Мы не можем исцелиться прежде, чем захо­тим. Те, которые действительно ищут помощи, получают ее. Но многим современным людям даже пожелать этого трудно. Легко думать, будто мы хотим чего-то, когда на самом деле вовсе это­го не хотим. Давно еще один известный христиа­нин сказал, что когда он был молодым, то посто­янно молился, чтобы Бог наделил его целомудри­ем. И лишь много лет спустя он осознал, что, пока его губы шептали: «О Господи, сделай меня це­ломудренным» - сердце втайне добавляло: «Толь­ко, пожалуйста, не сейчас». То же самое может случиться и с молитвами о других добродетелях.

Существуют три причины, почему в настоя­щее время нам особенно трудно желать целомуд­рия; я уже не говорю о том, чтобы достичь его.

Во-первых, наша искаженная природа, бесы, искушающие нас, и вся современная пропаганда похоти, объединившись, внушают нам, что же­лания, которым мы противимся, так естественны и разумны и направлены на укрепление нашего здоровья, что сопротивление им своего рода не­нормальность, почти извращение. Афиша за афишей, фильм за фильмом, роман за романом связывают склонность к половым излишествам с физическим здоровьем, естественностью, моло­достью, открытым и веселым характером. Подоб­ная параллель лжива. Как всякая сильнодейству­ющая ложь, она замешена на правде, о которой мы говорили выше: половое влечение само по себе (за исключением излишеств и извращений) нормальный и здоровый инстинкт. Ложь — в предположении, что любой половой акт, которо­го вы желаете в данный момент, здоров и норма­лен. Даже если оставить христианство в стороне, с точки зрения элементарной логики это лишено смысла. Ведь очевидно, что уступка всем нашим желаниям ведет к импотенции, болезням, ревно­сти, лжи и всему тому, что никак не согласуется со здоровьем, веселым нравом и открытостью. Чтобы достичь счастья даже в этом мире, необхо­димо быть как можно более воздержанным.

Поэтому нет оснований считать, что любое сильное желание естественно и разумно. Каждо­му здравомыслящему и цивилизованному чело­веку должны быть присущи какие-то принципы, руководствуясь которыми он одни свои желания осуществляет, другие отвергает. Один человек руководствуется христианскими принципами, другой — гигиеническими, третий — социальны­ми. Настоящий конфликт происходит не между христианством и «природой», а между христиан­скими принципами и принципами контроля над «природой». Ведь «природу» (то есть естествен­ные желания) так или иначе приходится контро­лировать, если мы не желаем разрушить свою жизнь. Следует признать, что христианские прин­ципы строже других. Но христианство само по­могает верующему в соблюдении их, тогда как при соблюдении других принципов вы никакой внешней помощи не получаете.

Во-вторых, многих людей отпугивает самая мысль о том, чтобы всерьез следовать христиан­ским принципам целомудрия, ибо они считают (прежде, чем попробовали), что это невозмож­но. Но, испытывая что бы то ни было, нельзя думать о том, возможно это или нет. Ведь над экзаменационной задачей человек не разду­мывает, но старается сделать все, на что спосо­бен. Даже самый несовершенный ответ будет как-то оценен; но если он вообще не ответит на вопрос, то и оценки не получит. Не только на экзаменах, но и на войне, либо занимаясь аль­пинизмом, или когда учатся кататься на конь­ках, плавать или ездить на велосипеде, даже застегивая тугой воротник замерзшими паль­цами, люди часто совершают то, что казалось невозможным прежде, чем они попробовали. Поразительно, на что мы способны, когда зас­тавляет необходимость.

Мы можем быть уверены в том, что совер­шенного целомудрия, как и совершенного мило­сердия, не достигнуть одними человеческими уси­лиями. Вы должны попросить Божьей помощи. Но даже после того как вы ее попросили, долгое время вам может казаться, что вы этой помощи не получаете или получаете ее недостаточно. Не падайте духом. Всякий раз, когда оступаетесь, просите прощения, собирайтесь с духом и делай­те новую попытку. Очень часто поначалу Бог дает не саму добродетель, а силы на все новые и новые попытки. Какой бы важной добродетелью ни было целомудрие (или храбрость, или прав­дивость, или любое другое достоинство), сам процесс развивает в нас такие душевные навы­ки, которые еще важнее. Этот процесс освобож­дает нас от иллюзий об эффективности соб­ственных усилий и учит во всем полагаться на Бога. Мы учимся, с одной стороны, тому, что не можем полагаться на самих себя даже в наши лучшие моменты, а с другой — тому, что и в случае самых ужасных неудач нам не следует отчаиваться, потому что неудачи наши — про­щены. Единственной роковой ошибкой для нас было бы успокоиться на том, что мы есть, не стремясь к совершенству.

В-третьих, люди часто превратно понимают то, что в психологии называется «подавлением». Психология учит, что «подавляемые половые инстинкты» представляют собой серьезную опас­ность. Но слово «подавляемые» — технический термин. Оно не значит «пренебрегаемые» или «отвергаемые». Подавленное желание или мысль отбрасывается в наше подсознание (обычно в очень раннем возрасте) и может возникнуть в сознании только в видоизмененной до неузнавае­мости форме. Подавленные половые инстинкты могут проявляться как нечто, не имеющее к сексу никакого отношения. Когда подросток или взрослый человек сопротивляется какому-то осознанному желанию, он ни в коей мере не создает для себя опасности «подавления». На­против, те, кто серьезно пытается хранить цело­мудрие, лучше осознают половую сторону своей природы и знают о ней гораздо больше, чем другие люди. Они познают свои желания, как Веллингтон знал Наполеона или как Шерлок Холмс знал Мориарти; они разбираются в них, как крысолов в крысах, а слесарь-водопровод­чик — в протекающих трубах. Добродетель — пусть даже недостигнутая, но желаемая.— при­носит свет, излишества лишь затуманивают со­знание.

И наконец, несмотря на то, что мне пришлось так долго говорить о сексе, я хочу, чтобы вы ясно поняли: центр христианской морали не здесь. Если кто-нибудь полагает, что отсутствие цело­мудрия христиане считают наивысшим злом, то он заблуждается. Грехи плоти очень скверная штука, но они наименее серьезные из всех гре­хов. Самые ужасные, вредоносные удовольствия чисто духовны: это удовольствие соблазнять других на зло, желание навязывать другим свою волю, клеветать, ненавидеть, стремиться к власти. Ибо во мне живут два начала, сопер­ничающие с тем «внутренним человеком», ко­торым я должен стремиться стать. Это — животное начало и дьявольское. Последнее — наихудшее из них. Вот почему холодный самодо­вольный педант, регулярно посещающий цер­ковь, может быть гораздо ближе к аду, чем прос­титутка. Но конечно, лучше всего не быть ни тем, ни другой.

Сребролюбие есть дщерь неверия. Оно в предлог к себе выставляет возможные немощи, приближение старости, внезап­ность голода, по причине бездождия.

Прп. Иоанн Лествичник

Сребролюбием называется жажда стяжания и ненасытимая любовь к материальным благам, в особенности к деньгам как таковым. Страсть сребролюбия являет себя в алчности^[50], стяжа­тельстве^[51], корыстолюбии^[52] или мшелоимстве, стремлении к роскоши, мздоимстве^[53].

Как молодой повеса ждет свиданья

с какой-нибудь развратницей лукавой

Иль дурой, им обманутой, так я

Весь день минуты ждал, когда сойду

В подвал мой тайный, к верным сундукам.(...)

(Смотрит на свое золото).