— А что, если мы вас призовем в армию и направим в эвакогоспиталь? Из вас же выйдет отличный военный хирург.

— Спасибо! — обрадованно воскликнул он.

Мы призвали его на службу в 4-ю воздушную армию. Григорий Израилевич Аранович закончил войну подполковником медицинской службы, начальником госпиталя. Он и сейчас работает хирургом в подмосковном городе Ногинск.

В лазаретах БАО я снова подобрал группу врачей, которых по моему представлению определили на хирургическую стажировку в ряд эвакогоспиталей. Нового, еще не аттестованного военного врача Арановича Быков послал в армейский хирургический лазарет в Дербент.

Осень стояла сухая и теплая. Словно все еще тянулось бесконечное горькое лето. Пожухлая листва не опадала с деревьев. Но по ночам земля уже покрывалась инеем.

В последних числах октября пришел приказ о назначении П. К. Быкова помощником начальника санитарного управления Северной группы войск Закавказского фронта по ВВС. А. Д. Вайнштейн отбыл в распоряжение Главсанупра РККА.

В неофициальной беседе Быков спросил, как я отношусь к возможности назначения меня флагманским врачом. Не побоюсь ли взять на себя всю ответственность за организацию медицинского обеспечения воздушной армии? Или на должность флагманского врача подобрать кого-либо из дивизионных врачей, а я останусь заместителем?

Потом убежденно заключил:

— В штабе есть мнение, что вы справитесь с работой. Я тоже так считаю.

Серьезно взвесив все «за» и «против», я ответил, что согласен занять должность флагманского врача.

На другой день нас принял командующий армией генерал Н. Ф. Науменко. Мне он сказал:

— Приказ о вашем назначении подписан. Надеюсь, в Москве утвердят вас флагманским врачом.

Я поблагодарил за оказанное мне доверие.

Приняв дела, я проводил Павла Константиновича до самолета. Мы тепло попрощались. Работая бок о бок с ним, я перенял у него немало хорошего как врач и администратор. У нас были хорошие деловые отношения. Мне нравились его трудолюбие, выдержка, способность быстро принимать решения. Быков по-прежнему оставался моим прямым начальником.

В конце октября 1942 года Северная группа войск вела усиленную подготовку к разгрому моздокской группировки врага. Наступление намечалось на 3 ноября. Однако 25 октября противник нанес мощный удар по ослабленной 37-й армии, оборонявшей правый фланг Северной группы на нальчикском направлении. Около 100 вражеских бомбардировщиков и истребителей совершили налет на населенный пункт Долинское, где располагался армейский штаб. На наш аэродром в Нальчике противник в течение дня произвел 42 воздушных налета. Движение на дорогах было парализовано. Неприятельская пехота при поддержке двух танковых дивизий начала продвигаться к Орджоникидзе.

Мое назначение флагманским врачом состоялось именно в это тяжелое время. Главное внимание я сосредоточил на организации быстрой эвакуации раненых летчиков и бойцов БАО из зоны боевых действий.

Санитарной авиации в нашей воздушной армии тогда еще по было. Из самолетов типа СП, С-2 и С-3 осталось только два. Одни были сбиты вражескими истребителями, другие во время летнего отступления сожжены нашими летчиками, поскольку не хватало бензина. Для эвакуации раненых и перевозки медицинского имущества использовались оставшиеся С-2, один самолет типа Си-2 (Ли-2), а также У-2. В отдельных случаях по приказу командующего или начальника штаба армии приданный нам 8-й отдельный полк гражданской авиации предоставлял трехмоторные машины Ан-9.

Улетая, Быков обещал создать в 8 ОПТА санитарную авиазскадрилью, которая будет базироваться на аэродроме Нестеровское, юго-восточнее Грозного. Оперативно ее подчинят мне. Но пока такое подразделение отсутствовало. Я попросил начальника штаба армии генерала Устинова отдать приказ в те дивизии, где имелись упомянутые выше С-2 и Си-2, чтобы экипажи этих самолетов перелетели на один аэродром и составили звено, которым я смогу располагать. Он безотлагательно выполнил мою просьбу. Уже со следующего дня мы начали по воздуху доставлять раненых в дербентский хирургический лазарет. Вскоре я тоже вылетел в Дербент. Возникла необходимость часть выздоравливающих перевести в лазареты БАО и таким образом освободить койки.

Над вершинами гор висели облака. Летчик вел У-2, умело используя долины и ущелья. Наблюдая за воздухом, я думал о боевой обстановке у нас, о тяжелом положении в Сталинграде.

Мелькнула и такая мысль: не рано ли я согласился занять должность флагманского врача воздушной армии? Решил, что нет, и честолюбие тут ни при чем. Под руководством Быкова я достаточно хорошо освоил работу, связанную с лечебно-эвакуационным, санитарно-гигиеническим и противоэпидемическим обеспечением авиационных частей. Занимался также вопросами поиска и спасения экипажей, специального медобеспечения летного состава, контролем за боевой нагрузкой и отдыхом людей. Новый человек сначала должен был во все это вникнуть. Я отчетливо представляю, в каком направлении надо работать, сил достаточно, пасовать перед трудностями не привык.

Не мог не подумать, как восприняли приказ о моем назначении начальники санитарных служб авиадивизий. Среди них есть бывшие флагманские врачи общевойсковых армий, с большим стажем работы, старше меня по возрасту и званию. Мне всего тридцать лет, еще минувшей весной я был старшим врачом полка самолетов У-2. Но ведь беспокойная должность флагманского врача воздушной армии и требует как раз человека нестарого, энергичного, физически крепкого.

Небольшой городок Дербент был забит госпиталями. Под них заняли все пригодные строения. Железная дорога на Баку и порт позволяли бесперебойно эвакуировать тяжело раненных. Город не бомбили. Наш хирургический лазарет помещался в бывшем двухэтажном здании школы с просторным двором. Встретила меня Мария Андреевна Пруденко.

В распоряжении врачей имелся большой набор хирургических инструментов, аппараты для переливания крови и скелетного вытяжения. К сожалению, здесь не было своей лаборатории, рентгеновского кабинета и кабинета физиотерапии. В необходимых случаях им приходилось обращаться в соседние эвакогоспитали.

Мария Андреевна была человеком обаятельным. Невысокого роста, сероглазая, с гладкой прической. Ей очень шла военная форма. Говорила негромко, мелодично звучащим голосом, ходила легко, умела шутить с ранеными. По-моему, одно ее присутствие благотворно влияло на них. Вместе с тем это был не только опытный хирург, но и рачительная хозяйка. Она вникала в каждую мелочь жизни лазарета.

Непоседливый и жизнерадостный Аранович уже справился с должностью хирурга-ординатора. Окончив в 1941 году медицинский институт, он еще сохранил студенческую неутомимость. В наш хирургический лазарет ходили врачи из других госпиталей посмотреть, «как лечат летчиков». Действительно, далеко не везде раненые находились в столь благоприятных условиях. Не последнюю роль играло то, что наши подопечные знали, как обстоят дела в их части, как воюют товарищи. Эвакуации из лазарета подлежали только те, кто навсегда или на длительный срок (более трех месяцев) терял возможность вернуться в строй или нуждался в специализированной помощи (урологической, глазной, отоларингологической). Остальные оставались до полного выздоровления.

Вместе с М. А. Пруденко и заместителем по политчасти 504 БАО мы разработали план перевозки около тридцати «старичков» в лазареты БАО. Все эти летчики, техники, авиаспециалисты могли в скором времени вернуться в свои части.

Вернувшись в Троицкое, услышал печальную весть: в Орджоникидзе, к которому немцы подошли вплотную, во время бомбежки погиб и начальник штаба Закавказского фронта генерал-лейтенант П. И. Бодин и член Военного совета фронта А. Н. Саджая, В тот день, 1 ноября, наши летчики сбили 30 немецких самолетов.

Выполнив несколько неотложных дел, я вылетел на аэродромы 217-й и 229-й истребительных авиадивизий. Они находились к востоку от Орджоникидзе. На местах выяснил, что медпункты нуждаются в перевязочных средствах, которые в тот момент можно было достать лишь на аптечных складах наземных армий. Узнал о людских потерях. Эти аэродромы обстреливались артиллерией противника.