– Я верю... Без веры нет спасения... Вера – сила необоримая, – тихо сказал государь. – В Евангелии читается: «Аще имати веру яко зерно горушно, – говорил Христос ученикам, – и рече-то горе сей: – „Прейди отсюда“– тамо и прейдет...»

– Аминь, – подтвердил попик и многозначительно глянул на царевича.

В тот же день государь собрал военный совет для решения важного государственного дела: в каком месте при устьях Невы заложить крепость и новую столицу Российского государства?

Перед открытием совета генерал-адмирал Головин, первый в России кавалер знатнейшего ордена св. Андрея Первозванного (вторым был гетман Мазепа), торжественно возложил знаки этого ордена на главных виновников морской победы над шведами – на самого царя и его любимца, Меншикова. Таким образом, государь был третьим кавалером высшего в России ордена.

Военный совет постановил: тотчас же отправиться в полном составе для всестороннего осмотра всех устьев Невы, ее дельты и всех омываемых устьями Невы островов.

Маленькая флотилия, проследовав Большою Невой все ее течение, вышла на взморье.

Шведский флот все еще стоял неподвижно против устья Большой Невы, но на таком расстоянии, что пушки его не могли досягать до скромной флотилии русских карбасов, как бы дразнивших собою шведских великанов. С кораблей заметили царя и его приближеннных. Зрительные трубы шведских капитанов направились на дерзкие лодчонки.

Меншиков снял шляпу и замахал ею в воздухе...

– Здравствуйте, други, несолоно хлебавши! – крикнул он.

Государь весело рассмеялся. Взор его выражал вдохновенное торжество.

– Близок локоть, да не укусишь, – сказал он.

– Они грозят кулаками, государь, – заметил Ягужинский. – Зоркие глаза Павлуши заметили эту бессильную угрозу.

– Кабы мы не лишили их лоцманов, нам бы не справиться с Нумерсом, – серьезно заметил генерал-адмирал. – Кстати же и ветер им на руку с моря.

– Да и вода поднимается, им же на руку, – сказал и государь.

Головин, сам правивший рулем на царском карбасе, скомандовал гребцам, и царский карбас вместе с другими стал огибать, по взморью, остров Хирвисари, ныне Васильевский, чтобы войти в Малую Неву.

– И чего они стоят в море? Чего ждут? – говорил Петр.

– Подмоги, чаю, государь, сухопутной, либо от Выборга, либо от Нарвы, – заметил Головин.

– Добро пожаловать! – сверкнул глазами Петр. – Мои молодцы теперь уже не те, что были под Нарвой, наука нам впрок пошла.

Долго маленькая флотилия плутала по лабиринту всех рукавов Невы. Обогнув остров Хирвисари со взморья, она проследовала Малой Невой вверх, мимо острова Койвисари, ныне Петербургской стороны, и мимо маленького острова Иенисари, где ныне крепость, и повернула в Большую Невку, следуя мимо острова Кивисари, ныне Каменного, мимо Мусмансгольма, ныне Елагина, и, обогнув остров Ристисари, ныне Крестовский, Малою Невою вошла опять в Большую Невку.

На всем останавливался взор царя, все обсуждала и взвешивала его творческая мысль, во все вникал его всеобъемлющий гений.

– Сими дыхательными путями будут дышать великие легкие моей России, – говорил он в каком-то творческом гипнозе.

– Отдушины знатные, – согласился Головин.

– Воды что в Ниле, – продолжал государь.

У него из ума, по-видимому, не выходил Александр Македонский с его новой столицей в дельте Нила.

Меншиков, умевший отгадывать мысли царя, заметил:

– А поди, он, Александр Филиппович, не с таким тщанием, как ты, государь, изучал дельту Нила.

– Да у Александра Филиппыча, чаю, не стоял за спиной Нумерс со шведским флотом, как ноне у меня, – проговорил Петр.

Карбасы, выйдя из Большой Невки, снова повернули вниз по Большой Неве.

– Стой! – сказал царь, когда его карбас поравнялся опять с островом Иенисари. – Осмотрим сие место.

Карбас причалил к берегу. Все вышли на островок и исследовали его со всех сторон.

– Государь! – вдруг радостно воскликнул Павлуша Ягужинский. – Изволь взглянуть наверх.

– Что там? – спросил Петр.

– Над тобою, государь, кружит царь-птица! – с юношеской живостью говорил Павлуша. – Орел над тобой; государь, – счастливое знамение.

– Откуда тут быть орлу? – удивился царь.

– А вон и гнездо на дереве, государь, – сказал Меншиков.

Огромная шапка, точно гнездо аиста, чернелась между ветвей с начинавшими распускаться зелеными листьями.

– Знамение, знамение! – радовался Ягужинский. – Такой же орел кружил над Цезарем, когда он переходил через Рубикон.

Государь задумчиво следил за плавными взмахами гигантских крыльев царственной птицы.

– Какой полет! – тихо заметил он.

– Твой полет, государь, – сказал Меншиков.

Исследовав островок Иенисари и его окрестности, государь остановился на решении, что лучше этого островка для сооружения крепости и быть не может.

– Кругом вода, и никаких рвов копать нет надобности, – говорил он возбужденно. – Сие место не Ниеншанцу чета! Мимо сего островка, чаю, не токмо корабли с моря, но и рыбацкая лодка не проскользнет. А по другим рукавам Невы большим судам ходу нет. Назло братцу моему Карлу я новую свою столицу срублю моим топором на его земле, на сей стороне Невы, на острове Койвисари, а на левой стороне Невы разведу огород на славу, сей огород украшу статуями, каковые я видел в Версале, и назову сие место «Парадизом». Самый же город расположу на острове Хирвисари. А по малом времени, чаю, с Божьей помощью, и на левую сторону Невы перекину город.

– А орел все кружится, – не переставал радоваться Ягужинский. – Теперь я вижу, что на гнезде сидит орлица.

– Ну, Павлуша, – ласково проговорил Петр, – не вывести уж тут ей своих орлят.

– Почему, государь?

– А потому, что завтра же мой топор учнет тут ходить по деревам, – сказал Петр. – И будет прочна моя тут построечка: стоять ей здесь, пока земля стоять будет и солнце по небу ходит.

Окончательно было решено: на Иенисари заложить крепость, а новую столицу – там же, только за протоком, на острове Койвисари, что ныне Петербургская сторона.

Возвращаясь после этого в лагерь, государь долго погружен был в думы; но Меншиков и Ягужинский, привыкшие читать в его душе по глазам и по лицу, понимали состояние этой великой души... То, о чем он по целым дням и ночам мечтал в своем рабочем покое в Москве, к чему с неудержимою страстию рвались его думы, теперь достигнуто им. Нева – это окно в Европу, – его река! «Чужое» море – теперь его море!

– Там я заложу верфь, – указывал он на левый берег Невы, где ныне адмиралтейство. – Здесь – артиллерийский парк, – указал он на берег Выборгской стороны.

Потом, обратясь к артиллерийскому полковнику Трезини, родом итальянцу, Петр сказал:

– Тебе работы будет по горло.

– Рад служить великому государю, – поклонился Трезини.

– Чаю, не позабыл своей науки, живучи у московских варваров?

– Архитектуры, государь? – спросил Трезини.

– Да, стройки, да только вечной, как вечен ваш Рим.

– Думаю, государь... Но построить новый Рим – не хватит человеческой жизни, – отвечал бравый потомок Гракхов. – Даже о Коринфе старая римская пословица говорит: Alta die solo non est exstructa Corinhus.

– А сие что означает?

– «И Коринф построен не в один день».

– A y нас, государь, у немцев, имеется такая же пословица о Риме, – сказал полковник Рене, – Rom ist nicht auf einmal erbaut.

Но государь, кажется, все забыл, когда карбас его поравнялся с шведскими великанами, отбитыми столь молодецки, кораблями «Астрель» и «Гедан». Глаза его сверкнули гордою радостью.

– Данилыч! – окликнул он Меншикова, сидевшего около Головина.

– Что изволишь приказать, государь? – отозвался тот.

– Сегодня же посылай гонца в Новгород к митрополиту Ионе с указом, чтоб не помедля прибыл сюда для освящения мест под крепость и новую столицу.

– Слушаю, государь, а к какому дню?

– К Троице.

Так жаждала великая душа заложить первый камень на том месте, где теперь раскинулся на сотни квадратных верст великий город с его величественными храмами, дворцами, город с его миллионным населением, с парками, садами, всевозможными учебными заведениями, город, изрезанный стальными полосами рельсов, опутанный паутиною телеграфных и телефонных проволок, из которого исходят повеления вплоть до бурных вод бурного Тихого океана...