Вскоре после смерти, а возможно, и при жизни Беда получил званиеДостопочтенного (Venerabilis), которое обычно прилагалось к ученым богословам иисторикам церкви. Это звание сопутствовало ему в течение веков вместе с другимтитулом – «учитель церкви» (magister ecclesiae). Официальной канонизации Бедыпрепятствовало отсутствие явных свидетельств о чудесах, совершенных им прижизни, а также о необычных явлениях, связанных с его мощами. Только в 1899 г.папа Лев ХIII г. объявил Беду святым и назначил на 27 мая день его памяти.Англиканская и другие протестантские церкви не признали этого решения ипо-прежнему именуют Беду Достопочтенным.

В предисловии к своему главному сочинению Беда писал, что он руководствуется«истинным законом истории» (vera lex historiae). Представления об этом законеон заимствовал у римских историков, прежде всего у Тацита, который писал: «Ясчитаю главнейшей обязанностью анналов сохранить память о проявленияхдобродетели и противопоставить бесчестным словам и делам устрашение позором впотомстве»[16] . Однако в отличие от сочиненийТацита или Светония «История» представляет собой не просто галерею добрых излых деяний; согласно христианской концепции линейной истории она выстраиваетэти деяния в единую цепь, ведущую к конечной цели – спасению человечества воХристе. Этому принципу подчинена и модель сочинения Беды. Многие ученыеотмечали двойную парадигму «Истории»; с одной стороны, она опиралась на«всемирные хроники» Павла Орозия, Проспера Аквитанского и Евсевия Кесарийского,с другой – на «Церковную историю» того же Евсевия. Этот труд епископа Кесариипредставлял собой историю христианской церкви со времен апостолов до IV в. – еераспространение по Римской империи, несмотря на гонения и казни, борьбу сересями и последовательность сменявших друг друга епископов. Беда, знавший«Церковную историю» в латинском переводе Руфина, попытался сделать в отношениианглийской церкви то же, что Евсевий сделал для церкви вселенской. Не случайноон писал комментарии к «Деяниям апостолов» параллельно с «Историей»[17] . Для него, как и для Евсевия, историяцеркви была лишь продолжением апостольской проповеди, поэтому он осуждал илипросто не замечал то, что противоречило примеру апостолов – стяжание церковьюбогатств, равнодушное или небрежное отношение ее служителей к пастырскомудолгу.

Следует отметить, что «История» находится не только на пересечении двухжанров (хроники и церковной истории), но и на рубеже двух периодов историицеркви. Первый период закончился на Западе в VIII-IX вв.; это была эпохаутверждения веры, связанная с деятельностью святых отшельников и отважныхмиссионеров, не боявшихся мученического венца и даже стремившихся к нему. Еесменила другая эпоха – время укрепления власти Рима, организации и унификациицерковного управления и церковной доктрины, когда святых сменили администраторыи «князья церкви». Беда видел тех и других, но его симпатии принадлежалипервым. Отсюда его прохладное, хотя и уважительное отношение к прославленнымустроителям английской церкви – Теодору и Вилфриду. Также и в «Истории аббатов»едва заметные оттенки дают понять, что он предпочитал энергичному Бенедиктукроткого Кеолфрита. С восхищением он пишет о деяниях святого Кутберта или острогости жизни ирландских монахов (хотя они и придерживались «неправильной»Пасхи).

Для Беды, как и для Евсевия, глубинная основа церкви оставалась той же, чтои в апостольские времена, а ее главными проявлениями служили мученичество ичудо. Если рассказы о мучениках находятся на периферии повествования Беды – изних можно назвать только истории о святом Альбане и о братьях Хевальдах, – точудеса занимают едва ли не главное место в «Истории». Как сын своего века,автор не особенно интересуется, происходит ли то или иное чудесное проявлениеот естественных причин, психологических факторов или случайных совпадений. Длянего важно то, что оно является «чудом» (mirum), подтверждает Божью мощь изаботу о людях и служит обращению неверующих или укреплению усомнившихся. Вэтом контексте многочисленные рассказы о чудесах вписываются в повествованиеБеды куда органичнее, чем в «светские» истории того времени (например, то жесочинение Григория Турского), где они часто выглядят чужеродным элементом.

Другой важной темой «Истории» служит продвижение от языческой племеннойраздробленности к христианскому универсализму. Об этом говорится уже в первойглаве «Истории», где Беда пишет, что все народы и языки Британии объединяютсябожественной мудростью и ее языком – латынью[18] . При этом универсализм Беды не является политическим, чтохарактерно для историков времен Каролингов. Он спокойно относится краздробленности Англии и не призывает к объединению англосаксонских королевств.Однако для него чрезвычайно важно единство всех государств и народов Британии влоне одной, а именно Римской церкви, в том числе единство в обрядовой сфере.Отсюда его повышенное внимание к вопросу исчисления Пасхи; недаром рассказ особоре в Витби 664 г., на котором была принята римская Пасха, занимает столькоместа в «Истории» и фактически является ее смысловым центром (IV, 25). Для Бедыэто событие, как и принятие монахами Ионы римской Пасхи в 716 г., знаменуетпобеду вселенской церкви над ее противниками и торжество истины.

Свою и римскую позицию относительно Пасхи Беда обосновывает в длиннейшемписьме к королю пиктов Нейтону (V, 21). Ее же он вкладывает в уста епископаВилфрида в его речи на соборе в Витби. Биограф Вилфрида Эдди, у которого Бедазаимствовал сюжетную канву, передает эту речь гораздо короче. Вероятно, Беда,следуя Фукидиду и другим античным историкам, приписал своим героям те слова,которые они, по его мнению, должны были произносить в соответствующихобстоятельствах. Не прояснил он и подлинных причин принятия римской Пасхи,противниками которой первоначально были и король Нортумбрии Освиу, и аббатиссаВитби Хильда, и епископ Хад (все они учились у ирландских монахов). Скореевсего, эти причины были политическими, но об этом историкам остается толькогадать. Для Беды важнее очередное чудо – переход большинства участников собора,убежденных речами Вилфрида и его сторонников, на сторону истины.