Омега Жизни Хотя штормит порой Омега, но бухта, в основном, чиста. И для купания и бега — она – прекрасные места! С утра приходим мы в Омегу и рады целый день нырять, и отвергая лень и негу, кричим: «Достаточно нам спать!» В обед уж нет того задора, мы отдыхаем на песке. И солнцу, жгущему весь город, предпочитаем быть в теньке. Живёт и вечером Омега, народу сутками полно. Он сыпется на оба брега, как ярко-жёлтое зерно. «Есть бухта особого для меня значения…» Есть бухта особого для меня значения. Я в ней научился плавать. Она мелководна, в ней нет течения, уютная тихая гавань. Песочное дно и водоросли – зелено-бурого цвета, и лето, когда открывает окно, теплом наполняет это. Среди этих водорослей ныряльщик выискивал крабов-травях, на поверхности демонстрируя пальчик, распухший как сытый хомяк. Пацаны на причале торчали, забросив свои краболовки, «Океан» -приёмник включали, и качались лёгкие лодки. На выданных в прокат велосипедах, катались курортники парами, и шли с физкультуры в кедах школьники, сдавшие плавание. Включали кассетник пляжники. Из него вырывался Высоцкий. И в небе летали мячики волейбольной игры, высокой. А на вертолётной площадке визжали винты машин. И, глядя на их посадки, хотел быть точно таким. Одним из тех вертолётчиков, что взлетали над бухтой. Я жил на улице Лётчиков, морской надышавшийся кухней. Готовить бабушка любила кальмаров, жареных с луком. Мы были все – рыбофилы, в том числе, я с другом. Камбалы, ерши, ставриды, — растили нас, как молоко. Мы – дети Южной Тавриды, смотрящие далеко. Есть бухта особого для меня значения. Она зовётся Омега. Я начал все свои приключения с этого брега. Сейчас там гоняют серфинги. Сейчас там различные сервисы. Сейчас там грязней, чем было. Но море меня не забыло. Памятник Сенявину
* * * Сенявин в карцере сидел за ругань Ушакова. Но сделал много славных дел, и был возвышен снова. Судьба Сенявина сложна. Весьма неоднозначна. Но для истории важна и очень даже взрачна. Он то взлетал, то вновь впадал в немилость у царей. Но был опальный адмирал народу – их милей. И не был ровен его путь, он шёл как виражи. А жизни якорная суть — лишь родине служи. Стоит в истории металл — ему и декабристам. А он для них судьёю стал в эпоху пушкинистов. О подвигах его прочти в Брокгауза томах. А прегрешения прости — всяк сущий будет прах. Довоенная Аполлоновка Селение рыбаков. Стоянка яликов. Рыбак выбирается в море на промысел свежей, что станет вяленой, с новым уловом тебя, старина. На берегу на хозяйстве жена, ветхенький домик, почти развалина, и акведука в проёмах стена. Ещё абрикосы, орех, виноград, и пёсик встречающий, лаять так рад! И кошки, схватившие рыбьи хвосты, уносят их быстро в густые кусты. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. |
