Генерал был невероятно правильный. Генералистее некуда. Ростом чуть не под потолок, косая сажень в плечах. Правда, он оказался не человеком, его физиономия была чем-то средним между человеческим лицом и курносой, брыластой мордой бульдога, но это лишь работало на образ. Вот уж в прямом смысле зверь, а не генерал, с какой стороны ни взгляни…

Он стоял у стола в актовом зальчике, высоченный, почти квадратный, основательный и несокрушимый, как египетская пирамида, в лазоревом мундире с золотыми кометами на погонах, внушительной коллекцией неизвестных наград на груди — среди них Кирьянов с ностальгической грустью углядел российский орден Почета — плетеными золотыми аксельбантами на левом плече и широким златотканым кушаком. Его безукоризненная русская речь, звучавшая грудами транслятора, все же удивительным образом напоминала громоподобное рычание могучего зверя. Правда, Кирьянов слушал вполуха: героизм и самоотверженность… беспрецедентный шаг вперед на тернистом пути научного познания Вселенной… долг и честь… В этом отношении мало что изменилось даже под другими звездами: слова были высокие и правильные, но казались не связанными с происшедшим, раздражали глупой высокопарностью, пышной казенщиной. “Все это уже было, мой славный Арата, — процитировал он, стоя с каменным лицом. — И на Земле, и под другими звездами…”

— Короче говоря, — прорычал генерал, пристукнув лапищей по столу так, что полированная коричневая плита жалобно скрипнула. — Хорошо поработали, душу вашу за хвост и об колено! Хвалю. И отмечаю, что наш сектор, бляха-муха, опять утер нос близлежащим, соседствующим, негласно соревнующимся… Чтоб так мне и дальше, орлы и соколики! Чего там воду в ступе толочь, подходи по старшинству, получай заслуженное! Штандарт-полковник Зорич!

Так и пошло — по старшинству. Когда подошла его очередь, Кирьянов сделал пять шагов к столу, принял из черной лапищи, покрытой жесткой, морщинистой кожей, синюю плоскую коробку с каким-то затейливым золотым вензелем на крышке. Усевшись на место, украдкой заглянул. Там, на синем бархате, покоилась восьмиконечная звезда размером с блюдечко, покрытая россыпью блистающих камешков, ежесекундно менявших цвет и оттенок, разноцветными эмалями, золотыми арабесками тончайшей работы. Регалия выглядела крайне внушительно.

— Ну что, свежие кавалеры? — жизнерадостно рявкнул генерал. — Не буду вас томить казенной бодягой, вы, поди, водочки хотите откушать из полного стакана? Дело хорошее, есть повод. Генералу нальете?

Нет, генерал был правильный, и точка. Торжество состоялось в той же каминной. Генерал поместился во главе стола, задевая потолок макушкой, покрытой не волосами, а ежиком жесткой шерсти. Держался он, как и подобало правильному служаке: не чинясь, выпил пару рюмок, благодушно порыкивая, сжевал ломоть ветчины, еще раз громогласно поздравил всех уже не казенными словесами, а потом тихонечко улетучился в сопровождении штандарт-полковника, не доводя дело до неуместного панибратства.

Вот тогда все покатилось по накатанной колее — помаленьку расстегнули кителя, а кое-кто и вовсе снял, от рюмок перешли к сосудам повместительнее, заговорили громче и раскованнее, неведомо откуда выпорхнули давешние связисточки, уже поболее числом, даже Чубурах, занимавший свое законное место на каминной доске, с уходом начальства заметно оживился, словно понимал все не хуже людей — и проворно упер со стола апельсин, не дожидаясь, пока угостят, прямо из-под руки у нацелившегося было на тот же спелый фрукт прапорщика Шибко. Последний, беззлобно ему погрозив, проворчал:

— Был бы я зоофилом, я бы тебя поимел, да ладно, живи… Ну, как настроение, обер-поручик?

Кирьянов пожал плечами, покосился на звезду, украшавшую левую сторону кителя. Не было никаких особенных чувств, хотя определенное удовлетворение имело место.

— Это и в самом деле было что-то важное? — спросил он тихо.

— Не то слово, — серьезно ответил Шибко. — Не сойти мне с этого места, гарантом буду… Не просто важное, а эпохальное. Настолько, что для нас даже определение подобрать трудно. Если обратиться к земной истории, то получается, что мы с тобой — Колумб, Гагарин, брательники Райт и Эйнштейн в одном лице, а также Фарадей, Менделеев и куча других персонажей того же полета. Я тебе не стану объяснять, что это за место, потому что сам не понимаю ни черта. Как и подавляющее большинство обитателей Галактики, я разумных имею в виду. Просто никто еще в том хреновом пространстве не бывал, только нашему профессору удалось впервые за чертову тучу лет придумать, как туда пролезть. Ну а с ним за компанию и наша дружная компашка попала в анналы и на скрижали… Так-то. Или сомневаешься? Зря.

— Как-то очень уж камерно все прошло… Не вяжется с эпохальностью.

— Ax, во-от ты о чем… Это, сокол мой, вовсе не по причине отсутствия эпохальности, а исключительно в силу галактической психологии. Не принято, понимаешь ли, награждать при большом стечении публики. Чтобы ненароком не поставить в положение обиженных тех, кто наград еще не удостоился, хотя продолжает честный труд на благо Вселенной. А награжденному, если он существо разумное, и самому должно быть неловко принимать регалию посреди выстроившихся шпалерами полков… Этика тут такая, сечешь? — Он хмыкнул. — А вообще ты, стервец, везучий. Давненько уже такого не припомню, чтобы группу награждали два раза подряд, хоть первый раз — и чисто провинциальной медалькой… Везение, давно признано, чисто физическая категория, вроде электромагнитного поля… так что надо за тебя, ценного кадра, держаться. Удачу приносишь, определенно. Выпьем, талисман двуногий?

— Выпьем, — сказал Кирьянов.

Выпили, закусили. С каминной доски свесился Чубурах, умильно косясь на полупустую бутылку недурственного коньяка и всем видом давая понять, что он тоже не прочь попробовать напиток повелителей.

— Отзынь! — прикрикнул на него Шибко. — Черт его знает, что там у тебя за метаболизм, еще копыта откинешь, стоит капельку лизнуть… Нет, я серьезно говорю, Степаныч: везет нам с тобой как утопленникам. А на эпохальность наплюй. В том-то и фокус, что оценить эту эпохальность в должной степени способна горсточка чокнутых гениев вроде нашего профессора, так было во все века, так оно и останется в любой Галактике. Широкие галактические массы, как я уже говорил, ни хрена не оценят. Как и мы сами. Вот если бы мы приволокли из неведомых глубин пространства девятиголового дракона, плюющегося огнем и матерящегося на трех наречиях, нас бы непременно показали по стерео в вечерних новостях, в лучшее время…