Полуживого Гардана отнесли в темное помещение для матросов и уложили на подстилку. Петька раздел друга догола, растер все тело тряпкой и укрыл двумя одеялами. Синяки и кровоподтеки на спине смазал мазью, которую сунул ему в руку Эрик.

Поскольку судно стояло на рейде со спущенными парусами, Петьке пока разрешили остаться с Гарданом. Боцман поглядывал на него такими свирепыми глазами, что у Петьки мороз по спине пробегал от этих взглядов.

Гардан открыл глаза, и невольный стон вырвался из его стиснутых губ. Петька прильнул к нему, обнял и зашептал на ухо:

– Гарданка, дорогой, потерпи малость. Крепись, я тоже с трудом выдюжил. Вчера сам чуть Богу душу не отдал, да спасибо Эрику, он меня от Рыжего Коршуна защитил. Вот и мази дал, я уже и смазал твою спину. Водички дать, а?

Гардан кивнул, и Петька поплелся к бачку.

Петька подождал, пока Гардан напьется, успокоится, и они погрузились в разговоры о наболевшем.

– Думал, что конец мне, – шептал Гардан, с трудом ворочая языком. – Все бы ничего, да холод меня скрутил. Теперь заболею, кто лечить станет?

– Авось пронесет, Гарданка. Помолись своему Аллаху, а я своему Богу. Хорошо, что стоим в гавани, работы мало, а то бы и мне конец пришел.

– А где мы сейчас?

– А кто его знает. Название такое, что и не выговоришь. Да оно нам и ни к чему. Что нам до того города? Сбежать и то не сможем – сил нет ни у тебя, ни у меня. Будем уповать на Господа, он милосерден, не оставит в беде.

– Лишь это нам и остается, Петька.

– Погоди, а чего это ты так набросился на Ганса Коротышку с мольбами о милости?

– Тут я и сам не ведаю. Посмотрел я на него, и мне вдруг показалось, что я понимаю его мысли. А он думал обо мне хорошо, не злился, а лишь потешался вроде. Другие прямо готовы были меня проглотить, а Ганс Коротышка – нет, и Эрик тоже. Вот я и перестал гордыню свою тешить.

– Жить захотелось, ведь правда?

– А то нет! Так мучиться и смерть принять после такого? Испугался я сильно. Стой! А в первую ночь мне снилось, что голоса мне нашептывали, вроде и не на ухо, а так просто, непонятно как, что я смогу видеть, как люди мыслят. Вот только сейчас и вспомнил. Да так ясно, Петька. Вот чудеса-то?! Может такое быть, а?

– Наверное, это ангелы с тобой беседовали? Они все могут.

– Может, оно и так, однако все получилось, как загадывали голоса. Чудно!

– А как же ты понимаешь мысли других?

– Кто его знает. Гляжу на человека и понимаю, что он думает, вот и все. А как это случается – не пойму и сам.

Беседа вскоре утомила друзей, и они незаметно заснули, обнявшись и согревая друг друга. И снов они не видели.

Два дня стояло судно в гавани Фальстербу. За это время ребята немного оклемались, особенно Петька. Теперь он свободно мог выполнять любую работу, хотя и уставал сильно, а Гардан еще отлеживался, ненадолго выходя на палубу подышать свежим воздухом.

Весна подходила к концу. Впереди лето, и это радовало друзей. Уж больно надоели холода и промозглость неласковой Балтики.

К вечеру второго дня снялись с якоря и взяли курс на юг. Ребята не знали, куда они плывут, да и мало этим интересовались. Им было пока все равно.

Утром третьего дня вошли в узкий залив, в который впадала река в низменных берегах. Ветер был слабым, судно тащилось едва заметно. И лишь в сумерках длинного вечера показались шпили большого города и причалы порта. Очень медленно корабль пришвартовался к причалу, паруса были скатаны и увязаны. Плавание закончилось.

Ребята с интересом всматривались в неясные очертания города. Такого они еще не видели. Дома громоздились сплошной чередой, все с островерхими кровлями, крытыми черепицей. Острые шпили соборов пронзали вечернее небо, четко вырисовываясь на бледно-розовом фоне. Издали донесся удар башенных часов. Тишину вечера нарушали лишь крики грузчиков и возчиков, тарахтение кованых колес по булыжной мостовой да пьяные песни подгулявших матросов.

Два дня спустя, после того как судно было разгружено и товары развезены, к ребятам подошел Эрик. Он эти два дня отсутствовал, и друзья немало удивились, увидев его на борту.

– Здравы будьте, парни! – приветствовал их Эрик. – Что, на берег вас не пускают?

– Ага, – ответил Петька, рассматривая новое платье Эрика.

– Не тужите, ребята. Я устроил ваше дело.

– А что за дело-то, герр Эрик? – вмешался Гардан.

– Как же, вас ведь силком на судно затащили, вот я и решил, что негоже оставлять хороших людей на произвол судьбы в чужих краях. Куда вы тут денетесь? Неужто воровать пойдете?

– Да разве ж мы осмелимся, герр Эрик! – возмутился Петька.

– Голод до всего доведет, ребята. А там и тюрьма да виселица. Такое вас устраивает? Мыслю, что нет.

– Куда ж нас тогда?

– Да вот разузнал я. Через неделю в Нарву идет корабль с товаром. Вас возьмут на борт матросами. Как, согласны? Через месяц будете дома.

– Неужто такое возможно? Герр Эрик, как нам вас благодарить? – Петька радостными глазами глядел на улыбчивое лицо собеседника.

– Благодарить не стоит, ребята. Вы и так натерпелись лиха. Однако неделю вам надо как-то жить. Платы вам не положено, так решил шкипер, но я подумал, что несколько шиллингов вам не помешают. Возьмите и не держите на моих соотечественников зла. Времена такие, что… Жестокие времена, словом. А мне негоже вершить зло людям, среди которых придется работать.

– А кто вы, герр Эрик? – спросил Петька.

– Прихожусь очень дальним родственником семейству Гизе. А поскольку у меня оказались способности к чужим языкам, то меня и пристроили к торговым делам с Востоком.

– А вы много языков знаете, герр Эрик? – спросил Гардан.

– Знаю несколько, да и ты, Гардан, легко понимаешь чужую речь, не то что Питер. Учись, запоминай и больше говори, так сам скоро почувствуешь, как это интересно и не так уж трудно.

– А вы тоже поедете с нами? – неуверенно спросил Петька.

– Нет, этого не будет. Я отправлюсь в другую сторону. Торговый дом Гизе имеет большие дела с разными странами и городами. Так что прощайте, ребята. Вы мне понравились, вот я и помог вам. Да и негоже христианину оставлять своего брата в беде. Бог требует от всех нас милосердия и доброты, и вам того не след забывать, друзья. За доброту Бог завсегда воздаст нам многократно. Прощевайте, и возьмите деньги на первое время, а в Нарве вам выплатят малое жалованье. Не пропадете, надеюсь.

Эрик протянул ребятам тощий кошель, махнул рукой и пошел по сходням на причал. Там он обернулся, поднял руку, улыбнулся слегка и ободряюще кивнул на прощанье. Ребята провожали его глазами, пока он не затерялся в толчее, среди портовой суеты.

– Хороший он человек, – вздохнул Петька и посмотрел на Гардана вопросительно, как младший брат смотрит на старшего. – И куда мы теперь, а?

– В город, куда ж еще. Здесь нам лишь по шее можно ожидать. Неделю как-нибудь перебьемся, а там и судно подоспеет. На дворе лето, а коли уж я после моря и шлюпки не окочурился, так летом на берегу мне и подавно бояться нечего. Переживем, Петька, не бойся!

Они оглядели судно в последний раз. Никакого добра у них с собой не было, так что кроме страха, избиений и голода они здесь ничего не оставляли.

Без сожаления они ступили на пристань. Их поглотила толпа, шум и грохот порта.

Друзья остановились на некоторое время, обдумывая свои первые шаги на берегу. Перед ними возвышались шпили церквей, или кирх, как здесь их называли. Старый город манил своим многолюдьем и пестротой. Было еще далеко до полудня, но есть хотелось ужасно. Петька сказал:

– Давай, Гарданка, поглядим, сколько у нас монет?

– Что глядеть-то. Пока они есть, будем тратить на еду, а там видно будет. Да осторожнее надо, а то, глядишь, и спереть деньги могут. Вишь, толпа какая.

Они шли по тесным переулкам, а люди с интересом оглядывали их грязные одежды и босые ноги. Некоторые смеялись, стражники косились на них, но в этом богатом и большом городе было так много разного сброда, что два новых бродяги мало кого могли всерьез интересовать.