— Но ее правда нет, Вил. И Алланон знал об этом. Поэтому он и выбрал тебя. Он знал, как важна нам будет твоя решимость. Если бы не она, мы бы уже давно были мертвы. — Она замолчала, потом добавила едва слышно: — А у меня ее нет. И никогда не было.

— Этому я не верю. — Амбель опустила глаза:

— Ты ведь совсем не знаешь меня, Вил. По крайней мере, не так хорошо, как тебе кажется.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я совсем не такая… — Она помедлила. — Не такая сильная, какой хотела бы быть, не такая смелая. И еще я не такая преданная, как ты. Вспомни, Вил, в самом начале, там, у Надежного Приюта. Ты тогда ничего не знал обо мне. Так вот, я тогда сама многого о себе не знала.

— Амбель, ты просто испугалась. Это еще не…

— Да, я очень сильно испугалась — быстро прервала она. — И боюсь до сих пор. Тогда мой страх — причина всего, что случилось.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, Амбель? — спокойно спросил Вил.

— Я пытаюсь набраться смелости и сказать тебе одну вещь. Я до сих пор никак не могла заставить себя сказать это. Но сейчас я скажу, потому что потом, скорее всего, уже не будет возможности.

— Тогда скажи. — Вил старался ободрить ее.

— Никто не знает, почему я покинула Арборлон, почему отказалась от службы Избранника. Причина в том, что я стала бояться Элькрис. Я не могла даже быть рядом с ней, так я боялась. Это звучит глупо, я знаю, но, пожалуйста, выслушай меня. Я никому не говорила об этом. Думаю, мама тогда поняла, но больше никто. Я не могу упрекать их за это. Мне надо было бы все объяснить, но я не стала этого делать. — Она помедлила. — Когда она избрала меня, мне было трудно. Я хорошо понимала, насколько необычно мое избрание. За пятьсот лет я была первой женщиной, избранной Элькрис, первой женщиной со времен Второй Битвы Народов. Я приняла это, хотя кое-кто был откровенно против. Но я думала, что в этом нет ничего странного, ведь я — единственная внучка Эвентина Элессдила. К тому же моя семья — и особенно дедушка — так этим гордились.

Да, то, что я — женщина, одно это уже необычно для Избранника, но было еще и другое. С первого дня избрания Элькрис почему-то выделяла меня среди прочих. И служение мое было другое, не такое, как у всех. Все знают, что Элькрис вообще редко разговаривает с кем бы то ни было. Она говорит с Избранниками в первый день, но потом молчит целый год до следующей церемонии. Со мной же она говорила не раз и не два, а целыми днями. Подолгу и словно с какой-то целью. Я всегда была одна, остальных Избранников не было, когда мы беседовали. Она говорила, когда мне приходить, и, конечно, я так и делала. В это невозможно было поверить: она выделяла меня из всех, она относилась ко мне как-то особенно, и я очень этим гордилась.

Поначалу все было просто чудесно. Она говорила мне о том, о чем никто больше не знал. Она говорила о тайнах земли и жизни на ней — все это было давно потеряно в веках, потеряно или забыто. Она рассказала мне о Больших Войнах, о Битвах Народов, о рождении новых родов в Четырех Землях — обо всем, что стало с землей с начала нового мира. Она рассказала мне кое-что и о мире древнем, хотя память ее слабела, обращаясь к прошлому. Я поняла не все, немного. Например, о растениях: как их сажать, как выращивать. Да и сами беседы были чудесны.

Но вскоре все изменилось, началось что-то странное, угрожающее. Вил, я стала растворяться в ней. Иногда я теряла ощущение того, кто я. Я уже не была собой, я была продолжением Элькрис. Ее частью. Я до сих пор не знаю, то ли это происходило само собой, оттого что наши беседы были такими частыми и долгими, то ли она специально затягивала меня в себя. Я испугалась, потом рассердилась. Значит, думала я, она хочет, чтобы я в угоду ей отказалась от самой себя. Она играет со мной. Да что там! Она меня просто использует! Теперь-то я знаю, как я ошибалась.

Потом остальные Избранники начали замечать эту перемену во мне, в моих отношениях с Элькрис. Я обнаружила, что они сторонятся меня, чувствовала, что за мной наблюдают. И все это время я терялась в ней, в Элькрис, — каждый день какая-то часть меня уходила в нее. Тогда я решила это прекратить. Я начала избегать ее, как Избранники избегали меня. Она звала, но я отказывалась идти, я посылала кого-нибудь вместо себя. Она спросила меня, что случилось, но я ничего не сказала. Я боялась ее, и мне было стыдно за себя. — Амбель сжала губы. — И вот, наконец, мне показалось, я поняла: все это из-за того, что я никогда по-настоящему не хотела быть Избранником. Наверное, подумала я, мое избрание было ошибкой.

Я сказала маме и дедушке, что не могу больше продолжать служение, но ничего не объяснила им. Я не могла заставить себя сделать это. Отказ от избранничества — это само по себе ужасно, но отказываться лишь потому, что она доверялась мне больше, чем всем остальным… По-моему, мама тогда поняла. Дедушка — нет. Мы говорили резко — слова оставили горький осадок в нас обоих. Я покинула Арборлон, опозоренная и в своих собственных глазах, и в глазах моей семьи. И моего народа. Я решила, что никогда не вернусь обратно, что буду жить на чужой земле и учить людей тому, что знаю сама, — как заботиться о земле и сохранять жизнь на ней. Я долго скиталась, потом нашла Надежный Приют. Он стал моим домом. — Слезы стояли в глазах Амбель. — Я ошиблась. Теперь я могу сказать это, я должна сказать. Я хотела уйти от обязанности, которая была только моей. Я сбежала от собственных страхов и разочарований. Я обманула все ожидания и, в конце концов, обрекла своих товарищей, Избранников, на смерть.

— Ты судишь себя слишком строго, — возразил ей Вил.

— Разве? — Губы ее скривились. — Боюсь, что я сужу себя недостаточно строго. Возможно, если бы я осталась, Элькрис рассказала бы мне о том, что она умирает, и у нас было бы больше времени, чтобы найти Источник Огненной Крови и принести семя обратно. Может быть, мы бы успели еще до того, как Запрет стал разрушаться. Неужели ты не понимаешь, Вил? Если все это так, значит, все погибшие эльфы — только на моей совести.

— Ну хорошо, — спокойно заметил Вил. — Ты бы осталась в Арборлоне, а Элькрис заговорила бы не раньше, чем это произошло. И что тогда? Ты была бы сейчас мертва, как остальные Избранники, и не смогла бы помочь ей.

— Ты просто хочешь меня оправдать. — Эльфийка печально покачала головой.

— Нет, я хочу, чтоб ты не мучилась и не гадала, что было бы. Мало ли что могло быть. А теперь послушай меня. Допустим, Элькрис тогда выбрала бы вместо тебя кого-то другого. Ты думаешь, он повел бы себя как-то иначе? Думаешь, он не испытывал бы тех же чувств? Вряд ли, Амбель. Он сделал бы то же, что и ты. У тебя есть сила, Амбель, и уверенность. И, несмотря на все, что ты там говорила, у тебя есть решимость. Перестань сомневаться. И прекрати гадать. Просто поверь в себя. Хотя бы немножко. Амбель, ты заслуживаешь этой веры.

Она плакала не таясь, беззвучно.

— Я люблю тебя.

— А я — тебя. — Он поцеловал ее в лоб. — Очень.

Амбель склонила голову ему на плечо, и Вил крепко обнял эльфийку. Когда она снова подняла глаза, слез уже не было.

— Пообещай мне кое-что, — попросила она. — Пообещай мне, что я обязательно закончу эти поиски, что я не дрогну и не собьюсь с пути, что я сделаю то, зачем пришла сюда. А ты будешь моей силой и моей совестью. Обещаешь?

Он нежно улыбнулся:

— Обещаю.

— Я до сих пор боюсь, — тихо призналась Амбель.

У дверей Эретрия поднялась на ноги.

— Целитель!

Вил торопливо вскочил, едва не споткнувшись. В черных глазах Эретрии плясали лукавые чертики. Она молча вытащила прутик из замка и засунула его обратно в сапог. Потом, подмигнув долинцу, она потянула решетку. Дверь беззвучно открылась.

Вил благодарно улыбнулся. Теперь бы только найти Виспа!

Они нашли его почти сразу. Едва пленники добрались до лестницы, вглядываясь во мрак наверху, тут же послышался звук шагов. Вил указал Эретрии глазами на темную нишу в стене коридора, а сам потащил Амбель в такую же, по другую сторону лестницы. Вжавшись в камень, они ждали. Шаги приближались; Вил сразу узнал знакомое пошаркивание.