спорить и вскоре сидел уже на четырех задних лапах возле солдата. Он даже не запыхался, хоть пробежался по жаркой пустыне и взобрался по не такой уж маленькой лестнице.

– Привет, – еще раз сказал Семен. – Ну, как вы тут?

– Хорошо. – Бобик чуть качнул головой. – Ты. Спасти. Нас. Чужие. Уйти. Все.

– А наши? – Семен знал, каким будет ответ, но вопрос сам слетел с языка.

– Уйти. Все. Тоже.

– Понятно, – вздохнул солдат. – А я ведь не просто навестить вас пришел. Дело у меня к тебе есть. – «Собака» молча смотрела в глаза Семена, ожидая продолжения, и ему ничего не оставалось делать, как начать сразу с главного: – Как ты смотришь на то, чтобы у вас на планете поселилась еще одна разумная раса? Хватит у вас места?

– Смотреть. Плохо. Чужие. Плохо. Война. Плохо. – Бобик занервничал, даже встал на все свои восемь лап.

– Да почему сразу война-то? – Семен рубанул по воздуху рукой. – Чуть что – сразу война, война! А если по-мирному? Если места хватает, зачем воевать? Они ведь вас выгонять не собираются! Дайте им те земли, где никто не живет.

– Сейчас. Дать. Часть. Потом. Чужие. Захотеть. Всё. Война. Плохо.

– А! – раздраженно отмахнулся Семен. – С тобой говорить!.. Ты как все: не дам, мое! Даже если себе и не нужно. Не съем, так понадкусываю… Собаки на сене!.. – Он еще раз махнул рукой и направился к лестнице.

– Зачем. Так. Говорить, – послышалось в голове. – Мы. Не знать. Чужие. Мы. Надо. Смотреть. Мы. Чужие. Говорить. Мы. Думать.

– Вот это другой разговор! – притормозил солдат. – Тогда пошли!

Бобик даже не спросил – куда, просто засеменил коротенькими ножками следом за Семеном.

Оказавшись в серой пустоте, «собака» явно растерялась, хоть и старалась не подавать вида. Но вскоре в мозгу Ачаду все же зазвучал ее «голос»:

– Я. Не знать. Где. Я. Потерять. Мы. Ты. Объяснять.

– Ага, – сказал Беляк. – Ты тоже, как он, – кивнул он на висевшего вдалеке отурка, – своих потерял?

– Я. Потерять. Мы, – подтвердил Бобик. – Не слышать. Не чувствовать. Кто. Он. – «Собака» замерла вдруг на несколько долгих мгновений и неожиданно «сказала»: – Я. Чувствовать. Он. Я. Слышать. Он. Я. Он. Один.

– Ух ты! – ахнул Семен и почесал затылок. – Круто! Общий язык нашли, что ли?

К ним, нелепо подгребая всеми шестью лапами, приближался Акмээгак. Подлетев к Семену, он заговорил. Да как! Таким возбужденным солдат его еще ни разу не видел, даже когда появился перед ним из «небытия».

– Ачаду! Невероятно! Мы одинаково мыслим! Мы словно из одной семьи!

– Я рад за вас, – сказал Семен, потому что говорить было что-то надо, а все слова из головы вылетели. Хорошо, что еще не ляпнул: «Совет вам да любовь!»

– Я. Рад. Тоже. Я. Надо. Искать. Мы. Я. Надо. Говорить. Мы. Он. Чужой. Нет.

– Да-да, Беляк! – подхватил Нэсэ. – Мы вовсе с ним не чужие! Странно, очень странно… Но как хорошо! Он сказал, что ему надо переговорить с остальными, потому что сейчас он тоже, как и я со своими, потерял связь. Но он говорит, что не видит препятствий, чтобы решить вопрос нашего переселения к ним положительно.

– Ну вот, видишь, как хорошо? – улыбнулся Ачаду. – Стоило поговорить по-человечески, все и решилось мирно, а то вам всем лишь бы повоевать!..

– Зачем ты так? – обиделся Акмээгак. – Никто ведь никого не убил…

– Да?! – вспыхнул Беляк. – А моих земляков ты уже забыл? И маложивущих, и долгоживущих?..

– Я имел в виду здесь… – Нэсэ, начав волноваться, по привычке качнулся, отчего стал поворачиваться кверху ногами. Ачаду остановил его и вернул в прежнее положение.

– Вот-вот! Вы все и всегда что-то имеете в виду. У вас всегда есть какое-то оправдание! Эти верят не в таких как надо богов, у тех – кожа не того цвета, а тот мужик – почему без шляпы?! И в рыло ему, в рыло!..