– Не буду, Карл.

«Тупой как дуб», – подумал Карл, заглянув в интеллектуальную пустыню, простиравшуюся в голове Майрона.

Конечно, было не совсем справедливо говорить Майрону о его поведении, когда сам Карл чуть не сорвал весь их план.

Хотя, с другой стороны, он всего лишь пытался защитить себя от избиения. Но если что-то подобное повторится, он больше не будет драться.

После того как этот ниггер напал на него, Карл прямо-таки обезумел от ярости. Чтобы отправить его в изолятор и привязать к кровати, потребовались усилия четырех человек. Но даже тогда он попытался укусить за руку санитара. Поскольку Карл получил травму черепа, а характер ее был пока неясен, успокоительных ему не давали.

Не обращая внимания на ужасную головную боль, он бушевал остаток дня и всю бесконечную ночь. Он завывал, словно баньши,[1] проклиная бога, дьявола и гнусных ниггеров, которые лишили его единственного шанса на побег.

Он должен был лежать там, в грязи, и пусть этот тяжелоатлет избивал бы его до тех пор, пока не появились бы вертухаи. За столь короткое время он не успел бы его серьезно покалечить.

Врачи определили у Карла легкое сотрясение мозга. Несколько раз его рвало. Перед глазами немного кружилось, но к вечеру следующего дня зрение совершенно восстановилось.

Голова сначала болела так сильно, что не помогали никакие лекарства, но в конце концов боль прошла сама по себе. Болели почки, но док сказал, что с ними будет все в порядке.

В общем, несколько дней пришлось помучиться. Ну да это и к лучшему, потому что так надзиратель сразу понял, что пострадавшим был именно Карл, а негра он ударил по яйцам только в целях самообороны.

Покидая изолятор, Карл испытывал огромное удовольствие.

Он-то был уже вполне здоров, а у ниггера яйца по-прежнему оставались распухшими, что вызывало неописуемое веселье у всех обитателей изолятора. В хрен у него была вставлена трубочка, чтобы можно было мочиться (это также давало повод для постоянных насмешек), а при каждом движении он плакал как ребенок. Так что в итоге все обошлось как нельзя лучше. Док объявил, что Карл может работать в дорожной бригаде, так что и с этой стороны ему теперь ничто не грозило.

После того как Карл покинул изолятор, он старался не общаться ни с кем из заключенных, кроме Майрона. Он не вступал в разговоры, не говоря уже о том, чтобы ссориться с кем-нибудь – особенно с черными. Карлу ужасно хотелось убить кого-нибудь из них, чтобы отплатить за все, что ниггеры ему сделали за эти годы, но положа руку на сердце овчинка выделки не стоила. Возможно, вид льющейся крови и доставит ему кратковременное удовольствие, но тогда он больше не увидит солнечного света. А Карлу очень хотелось посмотреть, как светит солнце в Мексике, и вкусить все экзотические прелести, которыми славится эта страна. Но сначала надо выбраться отсюда. Сегодня в списке появились его с Майроном фамилии. Все произойдет завтра. Он ждал этого дня. Через несколько часов он будет свободным человеком – если все пойдет так, как он запланировал. А ведь многое может пойти наперекосяк. Вот почему Карл так нервничал, что за ужином чуть не подавился.

Однако он все же доел свой ужин, чтобы не привлекать внимания надзирателей.

– Майрон, сегодня, перед тем как ты пойдешь спать, постарайся хорошенько вспомнить наш план.

Майрон отправил в рот очередную порцию кислой капусты.

– Какой план, Карл?

– О господи! – пробормотал Карл. Этот тип совершенно безнадежен. Сколько раз они уже говорили о побеге – не сосчитать! Если этот идиот его подведет, Карл убьет его голыми руками. – Ладно, не обращай внимания, Майрон, – тяжело вздохнув, сказал Карл. – Просто завтра липни ко мне, как мухи липнут к дерьму, ладно?

– Ладно, Карл.

– Когда я тебе скажу что-то сделать, ты это сделаешь, понял?

– Понял.

– Без всяких разговоров – просто сделаешь, и все, понял?

– Понял.

Сунь свой хрен в мясорубку, Майрон! – Хорошо, Карл.

Вконец расстроенный, Карл напомнил себе, что именно такое слепое подчинение ему и требуется. Он здесь главный. Он умный, проницательный, с приятной внешностью, производящей хорошее впечатление на женщин. В такого рода операции босс может быть только один. Ну и мулы тоже нужны.

Даже хорошо, что Майрон такой тупой и послушный.

Ведь когда Карл велит ему что-то сделать – скажем, перерезать глотку ублюдку-охраннику, – Майрон это сделает.

Судя по тому, что Майрон рассказывал – без каких бы то ни было признаков раскаяния – о своем детстве, в юности он был настоящим маньяком. Прежде чем власти успели его поймать и отправить на психиатрическую экспертизу, он перебил в округе массу домашних зверюшек и мелкой живности. Члены его семьи забросали властей штата петициями, и Майрона освободили из психушки, о чем впоследствии его родственники сожалели до конца своей жизни – который, впрочем, наступил очень скоро.

О том, как он их убивал, Майрон говорил совершенно спокойно:

– Бабушкина голова дернулась, и парик с нее слетел. Он упал прямо в кастрюлю.

Эту часть истории Майрон излагал с особенным удовольствием, поскольку бабушка, завивая парик, имела привычку надевать его на голову Майрону. Вся семья истерически хохотала, глядя на высокого неуклюжего Майрона в бабушкином парике, завитом розовыми бигуди.

Когда же его отец напивался, то голова Майрона использовалась также в качестве боксерской груши. Один подобный эпизод и послужил, видимо, причиной его умственной отсталости: любящий папаша несколько раз ударил двухлетнего сына головой о батарею центрального отопления.

Стояло лето, и батарея была холодной, но результат все равно оказался плачевным.

С этого дня Майрон постоянно подвергался словесным и физическим оскорблениям. В школе его нещадно третировали хулиганы. Но больше всего над ним издевалась, находя это очень забавным, его собственная семья – папа, мама, сестра и бабушка.

Им всем, однако, стало не до смеха, когда в один прекрасный день Майрон вышел к ужину с дробовиком в одной руке и с топориком в другой.

Он превратил своих родственников в сплошное кровавое месиво. Странно, что при таких обстоятельствах его не признали психически неполноценным и не отправили в психиатрическую больницу. Скорее всего, прокурор аргументировал это тем, что если отправить Майрона не в строго охраняемую тюрьму, а в больницу, то какой-нибудь сердобольный врач когда-нибудь объявит его «излечившимся» и выпустит на свободу – прямо к ничего не подозревающей публике. А Майрон убивал, не раздумывая. Жуков, животных, людей – кого угодно. Более того, Карл не раз наблюдал, как Майрон часами мучит несчастных созданий, перед тем как их убить.

Да, Майрон был ему нужен. При этом, пожалуй, он эксплуатировал Майрона не менее безжалостно, чем школьные хулиганы, но Карл старался об этом не думать.

Почувствовав внезапный приступ симпатии к человеку, который явно его боготворит, Карл перегнулся через стол и улыбнулся своему сообщнику:

– Я тебе говорил, что сделаю, когда выйду отсюда, Майрон?

– Найдешь себе какую-нибудь сладкую мексиканскую письку.

Карл засмеялся:

– Это ты запомнил, Майрон.

– Ага, это я запомнил, – с набитым ртом проговорил тот.

– А что еще? – спросил Карл. – Что еще я собираюсь сделать?

Майрон с усилием проглотил пищу.

– Убить тех гадов, которые засадили тебя в тюрьму.

Джек Сойер вылез из кабины своего пикапа.

– Чем-нибудь помочь?

Шаркая ногами по гравию, он вздымал легкие облачка пыли, которая садилась на щегольские ботинки из змеиной кожи, десять лет назад сделанные вручную одним мексиканским седельщиком. Старик был большим любителем текилы, так что левый ботинок Джека оказался чуточку длиннее правого. Джек потом так и не стал обращаться к сапожнику, а нога со временем привыкла к этому маленькому неудобству.

Мальчик, к которому он обращался, смотрел на Джека с нескрываемым любопытством. На вид ребенку было лет пять. Пытаясь привлечь внимание матери, он толкнул ее в бедро, но она никак на это не отреагировала и продолжала возиться с двигателем машины.