– Мы – Амнион, – как ни в чем не бывало ответил Вестабул, – и должны действовать. Бездействие сейчас наиболее опасно… А что касается Сознания-Унии, то к нему не применимы термины «одобряет» или «не одобряет». – В упор посмотрев на Сорас, Вестабул продолжал: – Вы должны действовать. Я повторять не буду. Вам предписано приблизиться к «Штилю» с заданной скоростью и заданным курсом.

Ни один обертон голоса амнионца не выразил угрозы. Тем не менее Сорас увидела ее в глазах Вестабула. Шла проверка ее, Сорас, преданности, ее желания подчинять свою волю воле Амниона. С тех пор как Чатлейн попала под его власть, ее тело и душа принадлежали ему.

Где-то в глубине ее сознания царила темнота, неподвластная никакому анализу.

– Выполняй, – в отчаянии приказала Сорас рулевому. – Курс и скорость согласно указаниям «Штиля».

В следующее мгновение она услышала приглушенный рев двигателей и почувствовала, как корабль начал ускоряться. Живот скрутило, но затем спазм отступил.

– Оператор наведения, – продолжала Сорас, развернувшись вместе с пультом так, чтобы не видеть амнионов. – Тебе предоставляется возможность проделывать со своей системой все, что заблагорассудится.

– Да, командир, – не поднимая головы от своего пульта, сдавленным голосом ответил оператор наведения.

– Данные локатора?

– Подтверждения их данных нет, – доложила локаторщик, словно сама участвовала в разговоре командира корабля с амнионами. – Мне все еще не удалось добиться четкой работы приборов, но мы в состоянии проверить все характеристики, полученные «Штилем», кроме одной: я не вижу никаких следов входа «Трубы» в гиперпространство.

Сорас пропустила эти слова мимо ушей. Она знала: амнионский локатор лучше, чем на ее корабле. Если «Штиль» зафиксировал следы работы тахионного двигателя, значит, так оно и есть. Однако Сорас еще не закончила разговор с Вестабулом и Тэвернером. Да, она подчинится, но пусть они только попробуют не раскрыть ей правду.

– Слушай меня внимательно, – сквозь зубы обратилась она к Тэвернеру. Еще совсем недавно он был человеком и должен был кое-что помнить. – Тебе легко сказать «бездействие сейчас наиболее опасно». Мне же приходится отдуваться. Поэтому я хочу знать, что поставлено на карту. Я – человек. На борту моего корабля люди. Мы отправляемся в ближний космос. Но в ближнем космосе другие правила игры. Там мне придется решать, как действовать. Я не смогу принять правильное решение, если не буду знать, что поставлено на карту.

На лице Тэвернера появилось что-то наподобие улыбки. Впечатление от нее портило зияющее отверстие вместо рта.

– Вам нет необходимости знать то, о чем вы просите, – ответил он. – Я буду вас сопровождать. Во время погони все свои решения вы будете согласовывать со мной.

– Если бы все было так просто, – едва сдержавшись, чтобы не закричать, возразила она. – Ты – не человек. Ты потерял способность мыслить и действовать, как человек. В ближнем космосе, чтобы в чем-то разобраться, не мне, а тебе понадобится помощь.

Выслушав собеседницу, Тэвернер повернул голову к Вестабулу. При этом никакого заметного обмена информацией между ними не произошло, если не считать того, что Вестабул подмигнул Тэвернеру. Однако когда Тэвернер вновь повернулся к Сорас, очевидно, он был готов отвечать.

– Очень хорошо. Я объясню. Амнион, захватив «Трубу» в плен, многое приобретет, но и многое потеряет, если ее упустит.

– Я догадалась, – мрачно пробормотала Сорас. Тэвернер был невозмутим.

– Когда я сказал «приобретет», я имел в виду Морн и Дэйвис Хайленд, – продолжал он. – Наша заинтересованность в Морн объясняется просто: она – офицер Департамента полиции. Схватив ее, мы завладеем всеми ее знаниями. Таким образом, она имеет для нас важное, но все-таки не определяющее значение… Кроме того, она является человеческой женской особью. Мы спрашиваем себя: что получится, если скрестить ее с амнионской мужской особью, например со мной? Ответ на этот вопрос также имеет для нас важное, но опять же не определяющее значение… Поистине определяющее значение для нас, – продолжал Тэвернер, словно рассуждая на абстрактную тему, – представляет отпрыск Морн. Техника, которую вы называете «принудительным развитием» и «трансплантацией сознания», достаточно широко распространена среди амнионов. Практика соединения человеческого генетического материала в одно Сознание-Унию с амнионским материалом также достаточно широко распространена. В вашем языке нет достаточно подходящего термина, описывающего этот процесс; слово же «мутация» не отображает его сущности. Благодаря последним исследованиям мы научились воздействовать на человеческий генетический материал с минимальными изменениями внешнего вида подопытной особи. И все же эти изменения еще слишком велики, чтобы новоиспеченного амниона нельзя было отличить от человека. Причина заключается в следующем: с помощью генетических манипуляций нельзя воспроизвести образ мыслей, эмоции или поведение – все то, что называется «быть человеком». Отсюда и следует важность трансплантации сознания, а вместе с ней и Дэйвиса Хайленда.

Сорас внимательно слушала и в то же время старалась не слышать слов Тэвернера. Она так давно потеряла связь с человечеством, что едва ли могла испытывать беспокойство или озабоченность по поводу его судьбы. И все же смысл сказанного Тэвернером заставлял ее ожесточенное сердце сжиматься, словно от холода.

– Для того чтобы один из нас сошел за человека, – продолжал Тэвернер, – необходимо обладать человеческим сознанием. Между амнионами трансплантация сознания происходит без каких бы то ни было трудностей. Когда трансплантация сознания осуществляется от человеческого донора к человеческому реципиенту, успех операции имеет половинчатый характер: мы теряем донора. Он попросту умирает от страха. Когда же трансплантация сознания осуществляется от человеческого донора к амнионскому реципиенту, погибают и тот и другой. Смертельный страх донора передается генетически несовместимому реципиенту. Мы изучаем проблему, но прогресса пока нет… Однако успешная трансплантация сознания Дэйвису Хай-ленду от его матери показывает, что подобные операции могут эффективно осуществляться и с использованием человеческого генетического материала. Но если человеческая женская особь-донор, которой вживили зонный имплантат, смогла выдержать операцию по трансплантации сознания своему сыну без потери психофизической адекватности, значит, такая же операция может быть проведена и с участием амнионца-реципиента… И тогда у нас будут амнионцы, умеющие мыслить и действовать, как люди. А обладая человеческим обликом, они будут неотличимы от людей. Затем мы сможем наводнить ближний космос амнионцами, и вскоре той жизни, начало которой положила Земля, наступит конец… Таким образом, пленение Дэйвиса Хайленда нам представляется крайне важным. Изучение его физического тела и деятельности мозга снабдит нас необходимой информацией. Кроме того, он обладает интеллектом офицера Департамента полиции, и это важно для нас.

Сорас казалось, что она вот-вот лишится сознания. Ведь Тэвернер говорит ни о чем другом, как о генетических кадзе, – неуловимых террористах, беспрепятственно распространяющих мутагены, где и когда угодно…

– Итак, я уже сказал, – как ни в чем не бывало продолжал Тэвернер, – Амнион многое потеряет, если упустит «Трубу». А потери составят киборг Энгус Термопайл и капитан Ник Саккорсо. Уничтожив «Купюру», киборг нанес большой урон Амниону, поэтому он не должен вернуться в ближний космос победителем. Мы должны продемонстрировать: враждебные действия против нас не проходят даром. Это обстоятельство имеет важное, но не решающее значение. Кроме того, у нас есть причины подозревать, что киборг не закончил свои злодеяния и поэтому тоже должен быть остановлен. И наконец, мы хотим изучить его. Все эти соображения также имеют важное, но не решающее значение… Решающее же значение имеет Ник Саккорсо. Он располагает вакциной, делающей его невосприимчивым к нашим мутагенам. Даже если бы у нас не было оснований полагать, что к вакцине имеет отношение Департамент полиции, само ее появление уже является большой угрозой нашим планам. Мы ни в коем случае не можем позволить ему распространить эту вакцину в ближнем космосе, иначе наше поражение в противоборстве с людьми неизбежно. Их технологические ресурсы значительнее наших, а производство менее затратное, как в отношении времени, так и в отношении финансов… Но я еще не сказал о главной опасности, которую представляет капитан Саккорсо. Каким-то образом, – каким, мы до сих пор не можем понять, – он узнал о разработке нового типа тахионного двигателя, способного сообщать судну околосветовую скорость. Если наши корабли смогут развивать такую скорость, шансы выиграть войну с человечеством у нас сильно возрастут.