– Где вы брали сгущёнку?[2] – спрашивают на улице про-хожие, разглядывая мою авоську. А мне просто повезло. Я успел встать в очередь, когда сгущёнку только «выбросили» в продмаге, да ещё давали по две банки в руки.

Прихожу домой с чувством гордости.

Прибегает с улицы взволнованный сын, семиклассник: «Папа, мама, скорее! Я занял очередь за стиральным по-рошком!». А через полчаса наша семья идёт домой с гордо поднятой головой и девятью пакетами порошка, свысока поглядывая на прохожих, читая зависть в их взглядах (давали по 3 в руки).

А как трогательно выглядело моё возвращение со спек-такля в Большом театре! Ведь в карманах я нёс маме де-фицит – две тёплые конфеты «Белочка», которые я купил в буфете и которые она очень любила.

Но и в более поздние годы я шёл на работу с чувством приятного ожидания.

«Заказы!»[3]

Есть на выбор три варианта: гречка + сгущёнка или зе-фир + гречка или сайра + гречка.

А если, проехав пол-Москвы, удавалось купить лампочку в фары для «Жигулей», то такой день казался особенно удачным. Жизнь не проходит по-пустому!

Что сделала с нами перестройка?!

Мы не верим в светлое будущее.

Мы не испытываем радость от покупки гвоздей, зефира и сайры.

Мы униженно ждём, когда же, наконец, нам выплатят зарплату.

И всё-таки я бы не хотел вернуться в прошлое.

1990 г.

Я и все мы были счастливы. Было совершенно ясно, как построить свою жизнь, какие произведения читать, какую музыку слушать, во что верить и в какой форме доказывать окружающим свою веру.

Так, например, дети научных работников уже со школы знали, что надо поступить в институт, проявить себя на общественной работе, стать членом Коммунистической партии, поступить в аспирантуру и защитить кандидатскую диссертацию. Это была программа-минимум, которая тем не менее позволяла жить достаточно обеспеченно, вращаться в культурной среде и к пятидесяти годам иметь кроме жены и квартиры ещё и легковой автомобиль и садовый участок площадью 600 квадратных метров. Конечно, было много ограничений: на участке нельзя было строить двухэтажный дом, и даже у одноэтажного (площадью не более 36 квадратных метров!) иметь крышу под 45 градусов, нельзя рыть колодец, иметь в доме печь и копать туалет типа «сортир». Однако эти «притеснения» затрагивали всех и поэтому были не такими обидными. Кроме того, все их немножко нарушали и в общем-то чувствовали себя достаточно комфортно. А дома, на кухне, среди семьи и друзей и вовсе можно было покритиковать власти и порядки, списав на них все свои жизненные неудачи.

Размеренную жизнь, где за добросовестное исполнение своей роли полагалась утверждённая и соответствующая этой роли «пайка»[4], перечеркнула так называемая перестройка.

Реальные возможности каждого объективно действительно расширились. Появилась свобода выбора деятельности, поведения, новые возможности заработков. Однако психика людей, их менталитет не поддаются быстрым перестройкам. Как нам известно 40 лет надо водить людей по пустыне», чтобы вытравить из их сознания старые догмы.

Думается, человеку можно дать только ту степень сво-боды, которую он в силу своего развития может «пе-реварить».

В зоопарке всех зверей кормят. Никто из них не добывает пропитание пожиранием друг друга. Но представим на минуту, что в один прекрасный день в зоопарке объявили «демократию» и, открыв все клетки, выпустили на территорию зайцев, лис, петухов, тигров и волков…

Нет, не готовы они были к «демократии»!

Отменили цензуру. Хорошо.

Кино залилось кровью и отхаркиванием вышибленных зубов.

Мат свободно разлился по многим книжным изданиям.

Телевидение сделало из каждого мужчины специалиста по женским прокладкам «с крылышками».

Песни, поющиеся скороговорками фактически под одни ритмы, до предела оболванивают слушателей текстами-открытиями: «Я иду, потому что у меня есть ноги», или со-общают прогнозы погоды: «пройдут дожди… за осенью на-ступит лето», или вызывают у слушателя справедливое возмущение непоследовательностью поведения половых партнёров: «ты хотел – я не хотела, ты пришёл, а я ушла» (видимо с помощью ног).

Нешизофренизированния часть населения бросилась смотреть доперестроечные фильмы: «Москва слезам не ве-рит», «Служебный роман» и т.д. – да вы сами помните…

Предыдущая жизнь напоминает службу в армии. За тебя решили, где тебе спать, во сколько вставать, что одеть, что есть, чем заниматься от утра до вечера. Всё распланировано сверху командирами. Вся ответственность тоже где-то сверху, лежит на командирах.

Оказалось, что для большинства людей вовсе не нужны демократия, свобода выбора. Ведь свобода выбора – это страшная ответственность, и самое страшное в ней то, что сваливать свои беды не на кого! РЕШЕНИЯ ПРИНИМАЕШЬ САМ!

А для принятия правильных самостоятельных решений человек должен обладать прежде всего чувством собствен-ного ДОСТОИНСТВА. Именно это чувство и вытравлялось с успехом предыдущие 80 лет.

И не 40 лет мы будем бродить в поисках этого чувства, а поболе.

Ничего не поделаешь! В жизни одного поколения это – очень много, а для истории – миг.

И всё-таки не хочется возвращаться к прошлому.

19.11.2000 г.

Ребята, давайте жить дружно! – сказал собравшимся на краю деревни полубездомным собакам огромный лохматый пёс Шеф, – создадим «Совет дружбы».

Все псы насторожились: а для чего?

– Будем помогать друг другу, налаживать дружбу с другими стаями,

– если кто голодный, поможем накормить совместными усилиями,

– если у кого хозяин несправедлив, будем защищать законные собачьи права,

– если…

– А как будем защищать? – прервал Шефа ротвейлер Скепт. – Лаять под окном? И на какие средства мясом подкармливать бедняжек будем? Вот ты предлагаешь создать «Совет дружбы». А мясо откуда будем брать? – с хрипотцой в голосе продолжил Скепт, – или будем сдавать взносы недоoбглоданными костями?

– Если мы создадим себе хороший имидж, правильный, – ответил Шеф, – то найдётся и тот, кто будет мясо давать. Наше дело создать Совет. Выбрать Председателя, комиссии разные, создать секции:

– по размножению и собачьей беременности,

– по уход за престарелыми псами,

– по работе с молодняком,

и вести себя по новым правилам.

– А что, раньше никаких правил не было? – вновь вступил в дискуссию Скепт.

– Раньше правила были, но была разрозненность и неорганизованность. Каждый бегал куда хотел, лаял, что хотел и питался, чем мог.

– А теперь? – не унимался Скепт.

– А теперь каждый поклянётся на сосиске, что будет вести себя в общих интересах. Вместе мы сможем больше!

– А что, если соблюдать общие для всех правила, то у нас станет больше сосисок?

– Это не общие для всех правила, – иначе не будет демократии. Вы остаётесь, как и раньше, свободными, просто все обязуются никогда не кусать продавца сосисок и членов его семьи.

– А кого же тогда кусать? – проворчал Скепт.