Со временем Кара стала весьма успешной женщиной, по крайней мере так казалось со стороны. Начнем с того, что она была вице-президентом компании, специализирующейся на инвестициях в недвижимость, вышла замуж, а затем мирно рассталась с мужем и воспитывала сына и двух дочерей одна. Она часто общалась со своими детьми и гордилась тем, что они становятся взрослыми и независимыми. Несмотря на напряженное детство, Кара поддерживала регулярные, хотя и не очень близкие контакты с младшими братом и сестрой, даже часто организовывала совместный отпуск. У Кары было много друзей и она время от времени встречалась с мужчинами. Но, несмотря на все это, черная дыра никуда не девалась и отравляла Каре жизнь. Женщина инстинктивно обращалась к друзьям, отношения с которыми вдохновляли ее, – и это помогало, но ненадолго. Примерно через час после того, как она возвращалась со встречи с друзьями, черная дыра появлялась снова.
«Поддерживать отношения – это все равно что пить соленую воду», – сказала мне Кара. Когда я посмотрела на нее с недоумением, она объяснила, что соленую воду можно пить постоянно, но жажду это не утоляет.
Нервная система Кары была настолько истощена, что женщина согласилась поработать над нейронным путем спокойствия, чтобы успокоить свою гиперчувствительную симпатическую нервную систему. Некоторое время спустя Кара почувствовала себя лучше, но даже прием антидепрессантов, сеансы нейрофидбэка и другие упражнения, казалось, не в силах исправить то, что сломалось глубоко внутри. Черная дыра была полезной метафорой для испытываемой Карой боли, но я хотела знать, из-за какого именно элемента ее неврологической схемы эта черная дыра неизменно оставалась целой и невредимой.
Затем произошло нечто неожиданное. Кара стояла в вестибюле дома в колониальном стиле начала века, расположенного в районе, где на протяжении столетий обитали американские патриоты, политики и бизнес-лидеры. Официанты предлагали говядину на тостах; из другой комнаты послышался хлопок и радостные возгласы, как будто кто-то открыл бутылку шампанского. Кара устроила прием для своих коллег и важных клиентов. Там, в сверкающем доме, окруженном историей, отмечая важное событие с близкими людьми, Кара впервые поняла, что не чувствует себя частью всего этого. Ощущение было знакомым, но озадачило Кару, поскольку ее личные качества были весьма достойными, а дружеские отношения – настоящими. Почему же она чувствует себя именно так? Более того, почему это чувство так сильно ее беспокоит?
Пытаясь помочь Каре понять ту боль, которую она испытывала, я рассказала ей об исследовании с игрой Cyberball, объясняющем, почему исключение из социального круга настолько болезненно. Наоми Айзенбергер и Мэтью Либерман, первыми проводившие его, использовали результаты своих экспериментов в качестве основы теории наложения физической и социальной боли (social pain overlap theory, SPOT). Согласно этой теории боль, которую мы испытываем под воздействием физической травмы, «совпадает» с болью из-за исключения из социума. Наш организм не видит разницы между этими двумя типами боли. Для людей быть частью группы очень важно, а быть исключенным из нее – опасно.
Озарение, снизошедшее на Кару на вечеринке, переросло в трансформационную концепцию, которая в конце концов позволила определить источник происхождения ее черной дыры. По сути, она представляла собой не что иное, как глубокое ощущение полного отсутствия принадлежности к социальной группе. Кара никогда не испытывала настоящего чувства принадлежности к какой бы то ни было группе. В детстве ее семья была в лучшем случае дезорганизованной, а после смерти сестры стала эмоционально разобщенной. Затем Кара начала работать в профессиональной области, которая считалась преимущественно мужской, и никогда не ощущала себя своей в этой среде. После замужества она никогда не чувствовала себя частью большой семьи мужа. Переехав на Восточное побережье, она так и не приспособилась к его культуре. Кара всегда оберегала своих детей от знания о существовании этой черной дыры; она просто не могла поделиться с ними этим. Так она и жила с ощущением социальной изолированности.
Следующая неожиданность произошла во время разговора о том, соответствует ли эта точка зрения действительности. Я поинтересовалась, всегда ли Кара ощущает себя исключенной из социального круга или в ее настоящей жизни все же есть что-то, что позволяет ей испытывать чувство принадлежности? Ответ Кары был быстрым и четким: две кошки бурманской породы, Веллингтон и Сили, дорогие, любящие существа, с которыми ей гораздо комфортнее, чем с людьми. Когда Кара говорила о кошках, она чувствовала, как ее черная дыра уменьшается.
Были еще периоды, когда Кара испытывала чувство принадлежности: каждый раз при встрече с братом Максом. Они оба обладали таким качеством, как остроумие, и любили добродушно поддразнивать друг друга. В отношениях с братом Кара чувствовала себя «своей». С сестрой Шарлин у нее порой складывались напряженные отношения из-за различий во взглядах на жизнь, но когда они проводили время вместе, Каре тоже было комфортно. Кара так объяснила появление чувства принадлежности под воздействием отношений с братом и сестрой: «Я действительно ощущаю себя на своем месте с этими людьми. Порой мне кажется, что у меня нет ничего общего с ними, но на самом деле это не так».
Кара страдала из-за «жучка» в нейронной системе аварийной сигнализации. Под воздействием детского опыта исключения из социального круга ее dACC стала слишком чувствительной. Даже когда люди принимали Кару в свой круг, мозг не позволял ей адекватно отреагировать на это, посылая мучительные сигналы о социальной изоляции. Понимание того, что у черной дыры есть имя (отсутствие ощущения принадлежности к социальному кругу) и неврологическая причина, принесло Каре огромное облегчение.
Всю свою жизнь Кара страдала от социального заколдованного круга. Для того чтобы обрести чувство принадлежности, ей требовались здоровые отношения, но под влиянием гиперактивной dACC она, наоборот, получала очередную порцию боли. По сути, мозг Кары говорил ей: «Видишь? Вот еще один человек, который не принимает и не любит тебя». Попытки Кары уменьшить черную дыру на самом деле подпитывали ее. Тот факт, что в действительности друзья Кары любили и принимали ее, не имел никакого значения для dACC.
В случае Кары решение сводилось к тому, чтобы определить, где она чувствует себя своей, и отправляться в это место каждый раз, когда черная дыра дает о себе знать. Вместо того чтобы звонить друзьям и строить планы на ужин, в момент плохого самочувствия Кара сворачивалась на диване калачиком вместе с Веллингтоном и Сили. Она гладила кошек, а они переворачивались на спину, чтобы им чесали животики. Еще Кара иногда звонила брату, поскольку кошки, какими бы ласковыми и замечательными они ни были, не могут дать той душевной близости, которая возможна только в отношениях с людьми. Хотя Кара не была с братом так же близка, как с некоторыми друзьями, когда речь заходила об устранении черной дыры, все это не имело значения. Важным оставалось лишь то, что в этих отношениях ощущение принадлежности было неоспоримым. Оно просто было. Это взаимодействие положительно влияло на нейронный путь спокойствия, а для Кары это было равносильно тому, что положить пакет со льдом на разогретую докрасна dACC.
Как «жучок» проникает в вашу dACC
Я часто говорю людям с гиперактивной dACC о «жучке в системе», но, конечно же, речь идет не о настоящем жучке. Более того, так называемый жучок заползает в ваш мозг неслучайно. Происходит нечто, что заставляет сигнальную систему кричать: «Меня отвергают!», даже когда люди стремятся с радостью принять вас в свой круг.
В жизни большинства из нас это «нечто» родом из детства. Что касается Кары, то ее нервная система формировалась в тот период, когда родители не могли обеспечить ей теплое эмоциональное принятие. Дети отчаянно нуждаются в принятии и любви со стороны родителей. Когда ребенок буквально купается в родительской любви, это подавляет возбуждение его dACC, и чем чаще это происходит, тем в большей степени второе правило изменения мозга (одновременно возбуждающиеся нейроны формируют устойчивые связи) влияет на формирование нейронных путей, с тем чтобы еще больше усилить данный эффект. Однако когда Кара смотрела на лица родителей, их взгляд был не любящим и выражающим принятие, а озабоченным или отсутствующим. Это, конечно, не настолько жестоко, как игнорирование или насилие, но давайте говорить начистоту: это тоже своего рода неприятие. Что еще хуже, оно исходило со стороны людей, от которых Кара больше всего зависела. Маленькой Каре не хватало запаса слов для того, чтобы описать этот болезненный опыт, но со временем она уже просто не ждала от окружающих ничего, кроме неприятия. На самом деле она решила, что не заслуживает любящих отношений.