Теперь Вирхов был твердо убежден, что взрыв в Воздухоплавательном парке не связан с утечкой светильного газа и попаданием в него открытого огня. В толпе перед храмом светильного газа не было! Тем не менее взрыв у храма в точности соответствовал погубившему полет «Генерала Банковского». Значит, в толпе орудовали те же террористы, что и в парке. На этот раз их мишенью стал банкир Магнус.

Где, где та ниточка, что связывает отца Онуфрия, беспутного купеческого сына и одного из владельцев банка Вавельберга? Где тот человек, который имел причину для их убийства? Бедная вирховская голова трещала по швам.

Положение усугублялось тем, что из-за выявленных неугомонным Терновым новых данных о господине Оттоне, следователь лишился еще двух опытных помощников: один агент отправился на квартиру служащего банка, другой – по следу таинственного багажа. Сам же Тернов по указанию Вирхова выехал в гостиницу «Гигиена», чтобы разобраться наконец с деятельностью грека Ханопулоса.

Известие о новом взрыве поразило Вирхова как гром среди ясного неба. На месте происшествия суетились полиция, жандармы, криминалисты, фотографы, врачи. Вирхов моментально включился в первичное дознание. Переписав свидетелей, полиция разрешила предать тело Степана Студенцова земле, и поредевшая похоронная процессия поспешно покинула храмовую площадь и устремилась на кладбище.

На месте происшествия Вирхов застал и честную компанию, знакомую ему по событиям в Воздухоплавательном парке. Потрясенная, бледная Мария Николаевна Муромцева опиралась на руку коммерсанта Эроса Ханопулоса. Опытный взгляд сыщика сразу отметил, что грек не в своей тарелке: он проявлял признаки беспокойства, озирался и нетерпеливо переступал ногами, как скаковая лошадь в ожидании стартового выстрела. Рядом топтался удрученный, потерявший свой лоск велогонщик Родосский, шептал молитвы и крестился Платон Глинский. В подавленных, опечаленных собутыльников пытался вселить бодрость инженер – господин Фрахтенберг самым толковым образом отвечал на вопросы и показывал путь, которым бежал нищий к коляске рыжего Магнуса.

Искать какие-либо следы в этакой толпе да в сухое время года не имело смысла. Остатки адской машинки сгорели безвозвратно. О дактилоскопических отпечатках речи и не шло. Карл Иванович обратился с просьбой к Муре и окружавшим ее мужчинам проследовать для дачи свидетельских показаний на Литейный, в здание Окружного суда. Молодые люди охотно откликнулись на просьбу сыщика.

Вскоре они уже топтались в просторном светлом коридоре, дожидаясь вызова в вирховскую камеру. Эрос Ханопулос по-прежнему вел себя неспокойно: беспрестанно вскакивал, воздевал руки к потолку, повторял, что он не имеет никакого отношения к взрыву. Он плюхнулся на скамью рядом с Марией Николаевной, осыпал ее комплиментами и допытывался, когда и где они встретятся в более подходящей обстановке. Мура уступила его домогательствам и сказала, что собирается вечером в цирк. Эрос пообещал, что будет ждать ее у входа с билетами.

На скамье у противоположной стены коридора вполголоса переговаривались Петя Родосский, Платон Глинский и Михаил Фрахтенберг. Часто звучало имя Оттона, всех занимало его отсутствие в храме на отпевании.

Когда дверь в заветный кабинет приотворилась и в проем высунулась физиономия письмоводителя, коммерсант, невзирая на недовольство служителя закона, резво кинулся в кабинет.

– Господин следователь! – Ханопулос подбежал к начальственному столу. – Я ни при чем! У меня дело стоит! Могут уплыть значительные деньги! Поймите душу коммерсанта!

–Сядьте, сядьте, господин Ханопулос, – осадил. Вирхов Как вы оказались на месте преступления?

– Нет, нет и нет! – не успокаивался не желавший садится грек. – Я ехал не на место преступления, нет! Я ехал на отпевание покойника!

– Но вы же не были знакомы с покойным Студенцовым! Откуда вы вообще узнали о похоронах?

– Из газет! Кроме того, я был на велодроме! Познакомился с господами Родосским, Глинским, Оттоном, Фрахтенбергом...

С какой целью вы с ними знакомились?

– У меня общительный нрав...

– А затем вместе с ними отправились в «Аквариум»?

Грек оторопел, отпрянул, в выпуклых оливковых глазах появился страх.

– Так вы за мной следите! За мной, жертвой бандитского нападения! А тех, кто меня ограбил и едва не удушил, нашли ли вы их?

– Всему свое время, господин Ханопулос, – с неприязнью ответил Вирхов. – Полиция сама знает, когда и кого ловить. А ваше пристрастие к обществу молодых лоботрясов, которые второй раз оказались в подозрительной близости от гнусного преступления, кажется мне, имеет какую-то тайную подкладку...

Грек вздохнул, опустился на стул.

– Только между нами, господин следователь. – Он оглянулся на закрытую дверь. – Эти господа мне не нужны. Правду сказать, я лелеял надежду, что встречу где-нибудь Марию Николаевну Муромцеву. Она говорила, что знакома с Родосским.

– Так-так, – побарабанил Вирхов пальцами и повернулся к письмоводителю, – последнее не для протокола.

Затем он вновь изучающе уставился на грека.

– Какие отношения связывают вас с господином Магнусом?

– Меня? Абсолютно никакие! До сегодняшнего дня не знал о его существовании! Мой отец и я по его поручениям работаем с банком Мендельсона. А о Магнусе и слыхом не слыхивал. – Ханопулос возбужденно, словно отмахивался от пчелиного роя, жестикулировал.

– А с господином Отгоном вы хорошо знакомы?

Ханопулос нетерпеливо поглядывал на дверь.

– Я вижу, вы очень торопитесь, – сказал Вирхов.

– Так точно, господин следователь, назначены встречи, есть обязательства, прибыль уплывает...

– Но вы не покидаете столицу?

– Как можно? – возмутился грек. – Ни в коем случае! У меня еще есть здесь важные дела.

Он подмигнул Вирхову, вскочил и собрался откланяться.

– Ступайте, – дал добро Вирхов, – мы знаем, где вас в случае надобности найти. Кстати, как вам нравится обслуживание в гостинице «Гигиена»?

– Превосходное! – воскликнул Ханопулос. – Очень услужливый народ! Надо было печь у меня в номере затопить – мигом прислали истопника, принесли дрова, огонь развели. Понадобились мне срочно тазики медные – пожалуйста! Чудесный народ! Если б не лазили ради любопытства по моим чемоданам. Да если б гостиница не кишела тараканами и клопами. – Грек сморщился и стряхнул кончиками пальцев воображаемую пыль с лацкана своего элегантного пиджака. – Там же образцы товаров, неровен час, испортят или польстятся на что-нибудь, отравятся...

Внимательно слушая неуемного свидетеля, Вирхов сопроводил его до дверей кабинета и пригласил к себе Петю Родосского.

Кинув отчаянный взгляд на Муру, полинялый велогонщик бочком протиснулся в кабинет.

– Итак, господин Родосский, судьба вновь нас свела. Прошу садиться.

Вирхов сурово смотрел на юношу.

– Что вы можете сказать, милостивый государь, об этом происшествии?

– Ничего, – выдохнул Петя.

– Знали ли вы покойных?

– Господина банкира не знал, только слышал о нем от Густава. А про нищего ничего сказать не могу, не разглядел.

– Что могло быть общего у Степана Студенцова и Магнуса?

– Думаю, ничего. Проклявший Степана отец хранил у банкира свои капиталы, так что сыну там ничего не перепадало.

– Вы подавали милостыню сирым и убогим?

Петя понурился.

– Немного. Но и все подавали. И Платон, и Мишка. Даже Эрос, как мне кажется, крутился на паперти.

– А у кого-нибудь из вашей компании были мотивы для убийства Магнуса?

– Платоша, похоже, даже не знает, ни где банк Вавельберга находится, ни то, что Магнус его совладелец. Платоша работает с живыми деньгами, он ведь музейщик, эксперт. А Мишка... Сомневаюсь. Провинциалы, выбившиеся на высокие столичные должности, терроризмом не балуются.

– А Оттон?

Петя замялся, покраснел и сердито ответил:

– Оттон Магнуса уважал, считал своим учителем и благодетелем.