Финансовый туман, прочно застилающий сознание русского писателя, порождает зато причудливые химеры. Он производит их из чахлых пригородных осин, приевшихся обыденностью в прозрачной жизни.

Затронув тему читателей, отмечаем попутно, что читателю скучно читать про счастливую семейную жизнь. Читателю только тогда весело про нее читать, когда брезжит супружеская измена.

Любить безгрешно, искренне и стойко -

Какой пустяк для женщины, не так ли?

Сюжет исполнен жизни, если только

Под высочайшим замыслом спектакля -

В финале блуд, злодейство и попойка.

Чем чище страсть – тем выше неустойка.

Так написал незаслуженно позабытый поэт Анджей Добрынин, белоцерковский мещанин, проводив глазами карету с молодой вдовой коронного гетмана – Александрой Васильевной Браницкой.

Скоро и мы отдадим должное этому невинному свойству читательской души.

– Больно много чести, – сказал Куракин, проводив Джулио по ступеням Зимнего дворца и снова поднявшись наверх к императрице, в голубую гостиную.

"Говорить? Не говорить?" – Екатерина смерила вице-канцлера взглядом. Она сидела на краю оттоманки, упершись руками в края. Куракин был хитрый лис и хороший тактик. Но говорить с тактиком о стратегии – только с толку сбивать. Стратег у ней один, но он сейчас в Очакове.

После разговора с Потемкиным царица поняла: в мальтийской интриге союзника у нее не будет. Потемкин сделал вид, что понял замысел. Но Мальта ему неинтересна. А значит, инициативы не жди. А значит, нет уверенности, что правильно придумала. Снова тащить воз одной…

– Литта станет зондировать про Острог, – начал Куракин, склоняясь к царице. – А им формально управляет вдова Браницкая. Правда, по закону…

– Скажи, что я готова, – быстро ответила Екатерина.

Куракин вскинул брови и уставился на царицу водянистыми глазами.

– Триста тысяч годового дохода, – прошептал князь.

– А сколько стоит флотская база в Средиземном море?

– Слушаю-с. – Куракин наклонил голову. – Но только…

"Браницкая ведь племянница Потемкина", – хотел сказать маркиз.

– Но только у Мальты – нейтралитет12, – сказал он.

– Не только, – вздохнула царица, глядя в наборный мраморный пол. – Никогда папа не позволит ордену принять на Мальте наш флот. У папы только одна армия: Орден госпитальеров мальтийских. Как же отдать армию чужим, да еще православным? Что же делать, – Екатерина вдруг весело подняла голову, – когда мне нужна Мальта?

Куракин склонился еще ниже, так, что Екатерине стали видны крупные катышки пудры в париковом темени вице-канцлера.

– Мне нужно, чтобы орден сделал решительный шаг к сближению, – сказала царица, вставая с оттоманки. – Сам сделал, маркиз, сам. И притом такой шаг, чтобы я могла доказать: Орден госпитальеров заискивает перед православным двором. Вы меня понимаете?

Такие вещи Куракин понимал с лету.

– Доказать? – на всякий случай переспросил он.

– Шешковский будет уведомлен об мальтийском деле, – усмехнулась Екатерина и стала прохаживаться по комнате. – Располагайте Тайной канцелярией, но чтобы доказательства были у меня на руках, – решительно сказала Екатерина. – За коалицию с Мальтой я готова буду отдать Острог… после нового раздела Польши. Но только они сами должны предложить мне сделку. Не я им, а они мне. Коалиция, маркиз.

Куракин выпрямился и посмотрел по сторонам. Стена против входа в комнату была теперь раздвинута, и из зимнего сада, примыкавшего к гостиной, лился яркий зеленоватый свет. Весеннее питерское солнце, вдруг пробившись сквозь скучную утреннюю дымку, заиграло на стеклах оранжереи, на зелени виноградных лоз, и из сумрака гостиной, обшитой голубым шелком, зимний сад казался окном в нереальный, чудесный мир, где сбываются любые желания.

– Во Франции назревают события, ваше величество, – сказал Куракин. – Орден уже год не получает респонсий с французских поместий. Но пока получает с итальянских…

– Как не помешал бы итальянский поход какого-нибудь сумасшедшего французского генерала из этих… из новых! – мечтательно перебила Екатерина. – Мы бы убили двух зайцев: поставили бы Австрию на колени за помощь их итальянским княжествам и заодно лишили бы орден последних денег. Ордену останется – один Острог. И тогда…

– Но папа, – тихо сказал Куракин, искусно повторяя мысль императрицы. – Папа никогда…

– У них скоро не будет папы! – отрезала Екатерина.

Водянистые голубые глаза Куракина округлились.

– Орден станет действовать в два этапа, – увлеченно продолжала Екатерина. – Постараются через этого рыцаря вырвать Острог, отделавшись обещаниями о коалиции. Ничего не подпишут и станут выжидать. А на втором этапе… При дурном обороте событий в Европе, коли останутся совсем без друзей, напомнят нам об обещании…

– Они уже без друзей, – уточнил Куракин.

– Пока папа за них – не скажи… – Императрица вдохновилась собственной речью и живо напомнила Куракину Екатерину двадцатилетней давности. – Но только зачем же мы станем ждать?

– Зачем? – подхватил Куракин, нисколько не увлеченный сказками императрицы, зато глядящий на нее во все глаза. – Зачем отдавать инициативу?

– А для этого, – продолжала царица, блестя глазами, – для этого мы должны уже на первом этапе скомпрометировать орден в глазах римского престола…

Куракин кивнул и посмотрел в сторону выхода. Ему вдруг стало даже немного жаль этого неуклюжего рыцаря, который решил, что блестяще провел первую встречу с русскими. "Щенок! Вольтеры ему не понравились!" – тут же сам себя одернул маркиз.

– А пока суд да дело, – вдохновенно продолжала царица, – посеять смуту на Мальте изнутри, среди местных, чтобы орден… – Екатерина вдруг спохватилась. Она залетела в области, лежащие за пределами компетенции брильянтового маркиза.

Царица смерила взглядом склонившегося Куракина.

– Впрочем, вы получите инструкции своевременно, – сказала она. – Идите, маркиз.

Спускаясь по лестнице, Куракин вдруг заметил, что не чует ступеней. Словно ненароком заразился летучей энергией императрицы. "Вот послал Бог России бабу!" – думал он.

"Все чушь, – в отчаянии думала между тем царица, глядя вслед маркизу. – Православного русского принца – магистром католического ордена… На словах это у меня с Гришей красиво вышло: и Павлушу из России убрать, и базу морскую получить, и мальтийских рыцарей в друзья записать. Только как все это исполнить?" – Екатерина вернулась на место, села и сложила руки под грудью, как кормящая мать.

Граф Дмитрий Михайлович Волконский был покинут нами в разгаре обустройства на новом месте в компании деревенских близнецов Петра и Фомы, отобранных, как мы помним, с особой тщательностью из всей команды фрегата.

Вместо того чтобы поселить их в сыром первом этаже, в помещении для прислуги, Волконский отвел близнецам каждому по спальне рядом со своею.

– Дмитрий Михалыч, – кричал со второго этажа близнец, – quel admirable!*

– А ты который? – отзывался из садика посол, с уважением обходя по кругу пальму.

– Je suis Thomas!** – назывался Фома.

Кроме французского, близнецы свободно владели итальянским, немецким и латынью.

– Петро, хвост за вами будет непременно, – сказал Волконский за завтраком. – Две недели – никаких движений. В лавку, в кабак – и домой.

– Обучены, Митрий Михалыч! – весело отозвался Фома.

– Мостовую чаще перед домом мети. Мальтийки видел, что вытворяют? Скребут по пять раз в день, как будто голой задницей по ней кататься! Вы, кстати, откуда ее выкопали? – он показал глазами на кухарку Фиону.

– Верное дело, Дмитрий Михалыч! Нешто нас не учили! – снова вклинился Фома.

– А отчего такая страшная?

Фиона, словно почувствовав, что говорят о ней, обернулась и радостно улыбнулась хозяевам.

– Ну и рожа! – сказал Волконский.