- Ну, скажешь, ну и что? Карналь - академик, а ты кто? Дезертир. Сбежал, бросил наше дело, теперь стоишь в стороне, потираешь руки. А мы вкалываем! Вот я уже бригадир наладчиков, золотые руки и так далее, а ты? И все потому, что ты зануда, а я нормальный парень из тех парней, которые "От Москвы до самых до окраин". Со мною хорошо и начальству, и простым работягам. А с тобою неуютно. Ты всех пугаешь. Ты страшный трудолюб, как трактор "Кировец" или шагающий экскаватор. При тебе нельзя выругаться, поговорить о девочках, о футболе, покурить, дернуть водочки. Ты мог бы устраивать выставки своих так называемых достоинств... Скажи, ты ведь и не куришь?

- Не курю.

- И не дергаешь водочку?

Юрий подбежал к серванту, вынул рюмки, передумал, поставил их назад, нашел скатерть, умело накрыл ею стол, потом расставил рюмки, сбегал на кухню, принес из холодильника бутылку "Столичной".

- Видел? С медалями... Да ты ведь все равно не пьешь!

- Почему же? - удивился Иван. - Но в норме.

- А кто же может установить норму? - снова придрался к нему Юрий. Указом не установишь. Дело индивидуальное. Ну, бери! Для аппетита. Пока там наши передовые женщины...

Они выпили без закуски, посмотрели друг на друга, усмехнулись. Совинский, вплотную приблизив свое лицо к лицу Юрия, спросил:

- Ты вот мог бы мне сказать - какая самая главная задача на все времена?

- Задача? - Юрий опрокинул еще рюмку, вытер губы. - Ну... А я что тебе? Академия наук? Человек человеку друг, товарищ и...

Совинский, словно бы неожиданно перейдя на шутливый тон Юрия, поучительно произнес:

- Главной задачей всегда было: найти козла отпущения. В эпоху промышленных революций это звучало так: найти стрелочника. Вот мы и до сих пор ищем стрелочников, а сами... Подумать только: вычислительные машины без Знака качества! Совместимость с прогрессом только внешняя, а в действительности...

Он взглянул на Юрия так, будто впервые его увидел, и неожиданно спросил:

- Ты скажи: Людмилу... любишь?

Юрий попятился. Переход от проблем качества к Людмиле ошеломил даже его.

- То есть какую такую Людмилу? Так называемую мою жену?

- Я серьезно, - сказал Иван.

- Но ведь... у тебя невеста. Анастасия...

- Я спрашиваю, - не отступался Совинский.

Юрий заметался по комнате, выглянул на балкон, побежал в коридор, хотел даже прорваться к женщинам, но его не впустили, он попробовал перейти в наступление.

- Что? Вечер вопросов и ответов? Ну, люблю! А почему бы нет? Она меня тоже... Взаимопонимание, как между великими державами... А эта твоя Анастасия - знаешь? - если бы я ее встретил до нашей с Люкой эры, я бы... Но тогда манекенщицы не были в такой моде. Точнее: недосягаемы были. Но ты же деятель! Такое чудо природы оттяпал! Это же машина красоты!

Совинский одними глазами показал Юрию за спину. Тот оглянулся. На пороге стояла Анастасия.

Анастасия не хотела показывать, что услышала слова Юрия. Она появилась в каком-то странном одеянии, скомбинированном из собственной зеленой юбки и Людмилиной желтой блузки, прошлась по комнате, крутанулась, присела, гордо выпрямилась, щедро одарила обоих белозубой улыбкой, спросила легкомысленно:

- Как вы на это посмотрите, мужчины?

Совинский точно сразу забыл про спор, изо всех сил напускал на себя улыбчивость, ему захотелось провозглашать какие-то веселые сентенции, он даже позавидовал в этот миг Юрию, его непринужденности, легкости, его словоизлияниям.

- Иногда мне кажется, что женщины примеряют на себя не платья, а целый свет, - сказал он.

Он говорил, когда Людмилы еще не было в комнате, но вышло так, что услышала и она, вбежала к ним тоже в скомбинированном, видимо, Анастасией, одеянии - легкая, летящая, красивая.

- Потому что женщине мало даже целого мира! - воскликнула она.

- В таком случае она должна создавать для себя нечто совсем новое, сказал Иван.

Тут уж не вытерпел Юрий. И так молчал, дал возможность Совинскому завладеть вниманием женщин. Немедленно на штурм! Отвоевать, отбить, закрепиться на достигнутых позициях.

- Женщина и "создавать"? - закричал он. - Граждане, спасите меня! Женщины только и умеют, что разрушать! Это самая взрывчатая сила человечества! Почему когда-то запрещалось пускать женщину на корабль? Корабли тонули, как только женщина оказывалась на борту. Все войны разражались из-за женщин. А теперь? Вам нужны факты? Пожалуйста. Чтобы создавать новое, нужно что? Нужно есть, питаться, набираться сил. А Люка? Она до сих пор не покормила ни гостей, ни меня, передового труженика и творца новой техники, а заодно и НТР!

- Ты давно бы уже вместо своих разговорчиков мог раздвинуть стол, а заодно и стенку, - бросила ему Людмила. - Духовку я уже выключила, все готово. А ты накрыл стол скатертью, не раздвинув? Разве мы поместимся?

Юрий послушно взялся за дело, но и тут не смог смолчать, ворчал:

- Все мало! "Раздвинь стол, а заодно и стенку!" Между прочим, Анастасия, забыл вам сказать: наша квартира раздвижная. Специально спроектирована. Из трех комнат мы в пять минут можем сделать одну большую. Зал. Танцкласс. Место для собраний и демонстраций.

Звонок прозвучал как бы напоминанием о том, что они не навсегда заперты в тесном пространстве пусть и раздвижной квартиры. Кто-то еще рвался к ним, хотел примкнуть к их обществу, нарушить его однообразие, спасти от неминуемой скуки, которая часто угрожает сбитым в кучу людям, особенно же когда между ними существуют хотя бы намеки на прошлые счеты.

Людмила побежала открывать. Это снова явился сосед-танцор, на этот раз в новом костюме, белой сорочке, ярком галстуке.

- Здрасте, - поклонился он сценическим поклоном, - я слышу звуки...

- Кстати, у нас звуконепроницаемые стены, - напомнил ему Юрий.

Сосед мгновенно выкрутился:

- Я хотел сказать: догадываюсь про звуки!

- Моя школа! - похлопал его по плечу Юрий. - Прошу знакомиться. Это наш так называемый "замечательный сосед", - пояснил он. - А ну, "замечательный", подсоби!

Они мигом раздвинули стенку, комната сразу стала шире, просторнее. Совинский даже плечи распрямил, Анастасия прошлась взад-вперед.

- Прекрасно! - похвалила она неведомо кого, а может, просто хотела определить свое внутреннее состояние.

- Между прочим, - сказал сосед, - вы могли бы присоединить к своей еще и мою квартиру. Постройте мне однокомнатную в кооперативе, а себе забирайте мою. Раздвинете стену, выйдет прямо Дворец спорта.

- Твоя стенка капитальная. Не раздвигается, - показывая через плечо большим пальцем на дверь, сказал Юрий. - Ты что, спички принес? Давай и катись потихоньку.

Сосед не выказывал особого желания исчезнуть так быстро.

- Да у меня есть знакомые хлопцы, они за пару поллитровок что хочешь раздвинут, - горячо заверил он Юрия.

Тот упорно подталкивал соседа к двери. Видно, это уже было привычным, так как сосед не очень и упирался, особенно же когда увидел, что стол еще и не накрыт, зацепиться, собственно, пока не за что...

- Предложение не принимается, - выталкивая его, бормотал Юрий. - Пить еще рано. Топай, друг, топай!

- Ну, кибернетики! - без злости воскликнул сосед. - А в зоопарке, слышали, бегемот утонул?

- Не в "Экстре", не в "Экстре", - закрывая за ним дверь, промолвил Юрий, но только щелкнул замок, как снова кто-то зазвонил. Юрий еще стоял у двери, отворять не спешил да и попросту не хотел. Ведь звонить мог только сосед. Еще скажет, что в зоопарке обезьяны обгорели; сторожиха уснула, а в вольере что-то загорелось, обезьяны обгорели. Теперь что? Будут судить сторожиху или нет? Заставят ее возместить стоимость обгоревших обезьян из восьмидесятирублевой зарплаты или обойдется? Юрий знал репертуар соседа наизусть и даже хотел изложить своим гостям, но ему не дали и рта раскрыть, так как звонок прозвучал снова, настырный, даже какой-то рассерженный. Юрий приоткрыл дверь, не снимая цепочки, приготовился произнести свою особенно ехидную остроту в адрес соседа, но не произнес ничего, растерянно потоптался у двери, спросил почти несмело: