Достигнув устьев этих рек, обе флотилии остановились, ожидая под покровом бурной ночи благоприятного для нападения времени.

«Через несколько часов ожидания, – продолжает историк Башуцкий, – благоприятное время настало, и посреди мрака и бури Оссиановской ночи Петр, в поте лица трудившийся для России, ударил с двух сторон на изумленных неприятелей. Пример вождя одушевил предводимых. Под градом ядер, гранат и пуль, сыпавшихся на царскую флотилию не только с абордированных судов, но и с остальной эскадры, вступившей под паруса в намерении их выручить, но остановленной мелководьем, взлетели русские на суда, где смерть являлась во всех видах. Ни губительное действие неприятельских выстрелов, ни отчаянные усилия защищавшихся не спасли сих последних от угрожающей им смерти. Царь с гранатою в руке взошел первый на шняву, и через несколько минут оба судна находились в его власти. Из 77 человек, составлявших их экипаж, только 19 сохранили жизнь ценою плена».

Ночь, первая ночь после первой морской победы...

Кругом сон, сон и над завоеванною крепостью, и над лагерем войска.

Не спит один Петр. Он тихо, чтоб не разбудить денщика, выходит из своей палатки и идет еще раз, в уединении, без посторонних глаз, взглянуть на дорогое приобретение. Душа его ищет уединения.

Медленно приближается он к стоящим на Неве кораблям, которые в дымке палевой весенней ночи кажутся такими великанами в сравнении с крохотными лодками-карбасами.

Долго стоит он в задумчивости. Казалось, что в такой же тихой задумчивости и Нева спокойно и величаво катит свои многоводные струи к морю, уже окрашенному первою победною кровью.

В уединении, в глубокой задумчивости, он не подозревает, что его юный денщик, которого он считал спящим, раздвинув немного полу палатки, следит за ним издали, и Павлуше кажется в дымке весенней ночи, что на берегу стоит исполин.

Да, это был действительно исполин...

Невольно, представляя себе этот великий момент в жизни русского исполина, поддаешься гипнозу гениального стиха великого поэта – стиха, относящегося к этому именно великому моменту:

И в его возбужденном, вдохновенном воображении здесь, на этой многоводной Неве, уже развевались флаги всего мира, величаво двигались великаны-корабли; произведения вселенской стекались к этим пустынным берегам, чтобы потом из этого «нового сердца России» стремиться внутрь страны по всем ее водяным и сухопутным артериям движения, а к новому сердцу, обратно, притягивать живую кровь и соки производительности и избыток их выбрасывать из сердца во все концы мира...

Творческая мысль лихорадочно работает, созидает, обновляет... Нет предела для созданий его мысли, нет конца гениальным замыслам... Его великая душа стремится объять необъятное...

«Окно в Европу!.. Нет, мало того! Все двери настежь, великие объятия великой страны – настежь!.. Я взял море, оно теперь мое, и моими станут все океаны... Никогда не будет заходить солнце в моей стране... Уже совершилось небывалое... Завтра же повелю монетному двору выбить медаль с написанием на оной: „Не бывалое бывает“[8]... Завтра же отправлюсь выбрать место для заложения крепости моей новой столицы... А там приходи, швед, милости просим»...

Уже совсем рассветало, когда государь возвращался к своей палатке.

Проходя мимо ставки царевича Алексея Петровича, он услыхал там голоса.

«И Алексей не спит, – сказал про себя государь. – А може, встал уже».

И царь вошел в палатку сына. Там он увидел старого полкового священника, который, сидя рядом с царевичем, показывал ему что-то в раскрытой перед ним рукописи.

При виде государя царевич и священник быстро встали.

Подойдя под благословение и поздоровавшись с царевичем, государь спросил:

– Что это у вас за рукописание?

– Летописец, государь, древний, – отвечал священник. – И я вот показываю благоверному царевичу знамение, его же Господь и сподоби и тебя, благоверный государь.

– Какое знамение?

– А то знамение, государь, что брезе реки сей и на море родичи твои, святые мученики Борис и Глеб, помогаша тебе одолети врага, как помогли они, во время оно, сродственнику твоему, святому благоверному князю Александру Невскому, сокрушити врагов на сих же невских берегах. И зде, в сем же летописце, оное знамение и чудо записаны.

Государь взял рукопись, раскрытую на том месте, где летопись повествовала о видении старца Пелгусия и о поражении шведов новгородским князем Александром Ярославичем на берегах Невы при чудесной помощи святых Бориса и Глеба.

– Сказание о старце Пелгусии мне ведомо, а токмо как оно записано в летописце, сего я не читал, – сказал Петр.

– Так прочти, государь, – сказал священник, – и царевич послушает.

Заинтересованный, царь стал читать:

– «Бе некто муж, старейшина в земли Ижорской, именем Пелгусии. Поручена бе ему стража морская. Восприять же святое крещение и живеше посреде рода своего, погана суща, и наречено бысть ему имя в святом крещении Филипп. Живяше богоугодно, в среду и пяток пребывания в алчбе, там же сподоби его Бог видению страшну. Уведав силу ратных...»

– То были рати шведского короля Бергеля, государь, – пояснил священник.

– Бергера, а по другим – Биргера, – поправил его государь, и продолжал чтение: – «И иде оный Пелгусии противу князя Александра, да скажет ему стани, обрете бо их. Стоящю же ему при край моря, стрегущи обои пути и пребысть всю нощь в бдении. Яко же нача выходити солнце, и услыша шум страшен по морю, и виде насад (судно) един гребущ, посреди же насада стояща Бориса и Глеба в одеждах червленых, и беста руки держаще на рамах, гребцы же седяща аки в молнию одеяны. И рече Борис: „Брате Глебе! Вели грести, да поможем сроднику своему Александру“. Видев же Пелгусии таковое видение и слышав таковой глас от святую, стояще трепетень, дондеже насад отыде от очию его. Потом скоро поехал к Александру, он же, видев его радостными очемы, исповеда ему единому, яко же видя и слыша. Князь же отвеща ему: „Сего не рци никому же...“

Петр остановился в задумчивости.

– И меня, государь, сподоби Господь такова же видения, – проговорил священник.

– Как? И тебе было видение? – с недоверием спросил государь.

– Было, о царю! – торжественно воскликнул священник. – Я видел, государь, как рядом с тобою взыде на большой свейский корабль святый Борис, огненным мечом поражая свеев, а Глеб стояще поруч с Александром Данилычем, на меньшем корабле, посекая огненным же мечом врагов нашей церкви.

– И ты все это видел? – с улыбкою спросил царь.

– Видех, государь, в нощи, в сонии, – смело отвечал попик.

– А! Во сне?

– В сонии, государь, духовными очима.

– А! Духовными...

Государь взглянул на царевича.