У Корса Канта за спиной послышался шум и конский топот. Двое вооруженных до зубов всадников перекрыли им дорогу на Камланн. На них Анлодда даже не взглянула. Все ее внимание было приковано к тому, который стоял впереди. Казалось, она повстречалась с давно утерянным братом.

Лицо ее стало бледнее обычного. «Если это и брат, – решил бард, – то нелюбимый».

Разбойник криво усмехнулся – ну точь-в-точь богато разодетая обезьяна. А потом высоко поднял свой Обоюдоострый топор в притворном приветствии. Он заговорил по-эйрски, на отвратительном диалекте дальнего севера. Этот диалект Корсу Канту был знаком, он изучал его в школе друидов в Дун-Лаогхэйре.

– Так, так, так… Какая чудесная встреча, принцесса Анлодда! Ребята, поприветствуйте ее и ее нового раба!

В ужасе Корс Кант пытался нащупать свой обеденный нож. Посмотрел на Анлодду.

«Анлодда? Принцесса? Вот тебе и раз!» Она восседала на Мериллуин с поистине королевским величием, под стать самому Артусу. Она, будучи без доспехов, презрительно скривила губы, глядя на разбойника, и опустила свой боевой топорик так, что он почти коснулся земли. У нее не было ни лука, ни копья – ничего, чем можно было бы сражаться, сидя верхом.

– Канастир, – прошипела она и перешла на эйрский диалект. – Притащился, червяк. А что это ты тут делаешь? И знает ли твой отец, где ты?

– Я пришел за тобой, радость моя.

От расчетливой холодности в голосе Канастира Корса Канта зазнобило, к горлу подступил ком. Канастир явно не был придворным, явившимся для того, чтобы уговорить его возлюбленную отправиться с ним, чтобы околдовать ее сладкими словечками. Молодой разбойник продолжал:

– Моя безграничная любовь к тебе заставила меня проделать такой долгий путь, ну а еще отец попросил меня узнать, справилась ли ты с его поручением, исполнила ли его волю. Ты ведь помнишь о поручении, а? – То, как Канастир при этих словах скривил губы, только самый снисходительный человек мог бы назвать улыбкой. – Или ты позабыла так скоро в объятиях своего нового евнуха, каково это – когда тебя разрубают большим-пребольшим мечом? Видимо, надо тебе напомнить.

Анлодда напряглась. Казалось, ярость воочию закипает в ней. Корс Кант окаменел. Он чувствовал, что они чем-то связаны – вышивальщица Анлодда и этот Канастир. Ее брат? Но пока он воспринимал их разговор только на слух.

– Канастир, – резко проговорила Анлодда, и Корс Кант не узнал голос возлюбленной. – Ты совершил три ошибки. Во-первых, потащился за мной в Каэр Камланн. Это во-первых.

Анлодда пустила Мериллуин вперед и подъехала к Канастиру поближе. Далеко на юге прогремел гром, и его раскаты были подобны топоту копыт быков Кухулина, мифического героя Эйра. Сгустились тучи, серые и черные. «Скоро земля вымокнет от ливня, – в отчаянии думал юный бард, – а я даже плюнуть – и то не могу!»

Двое других всадников также были одеты по-готски, а судя по их волосам цвета грязной соломы, они и были скорее всего ютами или саксами. Они окружили барда. Один ухватил за поводья пони, а другой схватил Корса Канта за волосы и запрокинул его голову назад, дабы легче было перерезать глотку. Корс Кант почувствовал, как его кадыка коснулось холодное острое лезвие, и уронил на траву бесполезный и жалкий кухонный нож.

Странные вспышки света появились перед глазами. Сердце громоподобно стучало, изо рта вырывались почти неслышные стоны. Лезвие, прижатое к его шее, было острее зубов дракона. От разбойника так несло, что юноша чуть не задохнулся. Он смотрел на свою принцессу, свою богиню, Анлодду, он глазами молил ее бежать, бросить его и возвратиться в Камланн, к Артусу. А потом он перестал что-либо видеть, кроме вспышек, подобных молниям.

– Вторая твоя ошибка, – между тем продолжала Анлодда, – в том, что ты попался мне на глаза. Это во-вторых, грязный червяк.

Лезвие ее топора вот-вот грозило воткнуться в землю. Она поравнялась с северянином, улыбнулась и плюнула в его подпоясанную ремнем кольчугу.

Разбойник сделал вид, будто не заметил плевка.

– О да, дочь моей матери.., хороший, тяжкий урок. Я снова стану твоим учителем, и на этот раз не один я услышу, как ты его повторяешь. Хо! Так ведь будет интереснее, а?

Но Анлодда и не подумала остановиться. Она провела Мериллуин мимо Канастира. Тот озадаченно развернул своего коня боком.

А Анлодда, даже не спешившись, полоснула топором между задними ногами коня брата.

Конь дико заржал, встал на дыбы. Мгновение Канастир удерживался в седле, но вот конь повалился на траву и сбросил наездника. Тот тяжело упал на четвереньки.

Мериллуин попятилась от обезумевшего жеребца Канастира. Арабский скакун, беснуясь от боли между ногами, обнаружил наконец, на кого может излить переполнявшую его ярость. Жертва корчилась на земле и пыталась подняться на ноги. Конь изо всех сил лягнул своего хозяина и здорово стукнул того, невзирая на доспехи. Канастир еще немного прополз по земле и обмяк, держась за голову и издавая жалобные стоны. Руки его обагрились кровью.

– Дочь Риа… – вырвалось у Корса Канта, и он отвернулся от отвратительного зрелища. Стиснул зубы, постарался справиться с тошнотой. Бард даже не заметил, как двое спутников Канастира отпустили его и бросились к Анлодде.

Опоздав на одно мгновение. Корс Кант ухватился рукой за воздух, а затем погнал вслед за разбойниками неуклюжего пони.

– Анлодда, я спасу тебя.., смотри!

Заметив опасность, Анлодда уклонилась вправо. Мериллуин настолько быстро поняла намерения хозяйки, что оба всадника пронеслись мимо кобылы.

– Остановись! – рявкнула Анлодда, указывая на Корса Канта. Тот в испуге выпрямился в седле. Его пони послушно замер на месте. «Почему я повиновался?

– изумленно подумал Корс Кант. – Они же убьют ее!»

И снова вспышки молнии в черной ночи. Корсу Канту стало дурно. Он видел только Анлодду, смотрел, как она бросилась следом за ютами, ирландцами, саксами – кто там они были такие. Он видел, как ее алые – нет, багряные! – волосы струятся у нее за плечами, словно знамена Бедивира, как ее туника вспыхивает то зеленым, то белым, похожая на плащ Меровия.

Трое всадников дрались, не спешиваясь, словно и» не ведали, что можно драться по-другому. Пока никому не удавалось одержать верх, но, что удивительно, – Анлодда оставалась в седле!

Корс Кант упал лицом на шею пони, пытаясь освободиться от жутких магических видений, от колдовской власти Анлодды. «Будь он проклят.., этот гриб, она отравила меня!» Бард не мог ясно мыслить, он даже наблюдать за схваткой – и то не мог. Малейшее движение вызывало у него другую картину. Он как будто вертелся в седле по кругу и всякий раз видел какой-то другой бой.

Анлодда встала в седле на колени. Ветер развевал ее тонкую тунику, обнажая мощные бедра и ягодицы. Она воздела карающий топор – ну, совсем как Афина, Маха и королева Боудикка в одном лице.

Она вскричала:

– Артус, Меровий, Аркадия! Вспышка!

Она проскакала мимо одного из разбойников – он был, пожалуй, повыше всех, – топор описал дугу и отрубил разбойнику правую руку. Тот вертанулся, и лицо его стало белым, как туника Анлодды. А потом лег на спину своей лошади, как на пиршественную скамью, скатился и упал на землю.

Вспышка!

Третий разбойник, жирный и лысый, не трогался с места. Свои меч и копье он сжимал, словно драгоценные талисманы. Он не наступал и не отступал – видимо, был просто потрясен тем, что такой удар удалось нанести с седла.

Ни с того ни с сего юный бард вдруг услышал кваканье лягушки. Та принялась потешаться над ним: «Кв-в-волик! Ква-акой же ты герой? Кв-в-волик! Хва-абрый спаситель! Ну, тва-ак спасай же ее!»

Бард крепко зажмурился, прогнал все страхи и погнал напуганного пони в бой.

Вспышка!

Но с закрытыми глазами его еще больше слепило вспышками. Казалось, бард видит огненный дождь. Корс Кант приоткрыл один глаз.

Вспышка, вспышка!

Насмерть перепуганный разбойник развернул коня и попытался удрать в ту сторону, откуда прискакал, проскользнуть мимо забрызганной кровью сарматской амазонки.