Второй раз повторять не пришлось.

Мощный электрический заряд прошел по позвоночнику, словно через столб громоотвода, и со всего размаха раскаленной добела иглой ударил в мозг.

– А... – Из горла собирался было вырваться дикий крик, но судорога, скрутившая тело, не позволила это сделать.

На какое-то мгновение я даже потерял сознание, однако второй болевой импульс, менее жесткий, чем первый, быстро привел меня в чувство.

– Жми на газ, нам нельзя останавливаться.

Нога вдавила педаль в пол, одновременно я попытался выровнять «скорую», успевшую за время моего кратковременного забытья в очередной раз уже ободрать бортом штукатурку с близлежащего здания.

– Ну как, лучше?

– Немного...

Желтая тварь, висевшая на лобовом стекле, не пропала совсем, став всего лишь полупрозрачной, но, во-первых, теперь я мог четко различать дорогу, а во-вторых, ее визг потерял силу и доносился откуда-то издалека.

– Ты что, сделала мне лоботомию?

– Не совсем, но что-то вроде.

Вдалеке показался просвет – переулок кончался, выходя на площадь перед стадионом.

Мы были почти у цели, когда из-под капота неожиданно вырвалась струя раскаленного пара, обдав стекло миллионами мелких горячих брызг.

– От удара сорвало патрубок радиатора, – сообщила Милая. – Двигатель, считай, уже мертв, поэтому разгоняйся по максимуму.

Я переключился на третью передачу, одновременно увеличив скорость, насколько это вообще было возможно.

Продырявленный снаружи и внутри, фургон «скорой помощи» сделал последний стремительный десятисекундный рывок, после чего его железное сердце не выдержало перегрузки, навсегда остановившись. Мы проехали по инерции еще около ста метров и окончательно встали – безумный марафон для покореженного автомобиля закончился. Он так и не достиг финишной ленточки. Выход на площадь перед стадионом маячил в трехстах метрах впереди.

– Побежали. – В наступившей тишине голос Милой прозвучал особенно громко.

Стремительным рывком открыв дверь «скорой», я спрыгнул на землю и, напрягая все силы, понесся к спасительной площади.

Разумеется, я не надеялся обогнать вертолет, который мог перегородить мне выход на открытое пространство, заполненное людьми и машинами. Но летательному аппарату потребуется несколько секунд, чтобы сесть. А при таком раскладе есть вероятность, что я еще успею проскочить.

Мне удалось пробежать всего несколько метров, как вдруг вспыхнули два факела – обе мои руки загорелись ярким фиолетово-красным пламенем. В ноздри ударил резкий запах паленого мяса, одновременно с этим нервные окончания принесли в мозг импульс адской боли.

Судорожно замахав руками, я потерял равновесие и со всего размаха упал на землю, при этом несколько раз перевернувшись.

– A-aaaa! – крик смертельно раненного зверя вырвался из горла Чужого.

– Никуда ты от нас не уйдешь, сука проклятая... Прямо сейчас я тебя поджарю на медленном огне. – В глазах Кары метались отблески пламени, горевшего в его душе, обуреваемой жаждой мщения.

У ЛСД пошла носом кровь, лицо стало белым как мел, а голова бессильно свесилась вниз. Он не вынес перегрузки кровавого кошмара, порожденного его собственным разумом, и провалился в глубокий обморок...

Вертолет завис точно над тем местом, где Чужой безрезультатно пытался сбить несуществующее пламя с рук, безостановочно катаясь по земле.

– Приготовься, сейчас выбросим тросы и будем спускаться, – раздался в наушниках Вспышки отстраненно-спокойный голос Кары.

Операция вступала в заключительную фазу.

Милой не потребовалось задавать вопросы, чтобы выяснить причину резкой перемены в моем поведении. Она выключила мое сознание, словно простую электрическую лампочку, а через мгновение вновь привела меня в чувство.

– Как только опять почувствуешь боль, представь букет полевых ромашек, эта ассоциация если не полностью разрушит иллюзию, то как минимум максимально ее ослабит.

– Что ты сделала?

Я поднялся с земли и вновь побежал. Кожа рук покраснела, как будто их только что вынули из котла с горячей водой.

– Слишком долго объяснять.

Сгусток нечеловеческой боли, заключенный в оболочке стальной пули, ударил в спину, прошел сквозь тело, по дороге разрывая густой клубок внутренностей, и расцвел кровавым цветком выходного отверстия чуть выше шрама от мнимого аппендицита.

Кара применил одну из своих самых безотказных иллюзий – проникающее ранение в брюшную полость.

Внутри живота разлился ковш раскаленного свинца, в глазах резко потемнело, и я в очередной раз потерял сознание. Тело, не контролируемое разумом, безвольной массой рухнуло на мостовую. Падение было неудачным – голова прошлась по асфальту, так что правая часть лица превратилась в кровавое месиво.

– Спускаемся, – приказал старший группы.

Судя по реакции Чужого на последний болевой импульс, сейчас он был беспомощен, словно ребенок.

– Вставай, беги и постоянно держи перед мысленным взором букет ромашек. – Милая в который уже раз привела меня в чувство.

Я сделал все в точности, как она сказала, – представил россыпь бело-желтых полевых цветов. И, как ни странно, боль отступила.

– Этого не может быть...

Если бы Кара собственными глазами не видел, как человек, секунду назад потерявший сознание от болевого шока, вновь поднялся и побежал, – он бы ни за что не поверил в эту дикую фантазию.

Однако отступать было не в его правилах. Вместо одной пули в спину беглеца ударила длинная, тяжелая очередь.

Было хорошо видно, как тело конвульсивно задергалось, реагируя на каждое попадание, и тем не менее Чужой не остановил свой стремительный бросок к намеченной цели.

– Он достигнет выхода из переулка через пятнадцать секунд. – Вспышка, благодаря своему дару, увидел Чужого на площади перед стадионом...

– Вперед, – коротко приказал Кара.

Его распоряжение было незамедлительно выполнено – вертолет пересек финишную черту на несколько секунд раньше обессиленного марафонца.

Вивьен наконец-то вернулась домой. Водная гладь, в которой растворилось не только ее тело, но и разум, была пропитана покоем и каким-то непостижимым умиротворением. Казалось, ни время, ни пространство не властны над этим безмятежным уголком мироздания, затерявшимся в каких-то неизведанно чудесных, по-детски сказочных далях.

Ей совершенно не хотелось ни о чем думать, но, как оказалось, даже эта тихая уединенная обитель не была местом абсолютного уединения.

Большая белая птица, появившаяся буквально из ниоткуда, громко захлопав крыльями, приземлилась на спокойную водную гладь, подняв кучу брызг и вспугнув мелкую живность, населявшую окрестности небольшого озерца.

– Расслабляешься? – Черный, похожий на бусину глаз был направлен, казалось, не на воду, по которой скользило ее грациозное тело, а куда-то неизмеримо дальше и глубже.

– Да, – коротко ответила девушка, сразу же догадавшись, что вопрос обращен к ней, а гонец появился здесь не просто так.

– Пора возвращаться. Времени нет.

– Конец времени означает конец мира, – нараспев протянула Вивьен. – Если нет времени, значит, нет ни-че-го, – последнее слово она произнесла по слогам.

– И что из этого следует?

– Ни-че-го... – Казалось, ей, словно маленькому ребенку, доставляет удовольствие забавляться, играя в непонятные, лишенные всякого смысла слова.

– Ты знаешь, кто я? – оставив без внимания последнюю реплику, спросила птица.