– Ладно, всё, всё! – поднял он руку. – Я в тебя верю, поступай, как знаешь.
Так и было решено: Аня временно пойдёт работать учеником повара. Севостьян Михайлович и хотел бы, но больше не останавливал дочь. Хотя знал, что эта работа не для неё, к тому же в душе он не мог не сомневаться, что работа в ресторане может набросить на Аню нехорошую тень. А в селе репутация девушки – первейшее дело. Спустя время от жены он услышал, что её на подмену ставили официанткой. Это его возмутило, он даже хотел поехать в Новозырков и устроить там скандал, дескать, незачем красавицу-дочь принимать за ветреницу. Но Дарья Семёновна остановила мужа окриком:
– Да ты в своём уме?! Аню из уважения ставят, чтобы показать какие у них есть работницы…
– Ты это почему её защищаешь? Заодно с ней? Чтобы разбойники на свой лад оценили и потом свои руки распускали? Вот что я в этом вижу!.. – вспылил он.
– Я её не защищаю, а тебя просветляю. Да какие в наши дни разбойники? – деланно удивилась жена. – В городе много студентов, рабочих, инженеров, – хотя Дарья Семёновна так говорила и была права, однако, и к ней закрадывалось беспокойство, что там немало и плохих людей; встречались, конечно, и жулики, воры. И всё равно верилось, что они не запачкают чистоту их дочери, поскольку она разбиралась в людях. Но говоря так, мужа она хотела просто успокоить, скрывая от него и свою тревогу за судьбу дочери.
Тем не менее Севостьян Михайлович был уверен, что в рестораны только ходят непорядочные люди, которые воруют, разбойничают. Но он, как бы взяв на веру слова жены, не стал больше возражать, взялся за домашнее хозяйство. Хотя и после этого разговора судьба дочери нет-нет, да и волновала, но свои мысли уже держал при себе…
Хотя по селу уже растёкся слух о работе дочери. Ему приходилось оправдывать дочь, дескать, пробовала поступить в пединститут в своём городе, но не прошла и с болезненным самолюбием пережила неудачу, ведь не добрала всего бал. А чтобы полезно провести год, устроилась учеником повара при железнодорожном ресторане.
– А чего ж ты, Михайлович, людей судишь, когда наши дети из села уезжают в город? – выговаривали ему односельчане. – Да ты и сам в городе и твои дочери, почему не в колхозе? А младшую в ресторан устроил, другого места не нашёл?
– Вы в своём уме, место я ей не выбирал, умеет готовить, вот и пошла! И мне больше не охальничайте!
– А то наши ничего не умеют! – огрызались женщины. И только их мужья по-умному молчали, дымя папиросами. – Они же не хуже твоих?
– Да разве я ругаю вас, что дети убегают в город? Время уже такое, пусть думают власти, – оправдывался он, – как удержать молодёжь в селе.
Севостьян Михайлович с того раза с болью в душе больше не вразумлял людей, что колхозу «нужна смена поколений». Разве он хотел такой судьбы своим дочерям? Никто не знает, как он отговаривал их от города, чтобы жили рядом с ними…
Аня вовсе не сожалела о том, что устроилась на такую неприличную, по меркам односельчан, работу, к которой не просто люди, а труженики, почему-то и впрямь относились с предубеждениями. Однако и после таких слухов вернуться в родной колхоз её нисколько не тянуло. Не мудрено, что уже тогда наступало время, когда сельская молодёжь уезжала в город. Хотя председатель, по наущению её отца, обещал направить на учёбу в сельскохозяйственный институт, куда, однако, у неё не лежала душа…
Конечно, отец был во всём прав. А что ей до слухов? Кривотолки не истина, но кто бы знал, как и впрямь Ане было нелегко: после она отказалась выходить на подменку официанткой не по ней было вертеться перед посетителями, обслуживать весёлую публику. Но на этот счёт Аня была весьма серьёзной, не по годам самостоятельной девушкой. Да притом стройной, наделённой красивой статью и обликом нисколько не походившей даже на деревенскую ветреницу. Далеко видна благородная стать, гордый, чуть надменный взгляд, откуда всё у неё и взялось. Хотя и отец и мать были высокие, приятные на вид в своём почтенном возрасте, пережившие ужасы войны с маленькими детьми…
Когда Севостьян Михайлович уходил на войну, Ане было почти три года, а когда пришёл с войны, она его не помнила. И с восхищением смотрела на три медали у него на груди армейской гимнастёрки. И вот она уже почти взрослая девушка обитала в районном городке самостоятельной жизнью. И пусть мужчины имели на неё свои виды, но мать и отец надеялись, что своей прежней недоступностью Аня не уронит достоинства, не закружится у неё голова от комплиментов молодых повес…
В ту далёкую пору в селе было уже немало стиляг, они-то в основном и подавались в город: как-никак на дворе стояла хрущёвская оттепель. В селе же от всей молодёжи оставалась какая-то малая часть. Конечно, Аня, в хорошем смысле была с обманчивой внешностью, и за всей её недоступной наружностью симпатичной девушки, скрывалась доверчивая, ранимая, в чём-то даже наивная душа. В семнадцать лет у некоторых девушек первые чувства, первая любовь уже пройденный этап. На свои увлечения они смотрели уже по-взрослому. Многие знали, какого бы человека для совместной жизни они хотели встретить, так как все мечтали о настоящей любви. Такой же была и Аня, хотя из книг у неё уже сложилось своё мнение, что в любви везёт немногим, а счастливая любовь вообще довольно редкое явление.
То время было романтическим, ещё не вся молодёжь поддавалась такому явлению, как расчёт. Но материальное положение уже определяло отношения между молодыми людьми не только в городе, но и в сёлах и деревнях. Хотя в отношениях девушки и парня всё ещё имели своё значение чувства. И чуткие девушки почти безошибочно определяли, когда любовь была настоящая, а когда её подменяли развлечения. Но обманутых девушек из-за этого не уменьшалось, даже среди духовно развитых. Аня как раз была такой, но из того числа составляла редкое исключение. В короткую пору работы поваром в ресторане она не поддавалась на обман. Хотя претендентов на её руку и сердце и просто провести вечер с красивой девушкой было больше, чем предостаточно. Однако весьма скоро Аня распознавала кавалеров и молодых мужчин, которым вместо любви только нужно было единственно поразвлечься. Поэтому с отъявленными вертопрахами она долго не церемонилась и приставал разной масти быстро отшивала от себя. Впрочем, были и такие, которые и сами понимали, что девушка им не по зубам и уходили восвояси…
Свободное время Аня посвящала больше книгам, а именно подготовке к поступлению в институт. От сельского труда она никогда не увиливала, так как своим участием хотела скрашивать тяжёлый труд родителей, и чтобы в семье был хотя бы относительный достаток. К тому же в селе круглый год работы было – непочатый край; Ане нравилось участвовать в сенокосе, ходить в лес по грибы и ягоды.
Если в селе местные кавалеры её не интересовали, то в городе встречались довольно настырные, а у некоторых за душой не было ничего путного. Но Аня уже тогда, как будущий учитель, старалась раскрывать парням глаза на мир, таким тоном, словно действительно, как на уроке объясняла учащемуся новый материал. На все её усилия пробудить душу к самостоятельному познанию себя и окружающего мира, они смотрели по-разному: иногда иронично, иногда небрежно, иногда растерянно и удивлённо, причём с повышенным интересом любуясь необычной, как диво, девушкой, которой, кроме книг больше, похоже, ничего не надо?
Ане признавались в любви и недоумевали оттого, что она им не верила, или начинала доказывать то, для чего они говорят святые слова, не понимая их настоящего смысла. Они, конечно, обижались, что у неё голова забита одними книгами и живёт в придуманном мире, которого не могло быть в реальности. Аня задумывалась, так ли это, в чём-то они были правы, почему же она, при всей своей доверчивой натуре, такая чересчур серьёзная?
Но она была такой от рождения: и семья, и отчасти книги воспитали в ней высокую духовность, и она впитала в себя строгую мораль и несла её по жизни как дорогое напутствие? Вот потому она сложилась в недоступную девушку, и это было то необходимое, что создавало о ней самое выгодное впечатление. И то, что парни не могли добиться её расположения, в этом не было ничего плохого, просто она пока сама никого не любила. И потому проистекала кажущаяся холодность и нежелание затягивать пустые увлечения. Она боялась поддаться сиюминутному чувству, которое навязывал кавалер, пытавшийся её поцеловать. Вроде бы грех был небольшой, но за его соблазном виделась опасность, которая кружила, как невидимая птица, и рождала иллюзии настоящей любви. Но она скоро очнулась, вышла из любовного дурмана, оттолкнула парня, который обещал всё, что она ни пожелает. И после, когда он попался на спекуляции импорта, она осталась довольна, что её не подвело шестое чувство, которое подсказывало, что с ним она наплачется…
