Рассказал также о своем намерении использовать для поиска летчиков и экипажей, выбросившихся на парашютах или совершивших вынужденную посадку, радиостанции наведения, которых в армии становилось все больше. Генерал тотчас оживился. Надо заметить, что он всегда живо интересовался новшествами, рационализаторскими предложениями. Требовал, чтобы о них незамедлительно докладывали ему.

— Что еще? — спросил он.

До нас доходили слухи о крайне неблагополучной эпидемиологической обстановке на территории, занятой противником. Поэтому в районы нового расположения я планировал направлять вместе с каждой передовой командой медицинского работника — фельдшера или врача.

— Хорошо, — одобрил заместитель командующего. — Ну а в каком состоянии санслужба РАБ и войсковые лазареты БАО?

Я ответил, что они находятся в подчинении помощника начальника сануправления фронта ВВС. Нам подчиняются лишь оперативно, хотя и неотделимы от воздушной армии. Такое положение, конечно, ненормально. Лазареты ослаблены пересмотром штата (в какой уж раз это производилось!), в них оставлен один военнослужащий — начальник, должности обслуживающего персонала — пять человек — должны занимать вольнонаемные, подобрать которых было практически невозможно. И вообще шесть человек в таком подразделении крайне мало. К тому же на начальника здесь возложены обязанности и хирурга, и терапевта, и невропатолога… Перечень положенного имущества также уменьшен, и — что особенно тревожно — исключен палаточный фонд. При частом и быстром свертывании и развертывании лазарета некогда и некому строить землянки, а на готовые жилища при наступлении не всегда можно рассчитывать.

Нахмурив брови, Алексеев покачал головой.

— Они что у вас там, — показал он глазами вверх, — не понимают?

Мне самому была непонятна недооценка Главсанупром лечебных учреждений в военно-воздушных силах. Я пожал плечами.

— Ладно, надеюсь, вы с Быковым по-прежнему будете работать рука об руку. Итак, помните, надо быть готовыми! Почему вы до сих пор без заместителя? — спросил генерал, прощаясь.

— На днях он прибудет.

В 81-м дальнебомбардировочном авиационном полку хорошо работал военврач 2 ранга Николай Петрович Алексеев, однофамилец члена Военного совета. Он служил в РККА с 1933 года, был начальником отделения военного госпиталя. Затем его перевели в ВВС. Среднего роста, с открытым лицом, энергичный, подвижный. Заметив у него административную жилку, я и предложил ему должность заместителя. Он согласился. П. К. Быков не стал возражать против его назначения.

Официальные указания представить план медицинского обеспечения наступательной операции воздушной армии еще не поступили. До конца года фронту, по-видимому, предстояло вести оборонительные бои. Северная группа войск наносила по врагу лишь локальные удары в районах Ачикулак, Ага-Батырь, Ишерская. Штурмовики 216-й смешанной авиадивизии генерала А. В. Бормана и ночные бомбардировщики 218-й авиадивизии полковника Д. Д. Попова уничтожали огневые средства и живую силу противника, совершали налеты на его аэродромы.

Декабрь сыпал снегом и дождем. В горах уже установилась зима, а из долин еще не ушла осень.

Во второй половине месяца приказом командующего ВВС за № 216 в 4-й воздушной армии был учрежден дом отдыха.

Мне позвонил по телефону Быков, спросил:

— Кого думаете назначить начальником?

Прочитав приказ, я подумал о военвраче 3 ранга Назаровой. Она была старшим врачом 431 БАО. Еще в апреле, когда мы познакомились с ней, она мечтала о доме отдыха для летчиков.

— Согласитесь, что мы с вами должны утвердить Назарову, — сказал я дипломатично.

В трубке раздался характерный раскатистый смех Павла Константиновича.

— Эсфирь Марковну? Я сам хотел предложить ее кандидатуру. Где найдешь человека более подходящего?

В этот момент мы, наверное, вспомнили об одном и том же.

…Вернувшись с первого облета аэродромов, я поинтересовался у флагманского врача, почему не аттестован старший врач 431 БАО. Быков перед этим возглавлял санслужбу 28 РАБ, в который входил данный батальон.

— Где она сейчас? — оживился мой обычно сдержанный новый начальник.

— В Голубовке.

— Значит, успели переехать… Ну как, заметили там что-нибудь особенное? — спросил флагманский врач, еще не ответив на мой вопрос.

— Лазарет работает хорошо. Там есть опытный хирург. Мне показалось, что молодые женщины сумели создать какую-то особую атмосферу. У них чистота и порядок, они веселы. Признаться, чем-то даже домашним повеяло, когда я оказался в такой обстановке. Сама Назарова располагает к себе, жизнерадостная и непосредственная женщина.

Тогда я впервые услышал раскатистый смех Быкова.

— Говорите, домашним повеяло? — переспросил Быков. — А я думаю, Поляков уже успел их подтянуть. Это «домашнее» поначалу его ошарашило. Да вот он и сам, старый служака! — воскликнул Павел Константинович. — Легок же ты на помине!

В наш кабинет вошел новый начальник санслужбы 28 РАБ военврач 2 ранга Поляков. Он приехал по вызову помощника начальника сануправления фронта по ВВС и по пути завернул к Быкову.

— Михаил Николаевич, — обратился к нему Быков. — Как твои отношения с Эсфирью Марковной?

Хмуроватый Поляков, погладив согнутым пальцем свою рыжеватую бородку, насторожился:

— А в чем дело?

— Александр Николаевич был у нее. Обворожен уютом в ее хозяйстве. И сама Назарова его заинтересовала.

Старые друзья, Быков и Поляков, разговаривали на «ты». Видимо, Михаил Николаевич решил, что Быков, как всегда, подтрунивает над его приверженностью к дисциплине и воинскому порядку. Усмехнувшись, ответил:

— Хотите узнать, какое впечатление она произвела на меня при первом знакомстве? Так слушайте. Приехали мы в этот БАО… Выходит навстречу пышноволосая, статная, туго затянутая ремнем молодая женщина. Ему, — Поляков кивнул на Быкова, — запросто говорит: «Здравствуйте, Павел Константинович!»

Он строго посмотрел на нее и метнул взгляд в мою сторону: дескать, это твой новый начальник, нужен уставной рапорт. А она свое: «Здравствуйте. Я Эсфирь Марковна».

За ее спиной уже построился в шеренгу медперсонал: военврач 3 ранга, военфельдшер… Она начала представлять их мне: «Наш хирург, Борис Аркадьевич. Фельдшер Маруся. Старшина Валюша. Дальше — Клава, Наташа, Люба, Катя, шоферы Саша и Паша…»

Хорошенькая форма доклада. Я даже растерялся. Не воинское подразделение, а черт те что! Семейный дом! Наконец говорю: «Товарищ старший врач, потрудитесь доложить по уставу!»

Губы у нее дрогнули, и она стала похожа на обиженного ребенка. «Товарищ начальник, мы уж так привыкли. Так проще. Разве так нельзя? Что тут плохого?»

Еще расплачется, подумал я и махнул рукой: «После поговорим, товарищ старший врач!»

— Зато при осмотре домов, в которых размещался лазарет, сразу подобрел, — вмешался Быков, — на окнах занавески, на подоконниках комнатные цветы, земляные полы застланы прошлогодним чабрецом. Постельное белье на койках свежее, раненые и больные побриты. Один из раненых сказал: «Мы у Эсфирь Марковны как дома на побывке. Красота! Повариха тетя Киля пампушки нам печет, украинским кулешом кормит…»

В общем, я посоветовал не ломать «семейный дом». А Эсфирь Марковна не подведет. Она в сорок первом в таких переплетах бывала, где мужчины гнулись. Ты, наверное, все-таки поднавел порядок? — с улыбкой взглянул Быков на Полякова.

Тот промолчал.

— Почему же ей не присвоили звание? — снова спросил я. — Она же невропатолог, работала в московской клинике.

— Все эти «гражданские» манеры ее пугают кое-кого, — ответил Быков. Но Вайнштейн добивается.

Потом, в период летнего отступления, Назарова отлично проявила себя.

Теперь же надо было подумать, где разместить армейский дом отдыха. Я решил, что предоставлю Назаровой свободу в подборе штата.

Приехал мой заместитель военврач 2 ранга Алексеев. Я несколько разгрузился.

15 декабря штаб 4-й воздушной армии начал разработку плана предстоящего наступления на Северном Кавказе.