Может быть, лучше' было бы дать ему выговориться, но жена прервала его.

— Но ведь мы...— начала она.— А не могли бы вы предложить нам участок на Венере?

Его лицо судорожно дернулось. Он проговорил:

— Простите, сударыня, вам известно такое выражение: «право собственности на землю»? Как мы можем продавать то, что нам не принадлежит? Ведь это было бы мошенничеством.

Тут уж я волей-неволей вынужден был прийти жене на помощь.

— Очень справедливо,— сказал я.— Но я что-то не слыхал, чтобы государства мира признали за вашей ассоциацией права на территорию Марса. В любом случае это выглядит как детская игра в продавцов и покупателей.

— Детская игра? Я вижу, вам угодно язвить.

— Ничуть. Просто Марс, так же как Луна и Антарктида, должен находиться под международным контролем и управлением.

Но мой гость не растерялся. Быстро взглянув на меня своими хитрющими глазами, он отхлебнул чаю, промокнул губы углом носового платка и затянул на сей раз нудным назидательным тоном заправского лектора:

— Видите ли, сэнсэй... Все дело в том, что любое государство, как бы ни были романтичны его лозунги, всегда во сто крат более реалистично, нежели самый жадный из частников-скупердяев. У вас в радиопрограмме, сэнсэй, Марс близок и доступен, но для государства он, как и прежде, всего лишь далекая сказочка. Проще говоря, для государственного бюджета расходы на освоение Марса непомерно велики, а выгода от него, как экономическая, так и военная, пренебрежимо мала. В самом деле, на что можно рассчитывать сейчас? Самое большее — на осуществление мягкой посадки. У любого правительства дел по горло. У него просто времени нет на такие пустяки, как международное соглашение по поводу Марса. Не знаю, известно ли вам, сэнсэй... В законодательстве об открытом море существует понятие сохранной акватории... Его выдвинули в сорок пятом году на предмет сохранения рыбных ресурсов. И единственным международным соглашением касательно ваших земных морей, которое не имеет прямого отношения к конкретным прибылям и убыткам, по-прежнему остается старинная «Декларация о свободе судоходства». Никто ведь сейчас ни слова не говорит по поводу использования Тихого океана в качестве полигона для баллистических ракет.

— Но распродавать Тихий океан все-таки нельзя, не правда ли?

— Конечно, можно! Продавайте сколько угодно, если только найдете покупателей. Разумеется, если бы продажей занялось государство, это было бы нарушением международного права. Но совершенно независимая организация, стоящая вне государства, ни с каким государством не связанная, может хоть вверх дном перевернуть Тихни океан — не существует закона, который бы запретил ей это. За что вы ее будете привлекать? За пиратские действия?"Не получится... А сфера деятельности нашей ассоциации «Марс» н подавно находится в космосе, за сто миллионов километров отсюда. Я уж не говорю о том, что это сверхмеждународная компания, которую возглавляют политические и финансовые киты из всех стран мира, а также самые ведущие специалисты в области политики и финансов. Эта организация поистине универсальная... В конечном счете стимулом для ее деятельности является, вероятно, лютая алчность, стремление урвать кусок пожирнее в соответствии с вложенными капиталами. Именно на этом стимуле и строится ее могущество, поскольку она взялась за дело, с которым не в состоянии справиться никакое государство. Но есть у нее и свои слабости. Иногда ощущается недостаток капиталов. Мешают разные предрассудки, пристрастия. И так сложились обстоятельства, что ассоциации пришлось заняться мелкой распродажей. Не помню, кто это сказал: «В стремленьи зло творить творю добро». Не Мефистофель? Одним словом, ведущая роль на Марсе принадлежит ассоциации, она там является своего рода временным правительством, а потому вы, сэнсэй, и вы, сударыня, можете спокойно довериться ей, как если бы вы поднялись на борт океанского лайнера. Вы же культурные люди, так оставьте это бессмысленное упрямство, все эти разговоры насчет детской игры...

Втиснув между складками по сторонам носа заученную улыбочку, он вытер ладонью пот с подбородка. Его сложенные колечком губы самоуверенно выпятились, словно у рыбы. Он ждал, как мы отреагируем.

Первой отреагировала жена.

— Ох, у меня там все пригорит! — всполошилась она и стремглав выскочила из комнаты.

«Все пригорит» противопоставлено масштабам ассоциации «Марс». Сколь великолепен этот контраст, не правда ли? Вот чьей руке надлежало бы зажимать отверстие шарика с ядовитыми испарениями! Этот неожиданный талант моей жены поразил меня, я был просто в восхищении.

Гость мой, от которого она столь ловко увернулась, некоторое время хранил на физиономии выражение нерешительности. Я подумал, что лучше всего не обращать внимания на его растерянность и выйти вслед за женой. На всякий случай я сделал вид, будто она позвала меня.

Разумеется, жена ждала меня в конце коридора. Она стояла у окна, в ее выпрямленной спине ощущалась напряженность... 

— Ну что, обошлось?

— Да, знаешь ли, он меня совсем убил. Хоть он и псих, но все у него идет по первому классу. Начинает нести явный вздор, который ни в какие ворота не лезет, а потом из этого вздора возникает четкое и ясное построение, словно картина в рамке. Взять, например, эту ассоциацию «Марс» — ведь если не держаться настороже, можно принять его всерьез, не так ли? Как ни странно, у . меня такое впечатление, что он из интеллигентов.

— Сумасшедший — это сумасшедший.

— А я думаю все-таки, что было бы натяжкой полагать, будто он все берет с потолка — все свои рассуждения о праве собственности, о сохранных акваториях... Посмотри, как логично все, связанное с «Марсом».

— Ну, будет, будет, ты уже начинаешь его выгораживать. Ты случайно не заразился от него?

— Гм... Не могу, понимаешь ли, отказать ему в . определенной силе убеждения.

— Ты мне лучше скажи, почему за ним не приезжают, раз обещали? '

— Вот то-то и оно! Главное, вспыльчив он до болезненности. И вдобавок ножом владеет превосходно!.. Я тебе не успел рассказать, но жизнь моя несколько раз буквально висела на волоске. Впрочем, если говорить честно, не на таковского напал...

— Слушай! — словно решившись, взволнованно произнесла она.— А ведь я его узнала!

— Что такое?

— Когда я внесла чай, его профиль... и еще смех... Я думаю, что не ошибаюсь... Я с ним несколько раз встречалась на лестнице...

— На какой лестнице?

— На нашей, разумеется. Подметаю лестничную площадку, а сам спускается сверху. Может быть, он живет на третьем или четвертом этаже?

— Что-то не верится. Ведь та женщина определенно звонила из дому. Если они живут тут же над нами, то зачем было звонить? Просто пришла бы сюда, и дело с концом. Вдобавок еще тридцать минут... Как ни мешкай, а больше трех минут это бы не заняло.

— И все-таки есть в этом что-то неладное, вот как хочешь.

— А ты не обозналась?

— Уж очень он приметно разговаривает. У него при разговоре все лицо ходуном ходит».

— Как, ты с ним даже разговаривала?

— Всего один раз. Он поздоровался со мной, завел разговор о страховании, а потом попрощался». Вообще этот разговор насчет страхования тоже был какой-то странный. Такой странный, что я запомнила... Будто бы его компания решила учредить страховку на случаи помешательства, и вот он производит опрос населения, как эту страховку лучше назвать. Предлагаются будто бы два названия: страхование сумасшествия и страхование здравомыслия. Вот вам, говорит, какое из этих двух названий больше нравится?

— Действительно странно.» даже если это не он, есть между ними что-то общее, это несомненно.

— Какой голос был у его жены по телефону? У тебя не создалось впечатленье, что говорят откуда-то неподалеку? Помех было немного?»

— Ну, знаешь, этого я уже не помню». Погоди-ка, раз уж на то пошло». Из его визитной карточки вырезан адрес». Если, как ты говоришь, он живет этажом или двумя выше, тогда все понятно!