Пилорат смотрел на ландшафт, тусклый в сером свете рассвета, со странным ощущением сожаления и неуверенности.

— Мы были тут недостаточно долго, Голан. Мне, кажется, это приятный и интересный мир. Мне хотелось бы побольше узнать о нён.

Тревиз поднял глаза от компьютера и криво улыбнулся.

— Вы думаете, я не хочу того же? Мы три раза ели на планете — каждый раз по-разному и каждый раз отлично. Я очень доволен. Только вот женщин мы видели мельком, а некоторые вполне соблазнительны...

Пилорат поморщился.

— О, мой друг! Эти их коровьи колокольчики, которые называются обувью; все женщины обернуты в кричащие цвета, и, к тому же, они что-то делают со своими ресницами. Вы видели их ресницы?

— Можете быть уверены, я заметил все, Янов. Вы судите поверхностно. Их легко можно убедить вымыть лицо и в нужное время снять обувь и все прочее.

— Я бы поймал вас на слове, Голан. Однако я больше думаю о дальнейшем исследовании. То, что нам говорили о Земле, так неполно, так противоречиво. Один говорил о радиации, другой — о роботах.

— И в обоих случаях — смертельно.

— Вот именно, — неохотно подтвердил Пилорат. — Но одно слово может быть истинным, а другое — нет, или оба истинны в какой-то мере, или то и другое вранье. Голан, когда вы слышите рассказ, где суть окружена густым туманом сомнений, вы, конечно, должны чувствовать что распутать это и добраться до сути — дело чести.

— Я так и делаю, — сказал Тревиз, — клянусь всеми звездами-карликами. Первоочередная проблема — это Гея. Как только мы справимся с ней, мы можем лететь на Землю или обратно на Сейшел, чтобы задержаться там подольше. Но сначала Гея.

Пилорат кивнул.

— Первоочередная проблема. Если верить Квинтезетцу, на Гее нас ожидает смерть. Так надо ли нам туда стремиться?

— Я и сам себя об этом спрашиваю. Вы боитесь?

Пилорат замялся, как бы проверяя свои ощущения. Затем сказал просто и уверенно:

— Да. Ужасно!

Тревиз повернулся к нему и сказал так же просто и уверенно:

— Янов, вам нет причин рисковать. Скажите только одно слово, и я оставлю вас на Сейшел с вашим личным имуществом и половиной наших денег. А когда вернусь, заберу вас и мы отправимся в Сириус-Сектор, если захотите, и на Землю, если она там есть. Если же я не вернусь, наше посольство на Сейшел поможет вам вернуться домой, на Терминус. Никаких обид, если вы останетесь, мой дорогой друг.

Пилорат быстро заморгал и сжал губы, а затем сказал хриплым голосом:

— Дорогой друг? Сколько времени мы знакомы? Неделю? Не странно ли, что я отказываюсь покинуть корабль? Я боюсь, но останусь с вами.

Тревиз недоуменно развел руками.

— Но почему? Я вам честно предложил.

— Сам не знаю, почему. Наверное... Голан, я верю в вас. Мне кажется, вы всегда знаете, что делать. Я хотел уехать на Трантор, где, как я теперь понимаю, делать было бы нечего. Вы настаивали на Гее, и Гея почему-то должна оказаться больным нервом Галактики. И все, что случилось, связано с Геей.

Если этого недостаточно, Голан, я следил, как вы выжимали информацию из Квинтезетца о Гее. Это был такой шикарный блеф! Я был просто вне себя от восхищения.

— Значит, вы верите мне?

— Да, верю, — подтвердил Пилорат.

Тревиз скрестил руки на груди и некоторое время, казалось, не мог найти слов. Наконец, он сказал:

— Янов, вы простите меня заранее, если мои суждения окажутся ошибочными и если мы тем или иным путем встретимся с чем-то неприятным?

— О, мой дорогой, зачем вы спрашиваете? Я принял решение свободно, по своему разумению, а не по-вашему. И прошу вас — давайте улетим побыстрее. Я не уверен, что трусость не схватит меня за горло и не покроет стыдом до конца дней.

— Как скажите, Янов. Мы вылетим сразу же, как только позволит компьютер. На сей раз мы двинемся гравитационно — прямо вверх, когда удостоверимся, что в атмосфере над нами нет других кораблей. А когда атмосфера станет менее плотной, мы наберем скорость. Самое большее через час мы выйдем в открытый космос.

— Хорошо, — Пилорат снял крышку с пластикового контейнера для кофе.

Из отверстия почти сразу же повалил пар. Пилорат взял трубку в рот и начал потихоньку тянуть, чтобы воздух тоже входил в рот и охлаждал кофе до приемлемой температуры.

Тревиз усмехнулся.

— Вы отлично научились пользоваться этими вещами. Вы — космический ветеран, Янов!

Пилорат посмотрел на пластиковый контейнер и сказал:

— Теперь, когда у нас есть корабли, управляющие гравитационным полем, мы, наверное, можем пользоваться обычными контейнерами?

— Конечно, но вам не удастся заставить космолетчиков отказаться от подобной аппаратуры. Видите кольца на стенах и на потолке? Они были приняты в космических кораблях двадцать тысяч лет назад, если не больше, но в гравитационном корабле они абсолютно не нужны. Однако, они здесь есть. Во всем существует социальная инерция, даже в передовой технологии. Эти ненужные стенные кольца то же самое, что чашки с трубками.

Пилорат задумчиво кивнул и продолжал потягивать кофе. Потом спросил:

— Когда мы взлетим?

Тревиз захохотал.

— Я начал болтать о стенных кольцах, и вы не заметили, что в это время мы взлетели. Сейчас мы уже поднялись на милю.

— Не может быть!

— Посмотрите.

Пилорат так и сделал.

— Но я же ничего не почувствовал.

— Потому что вы ничего не знали.

— А мы не нарушаем правил? Мы, наверное, должны были идти по радиолучу вверх по спирали, как шли вниз, когда садились.

— А зачем, Янов? Нас никто не остановит.

— Когда мы садились вы говорили...

— Тогда было совсем другое дело. Они не были встревожены, когда мы прибыли, но они в восторге от того, что мы уходим.

— Почему вы так говорите, Голан? Единственный человек, который говорила с нами о Гее — Квинтезетц, и он умолял нас не ехать.

— Не верьте этому, Янов. Все это притворство. Он хотел быть уверенным, что мы отправимся на нее. Янов, вы восхищались моим блефом, когда я вытягивал информацию из Квинтезеца. Мне очень жаль, но я не заслужил восхищения. Если бы я ничего этого не сделал, он все равно рассказал бы. Если бы я заткнул уши, он стал бы кричать во все горло.