Учитель дернулся, но подняться не смог. И лишь застонал от бессилия.

– Что ты мычишь?! – крикнул Шагрот. – Говори теперь ты – где моя дочь? Ты обещал не лгать!

– Я не привык лгать, – скрипнул зубами Ачаду. – И говорю тебе правду: я не знаю, где она. Я никогда ее не видел и впервые услышал о ней от тебя!

– Врешь! – Бандит с размаху сунул кулак в лицо Учителю. Ачаду шарахнулся разбитым затылком о стену и потерял сознание.

Он пришел в себя от холода и сырости. Над ним по-прежнему стоял Шагрот. В руках он держал ведро. Увидев, что Ачаду очнулся, бандит отбросил громыхнувшее ведро в угол.

– Повторяю вопрос, – сказал желтоволосый торговец. – Где моя дочь?

Учитель хотел ответить достойно, но боль в голове не давала сосредоточиться. В глазах скакали цветные круги, бледное лицо Шагрота казалось размытым пляшущим овалом. Ачаду процедил, стараясь удержать это белое пятно в поле зрения:

– Не зна-аю… Я не ви-идел…

– Допустим. – Шагрот вдруг стал совершенно спокойным, даже равнодушным. Поднял с пола ведро, перевернул кверху дном и уселся на него, расставив ноги. – Тогда, быть может, об этом знают твои друзья?

– Как-кие друзья?.. – Учитель собрал остатки вялых мыслей в жалкую кучку, но так и не понял, о чем говорит сидящий напротив человек.

– Те самые, с которыми ты вломился в мой дом. Правда, их стало вполовину меньше, но кое-кому удалось сбежать. С моей дочерью! – Шагрот готов был опять сорваться на крик, но быстро сумел успокоиться. Голос его вновь стал ровным. – Ладно, маложивущий. Я готов поверить тебе. Ты и правда мог не знать о моей дочери и не видеть ее. Тебя вырубили первым. Но ты знаешь, где обитают забравшие ее недоноски. И ты ведь проводишь меня к ним, правда?

Наконец-то в голове Учителя стало проясняться. Он вспомнил почти все. Значит, люди Алиса украли какую-то девочку… Почему какую-то? Дочку Шагрота. Но зачем? Нет, глупый вопрос, голова еще не соображает!.. Как это зачем? Чтобы поторговаться с Шагротом!

И Ачаду сказал почти прежним голосом, только тихо, чтобы не вызвать новый взрыв боли:

– Зачем тебе идти к ним, Шагрот? Они к тебе сами придут. Неужели не ясно?

Шагрот не успел ответить – снаружи послышался шум голосов, топот, а через пару мгновений в сарай влетел здоровенный лысый мужик и закричал:

– Шагрот, нас окружили вояки! Тебя требуют…

– Что?! – Глаза главаря округлились. – Они совсем обнаглели! У нас договоренность!..

– Похоже, что-то стряслось. Иди, Шагрот, все равно говорить надо, так не уйдут.

– Ладно, побудь пока с ним, – кивнул главный бандит на Учителя и вышел из сарая.

Он широко зашагал к окраинным домам поселка. Навстречу попалась пара боевиков. Они быстро кивнули главарю и тут же отвели взгляды. «Трусят подонки, – усмехнулся Шагрот, скрипнув зубами. – Струсишь тут! Вояки – это не шайка лесных бродяг. Но что им надо? Ведь обо всем вроде договорились: они не трогают нас, мы поставляем им бесполезных!..»

Оставив сзади последний дом, Шагрот замер, обводя взглядом поле. Он ожидал увидеть немало вояк, раз даже Арог испугался, но столько!.. Поселок в буквальном смысле был окружен. Двойной цепью. Солдаты в темно-серых мундирах и касках стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга и держали наизготовку автоматы. От Шагрота до первой шеренги можно было доплюнуть.

Увидев главаря, вперед вышел офицер. Мундир его был темнее, чем у солдат, – почти черный. Вместо каски – серый берет с алой кляксой кокарды. Шагрот узнал этого человека – именно с ним он и вел «торговые операции».

Офицер остановился шагах в трех. Заложил руки за спину, коротко кивнул.

– Доброй бессонницы, Шагрот!

– Перестань издеваться, Аката! – дернул желтой головой Шагрот. – Вижу, ты с большим добром пришел!..

– Доброго и правда мало, – нахмурился военный. – На Содос напали, Шагрот. На берегах Окелада идут бои. И не скажу, что наши успехи блестящие… Если не удержим Окелад, следующим станет Авонсо. А тогда… Сам понимаешь.

– Напали? Кто? – искренне удивился Шагрот. – Обалс?

– Обалса уже нет. По нему прошлись, как расческой по лысине. На сей раз враг серьезный. Слышал о Царстве Отурк?

– Брось, Аката! Это же детская сказка! Говорящие шестилапые звери, поедающие людей, стоголовая царица в черной пещере под черной гладью основы… Бред!..

– Насчет царицы не знаю, а все остальное, к несчастью, не сказка. Отурки действительно шестилапые. Едят ли они людей, не знаю, лично не видел. Но убивают нас, не задумываясь, будто мы и впрямь только мясо. Самое страшное – их очень много и они дерутся похлеще разъяренного зверя. Потому что разумны не меньше нас.

– Допустим, – скривился Шагрот. – Предположим, что твоим воякам все это не примерещилось от страха. Но я-то тут при чем? Ты что, решил потренироваться на нас?

– Военное положение, Шагрот. Всеобщая мобилизация. Все мужчины призываются в армию. Все, Шагрот. Исключений быть не может. Точнее, только одно – работа на нужды армии. Но ты ведь не умеешь работать, верно?

– Погоди… – Бандит понял, что сказал Аката, но до него никак не могло дойти, что это относится и к нему тоже. – Ты что, собираешься призвать нас в армию?..

– Я никогда не сомневался в твоей сообразительности, Шагрот, – улыбнулся офицер. – Именно так. Мы пришли за тобой и всеми мужчинами поселка. Кроме стариков и детей. Они и женщины пока останутся дома. Позже к ним тоже придут и дадут работу по силам и способностям.

– А если мы… откажемся? – все-таки спросил Шагрот.

– Нельзя, – покачал головой Аката. – Заставим.

– А если… – продолжил бандит, но вояка резко его оборвал:

– Военное положение, Шагрот! За «если» – пуля. Сразу. – Увидев, как заходили желваки под бледной кожей торговца людьми, Аката сказал чуть мягче: – Посмотри, Шагрот, к нам уже примкнуло много народу с вашего острова. Вот этих мобилизовали только что, жили совсем рядышком от тебя, в лесу. Может быть, кого-то знаешь из них, хочешь поговорить? Родственные души скорее помогут тебе смириться с неизбежным. – Офицер кивнул на группу оборванцев, жавшихся друг к другу между солдатскими шеренгами.

– Родственные души?! – Смутная догадка кольнула главаря бандитов. – Ну-ка, покажи…

Аката приказал солдатам расступиться. Перед Шагротом во всей красе предстали две кучки заросших, грязных людей. В одной, побольше, он никого не узнал. Зато в группе из семи человек, трое из которых едва держались на ногах и кроме грязи были вымазаны кровью, ему сразу бросился в глаза здоровенный бородач в сером балахоне.

– Алис? – на всякий случай спросил Шагрот, хотя по рассказам своих боевиков он сразу признал его.

– Ну? – бросил тот взгляд исподлобья.

– Где моя дочь, Алис? – почти ласково спросил торговец. А потом рванулся вперед и остановился лишь потому, что солдаты недвусмысленно навели на него десятка два стволов сразу. Сжав кулаки, он потряс ими в сторону лесного бродяги: – Где она, ты, вонь подштанная?!

Алис молча сплюнул. Плевок угодил на голую меж ремешками сандалий ступню Шагрота. Торговец людьми взревел и, выхватив нож, бросился на Алиса. Тот вскинул волосатые руки, но лезвие уже вспарывало ему живот, а еще через мгновение десяток трескучих очередей отбросил худое тело в красной рубахе от держащего этими руками собственные кишки человека.

«Мобилизовать» остальную часть банды воякам не составило большого труда. На рожон больше никто не лез. Молча подходили к офицерам, сдавали оружие, коротко отвечали на стандартные вопросы.

После этого солдаты прошлись по домам, не пропуская и дворовые пристройки. Зашли и в сарай, где лежал Ачаду. Учителя подхватили с двух сторон под руки и отвели к лесу, на окраине которого рычали, плюясь черным дымом, несколько больших железных коробок на колесах, обмотанных широкой, тоже железной, рубчатой лентой.

Впрочем, рассмотреть подробности Ачаду не дали, затолкнув в одну из коробок, где он сразу повалился на вибрирующий жесткий пол и забылся в полуобмороке-полусне.