Мура, чувствуя необыкновенный прилив сил и невесть откуда взявшуюся злость, металась по гардеробной комнате детективного бюро «Господин Икс».

Старательный Софрон Ильич Бричкин полностью погрузился в сочинение кульминационной части отчета о собрании петербургской масонской ложи. Время для него, как для Создателя в момент творения, перестало существовать. И только каким-то седьмым чувством он понял, что перед ним явилась его юная повелительница. Он поднял голову и обомлел.

Карл Иванович Вирхов вышел от Густава Оттона разочарованным. Какой смысл в чрезмерном волнении банковского служащего? По всей видимости, к взрыву воздушного шара он не причастен. Про деревянные футляры объяснил вполне логично. Вирхов не заметил в речах хозяина и ничего социалистического: вряд ли тот думал о равенстве и братстве. Правда, имелся кот, но вряд ли Мура имела в виду именно этого жирного урода: никто из других участников праздника не упоминал, что Густав Оттон привозил хвостатое чудовище полюбоваться на подъем «Генерала Банковского». И напрасно господин Оттон смущался содержимого своей картонки – эка невидаль! Масонские побрякушки! В Петербурге куда ни плюнь – всюду в масона попадешь.

Впрочем, не одними масонскими заботами жива империя. Хранит ее православная вера да заступничество Божьей Матери со святыми. И не скудеет земля русская на подвижников духа – являет титанов веры. Скромных, кротких да всесильных – и после кончины своей народ воодушевляют, простирают молитву свою благодатную над оставшимися в юдоли земной.

Мягчают нравы русские, душа добром и милосердием преисполняется. О, если б можно было все население за казенный счет отправить в тамбовскую землю, поклониться Саровской обители! Не случайно к старцу и при жизни его не гнушались заглядывать величайшие люди. Семьдесят лет прошло с кончины великого пустынника и молитвенника земли русской Батюшки Серафима, а память о нем никогда не забывалась, терпеливо ждали открытия многоцелебных мощей. Конечно, вокруг останков много недоброжелательного шума – словесного и литературного. Оно и понятно, Николай II и Александра Федоровна большие надежды возлагают, надеются наследника вымолить. Шумят либеральные умники, а простой православный люд с душевной радостью встретил определение Синода о грядущем прославлении Серафима. Комиссия Синода признала свыше ста исцелений от недугов душевных и телесных, полученных по молитве на могиле святого чудотворца.

Размышляя о судьбе последнего русского святого, в миру Прохора Исидоровича Мошнина, сына курского купца, избравшего подвижническую жизнь отшельника, представляя грядущие через две недели Саровские торжества, Карл Иванович так расчувствовался, что не заметил, как оказался у «Гигиены», располагавшейся в этом же Дмитровском переулке. Он не считал ниже своего достоинства заглянуть в гостиницу – испытывал некоторую вину перед приезжим греком.

В вестибюле гостиницы следователя Вирхова встретил портье, и встретил настороженно.

– Могу ли я видеть господина Ханопулоса? – как можно мягче спросил Вйрхов.

– Постоялец, к сожалению, ныне отсутствуют.

– С ним все в порядке?

– Не извольте беспокоиться. – Портье заметно колебался, поправлял очки на курносом носике, большие глаза за круглыми стеклами смотрели с тревогой на стража правопорядка.

– Вы уверены? – Вирхов увеличил напор.

– Недавно являлись в полном здравии. Изволили отбыть по своим делам.

– В благоприятном расположении духа? – тонко улыбнулся Вирхов.

– Совершенно верно, – поклонился портье. – Изволили принести два чемодана с товаром. Коммерсант-с...

– И чем же собирается удивить столицу Российской империи господин Ханопулос?

– Коврами индийскими. – Портье охотно делился своими наблюдениями. – А может, еще чем. Утром в его номер из аптеки доставили бандероль со шприцами, бинтами и ароматическими веществами. Потом потребовал в номер два медных таза. Оплатил вдвойне. – Очки сползли на кончик носа, в глазах, уставившихся поверх оправы на следователя, появилось особое бдительное выражение. – А разве постоялец неблагонадежен?

– Нет-нет, – заверил Вирхов гостиничного служащего. – Наоборот. Я очень рад, что господин коммерсант нашел приложение своим инициативам в российской столице. Прошу оказывать ему всяческое содействие и помогать во всех начинаниях.

Портье замялся, поправил очки и поджал губы. Вирхов насторожился.

– Вы хотите что-то мне сказать?

– Понимаете, – портье перегнулся чрез стойку, – в поведении нашего гостя есть странности... По прибытии он сразу же отправился на кладбище...

– Это мне известно.

– Всю ночь отсутствовал.

– И это для меня не новость, – горделиво сообщил следователь.

– Утром, ваше благородие, в номере господина Ханопулоса обнаружили склянки с уксусом, сулемой и мышьяком...

– Коммерсант возит с собой образцы товаров, – подначивал Вирхов.

– Кроме того, в ватерклозете пахнет кровью... Может, он страдает от отравления или геморроя?

– Чушь! – возмутился Вирхов. – Он здоровее быка!

– А потом посыльный принес шприцы... – не отступал портье. – Я беспокоюсь. Последний груз вообще очень странный...

– Что за груз?

– Чемодан. Но его содержимое...

– Вы заглядываете в чужие чемоданы? – насупился Вирхов.

– Случайно раскрылся, вот и увидели в чемодане, – портье смутился, – фунтов десять асфальта...

Вирхов оторопел, подумал и строго сказал:

– Асфальт не динамит, не суйте нос в частную коммерцию. Господин Ханопулос имеет право торговать асфальтом. Ничего предосудительного здесь нет.

Портье открыл рот, чтобы сказать о самом страшном: под кроватью постояльца обнаружен железный сундук-сейф, секретные замки которого открыть не удается, – но передумал. Осудит следователь! Не поверит, что каждая гостиница ныне – пороховая бочка. Того гляди, взлетишь от постояльца, у которого на лбу не написано, что он террорист.

Вирхов покинул гостиницу «Гигиена» в прекрасном расположении духа: слава Богу, ограбленный грек не встал на путь отмщения столичным мошенникам, поверил в силу правоохранительных учреждений, занялся своей коммерцией. Южане – люди горячие, импульсивные...

Он возвращался на Литейный. Присутственный день близился к концу. Удалось ли доктору Коровкину выудить из омута разврата непутевого кандидата Тернова? Удалось ли разыскать Марию Николаевну Муромцеву? Есть ли новости о передвижении господина Глинского?

Вирхов любил теплые июньские вечера, похожие на умиротворенный день: низкие солнечные лучи бегут шаловливыми блестящими зайчиками по невской воде, подсвечивают разноцветные громады дворцов и особняков, дарят последние ласки разогретым домишкам, отчего нестерпимо-ярким блеском отсвечивают окна. И народу на улицах значительно меньше...

В кабинете кандидата Тернова не было. Не заглядывала и Мария Николаевна Муромцева.

– Господин Глинский не прибыл в столицу?

Вирхов смотрел на понурого, переминающегося с ноги на ногу, письмоводителя.

– Господин следователь, связь прервалась...

– Как прервалась?

– Кто-то срезал все телефонные провода, ведущие в Бологое. Железнодорожная полиция приступила к расследованию.

– Невиданная наглость! – вспылил Вирхов. – Преступная шайка в окрестностях Петербурга?

– Не могу знать. – Письмоводитель съежился и охотно исчез из поля зрения следователя.

Домой идти не хотелось, в холостяцкой квартире его ждали только кот Минхерц да престарелая кухарка. Телефонная барышня не смогла соединить его ни с Коровкиным, ни с Муромцевыми – оба отсутствовали.

Карл Иванович чувствовал, что у него хватит сил прогуляться до конторы детективного бюро «Господин Икс», полюбоваться на красно-коричневые махины Зимнего и Адмиралтейства, на тяжело дышащую Неву, на голубые и зеленые пароходики, на белые яхты, на юркие ялики. Мария Николаевна Муромцева, несомненно, будет тронута вниманием старого опытного следователя. Он запер кабинет и отправился к набережной Невы, к Петербургской стороне.