Одно время она вела себя, как отрекшаяся от земных радостей и страстей монашка, заключив добровольно свою душу в строгие одежды пуританства, но вовсе не из ханжества!

В сущности, так оно и было, поскольку о замужестве она ещё не мечтала, и всецело верила в свою заветную мечту, что обязательно встретит единственного, к кому вспыхнет любовь. Но одной она не оставалась долго, один парень заметил её на остановке и познакомился с ней. Он говорил, что она ему понравилась и не похожа на современных девушек. Такой ему и не хватает, а у неё тотчас возникла мысль, может, он и есть суженый? Но это не помешало его предупредить, что не допустит вольностей. И он вёл себя прилично, дарил цветы, ходили в кино, признавался в любви. Она со снисходительной улыбкой выслушивала его признания. И хотя на самом деле все слова парня принимала, как целью обольстить её, хотела ему верить безоглядно, как в прекрасный сон. Хотя чувствовала, что его, такого чистенького, обходительного, никогда не полюбит. Но он был лучшим из всех тех, кто набивался к ней в женихи. «Вот он говорил, что я непохожа на современных девушках, – думала она. – Может, правда, я слишком требовательна, и жду такого, какого вообще нет в жизни, и он только живёт в воображении». Анна об этом как подумала, так и забыла. Изредка давала согласие пойти с ним в кино, но согласия на следующее свидание не давала, так как ей надо было заниматься.

Так и жила она работой, подготовкой к поступлению в институт и редкими свиданиями. А потом он не стал ей звонить, Анна какое-то время сожалела, и решила, что её чистенький ухажёр встретил сговорчивую, о какой мечтал, потому и оставил её недоступную. И оказалось, она была права, все его признания были направлены на её обольщение и она больше не жалела о нём. Так быстро пролетел год. Летом в гости приехала сестра Тамара. Она выглядела модной, и будто не похожей на себя прежнюю – родную и домашнюю. Чужая сторона на сестру наложила свой неизгладимый отпечаток.

– Ой, какая ты красивая, я тебе по-хорошему завидую! – воскликнула Аня, оглядывая сестру.

– Вот и поехали со мной, мне всегда не хватает там родного человека, – предложила Тамара, и улыбнулась, обнимая нежно сестру.

– Я хочу поступать в этом году, наверно, поехать не получится, Тамарочка.

– У нас там хороший институт, есть, где работать. Город красивый, древний. Мой муж Ваня тот человек, который может помочь найти работу, где ты захочешь.

– В школу без образования устроит? – усмехнулась младшая сестра.

– А ты хочешь пропадать в злачном заведении? Я знаю, как ты огорчила отца, когда пошла в этот вокзальный кабак.

– Он тебе жаловался в письме?

– Разве он может жаловаться, это мама написала, – тихо, почти шёпотом сказала Тамара.

– А кто же им будет помогать?

– Я с ними поговорю…

Но разговор с родителями состоялся только через неделю за общим семейным ужином. Всё это время Аня, будучи тоже в отпуске, с Тамарой проводили дни вместе, то на огороде, то на лугу косили траву, то уходили на речку с книгами.

И вот Севостьян Михайлович, как только Тамара заговорила, что хочет взять с собой Аню, ухватился за предложение старшей дочери как за соломинку. Это позволит Ане навсегда расстаться с рестораном, работа в котором его огорчала и делала дочь скрытной и замкнутой, так как не делилась своими впечатлениями. А значит, там не всё с ней было благополучно…

– Вот и отлично, поезжайте, Ярославль – это Золотое кольцо, там древняя русская культура! – с радостью сказал отец.

– А дома разве хуже? – возразила Дарья Семёновна. – Наш город тоже древний.

– Верно, но в копоти войны побывал, под бомбёжками и обстрелами, а в Ярославле немцев не было, – напомнил Севостьян Михайлович.

– Мама, ты не обижайся, я бы хотела, чтобы и вы туда переехали, – пожелала Тамара, видя в грустных глазах матери затаённый страх и озабоченность.

– Нет, дочка, мы отсюда никуда ногой. Эта земля наших предков, – подтвердил отец.

– Да, это нынче молодёжи на месте не сидится, – поддержала мать. – Перетерпим как-нибудь, сами справимся с хозяйством, и к вам будем приезжать в гости как на курорт…

И через две недели сёстры уехали в Ярославль. Родители, нагрузив дочерей домашней снедью, проводили их на вечерний поезд…

…Оказалось, Тамара работала не в самом Ярославле, а в предместье лесничества, жила в посёлке, где была школа-интернат, в котором учились дети-сироты, а также из малообеспеченных семей. После предварительной беседы с участием Тамары её взяли воспитателем, а в город вечерами ездила на подготовительные курсы.

Однажды увидела, как на неё в обзорное зеркальце засматривался молодой водитель автобуса. Думала, что он только интересуется обстановкой в салоне. Но нет, он и впрямь заглядывался на неё, что порой даже забывал смотреть на дорогу. От его кабины она сидела недалеко. Ане было и смешно, и досадно. А когда приехали в город, она весело сказала шофёру, что так можно въехать в канаву или врезаться в придорожный столб…

По дороге в институт Аня ловила себя на мысли, что думает о водителе автобуса помимо своей воли. Он был высок, молод, красив, у него светлая шевелюра, серые глаза, и сейчас стоял в её глазах, как наваждение.

Через месяц они уже были знакомы. Его звали Борисом, он тоже собирался поступать в институт, по крайней мере, так ей говорил…

Дружба их длилась чуть больше года, Аня как никогда чувствовала себя по-настоящему влюблённой. Но ей это не мешало заниматься в педагогическом институте, куда поступила на заочное обучение. Борис не отставал с приглашениями то в кино, то в театр, и даже звал в ресторан. В один из таких вечеров он предложил ей выйти за него замуж. Но для Ани учёба была пока на первом месте, а если он так серьёзно её любит, то должен подождать.

– Может, ты со мной только время проводишь? – сказал Борис, при этом его серые глаза недобро прищурились, выражая неподдельную обиду, как некогда она сама отвечала своим бывшим кавалерам, которые добивались от неё ответной любви…

– Боря, и ты это серьёзно мне говоришь? – растерянно улыбнулась она, обидевшись на него.

– А что я неправ? Если бы я был инженером, наверно, не раздумывала и дала согласие, – не глядя на девушку, стоя перед ней, выпалил он, а потом поднял на неё обжигающие душу глаза.

– Вот не думала, что тебя одолевают такие низкие мысли! – с чувством оскорблённого достоинства ответила она. – Тебе мало одной веры в мою порядочность, что я должна ещё тебя разуверять? А может, должна поклясться на Библии? – засмеялась она.

– А тогда чего ты тянешь, чего нам ждать, скажи? Я тебя люблю, по-моему, этого вполне достаточно…

– Мне ещё долго учиться, родной мой… И потом, разве тебя мои чувства совсем не интересуют? – серьёзно заметила она.

– Ещё как интересуют! А учиться я ведь не запрещаю. Или боишься потерять свободу?

– Но я уже от своих чувств к тебе и так не свободна, – сдержанно ответила она шутливо. – А если я прошу, то ты хоть немного должен мне уступать? Если этого между нами не будет, нам не быть долго вместе…

– Аня, это угроза или предупреждение? – озлобился Борис, полыхая на неё возмущённым взглядом. – Я перед тобой чувствую себя провинившимся мальчишкой, потому что ты стараешься подчеркнуть надо мной своё превосходство, а это для меня невыносимо, имей в виду.

– Полно, Боря, преувеличивать, – сказала она, а сама про себя подумала, что отчасти он прав. Ведь не зря она испытывала в себе подчас неодолимое стремление нравоучать парня. И с этим ничего не могла поделать, такой, видно, уродилась. Особенно это выражалось, когда ему объясняла, как вредно распылять время по пустякам, как важно избегать излишней праздности, надо свою жизнь подчинять исключительно полезным занятиям, направленным на неустанное расширение познавательного кругозора.

– Учти, я говорю то, что чувствую! – воскликнул он. И стал закуривать, затем быстро затягиваясь сигаретой, точно сейчас его лишат этого удовольствия.